— Быстрее, пока они там, — в мой кабинет! — Илья рванулся вперед, Юлия за ним. Когда за ней закрылась тяжелая дверь она вздохнула спокойно — пережить еще несколько минут и они уйдут.

— Я посмотрю, как они там. — Илья вышел и направился к двери изолятора. Из-за двери слышались громкие всхлипывания и монотонный женский голос, о чем-то умолявший, просивший. Затем разговор перешел на шепот, и послышалась фраза Истомина:

— Хорошо, будь по-твоему, посмотрим…

Дверь открылась, лицом к лицу Илья стоял с отцом Натали. Колючий взгляд, казалось, сверлил его насквозь.

— Любезный, я уполномочен побеседовать с вами.

— Я к вашим услугам.

— Пройдемте в ваш кабинет.

— нет… но…там не совсем удобно… я …

— Полно, сударь, где же, если не там, я все-таки официальное лицо и непосредственно надзирающий за всеми подразделениями полиции. Тюрьмы не исключение.

Он рванул на себя дверь кабинета. Илья закрыв глаза прислонился к стене — все пропало. Глаза советника округлились от удивления, а затем он расплылся в счастливой ехидной улыбке:

— Юлия Григорьевна, милая, да каким же это ветром Вас сюда занесло, уж не зятя ли моего повидать надумали. Так разрешения на свидания выписываю лично я, — позвольте услышать вразумительное объяснение.

— Юлия Григорьевна состоит в волонтерском движении. — Юсупов вмешался в разговор и, отстранив советника, прошел внутрь кабинета. — Согласно указа государя нашего императора, о котором я полагаю Вам известно не хуже моего, Юлия Григорьевна, будучи представителем дамского комитета Московского отделения «Общества попечения о раненых и больных», имеет право оказывать добровольную безвозмездную помощь своими действиями и средствами, для помощи сирым и убогим, в том числе и заключенным. Документы оформлены в соответствии с указом, и вы можете в этом убедиться…

— Полно, господин начальник, полно, я верю вам. Теперь я понимаю, Юлия Григорьевна, источники вашей осведомленности. Весьма похвально, что такая знатная особа, дочь такого богатого и уважаемого человека занимается столь милосердным и богоугодным делом. Вы счастливица, Юлия Григорьевна, — какой у вас защитник…

— Сударь! — Илья вспылил, — что за тон…

— Отеческий, отеческий тон, уверяю вас, пылкий вьюнош, поверьте у меня и в мыслях не было обижать ни вас, ни Юлию Григорьевну. Но, сударь — к делу. Я должен поставить вас в известность, что ваш пациент Истомин вас покидает. Начальник тюрьмы в курсе, вот постановление об освобождении.

Юлия облегченно вздохнула — какое счастье. Андрей будет на свободе. Он поправится, он будет жить…

Через четверть часа на носилках вынесли Истомина, Натали проследовала за ним.

— Юлия Григорьевна, вы несказанно обрадовали меня тем, что служите здесь волонтеркой. — Отец Натали светло и счастливо улыбался. Поверьте, это лучшая новость за последнее время.

Он поклонился и вышел.

Юлия кинулась на шею Илье:

— Ну вот, все кончено…

— Теперь ты со спокойной совестью можешь идти домой. Я надеюсь пыл работать здесь у тебя пропал. К тому же мне совсем не нравится радужное настроение этого скользкого типа!

Юлия посмотрела на него с недоверием:

— Подожди, ты действительно считаешь, что я тобой воспользовалась, только чтобы повидать Истомина? Ты считаешь меня такой подлой?

— Ах да, прости, — Илья перевел все в шутку, — Колька! Здесь еще твой слуга.

— Я не уйду отсюда, даже, если прогонишь. Ты сам сказал, что как местный представитель Дамского комитета Московского отделения Общества попечения о раненых и больных …

— Я не знаю, что бы я делал, если бы он захотел посмотреть документы. В этом представительстве комитета только ты да я.

— ???

— Да, моя милая…

— Илья… Илья, я твоя должница на веки вечные. И я не оставлю тебя.

— Ну нет, вернуть долг ты можешь как раз оставив эту работу и эти глупые идеи. А Кольку твоего я в обиду не дам.

Юлия подошла к нему вплотную и посмотрела в глаза.

— Не гони меня… она поднялась на цыпочки и поцеловала его. Он обнял её и поцеловал в ответ. Прижав её голову к своей груди он смотрел куда-то в даль в окно. Что ждало эту птичку в его обществе. Она не хочет его оставить потому, что он ей нравится, или из чувства безмерной благодарности.

— Домой, милая, домой! Ты еще должна подготовиться к балу. Я заеду за тобой после семи…

* * *

Шум и суета во дворе особняка Семенова провозглашали окружающим, что сбор гостей в самом разгаре и вот-вот начнется праздник. Двор и сам особняк были украшены не так богато, как на маскараде у Деменевых, но все было очень чисто, уютно и так по-домашнему. Илья подъехал к дому Юлии ровно в семь, она видела его в окно и, как расшалившийся ребенок, уселась на кровати и заставила его ждать битых полчаса, хотя сама была уже давно готова. Нежно розовый шелк её платья оттеняла белоснежная прозрачная накидка. Бриллианты на шее и в ушах тоже были нежно розового оттенка, их привезли отцу из Саха, — там нашли целое месторождение этих редких камней. Приглашенный парикмахер уложил волосы Юлии замысловатыми волнами и убрал в сложную прическу.

— Нет, ну в тебя нельзя не влюбиться!

Маменька стояла за спиной и улыбалась.

— Подумать только, а ведь каких-нибудь двадцать лет назад я тоже была такой же красавицей.

— Смею предположить, маменька, ты была еще краше, вот только у тебя уже была пятилетняя я.

— Ну ничего, ничего, ты молодая вдова, с солидным приданым, бог даст и ты родишь нам внуков. Уж мы их с отцом избалуем…

— О! Нет! Только не это. После того, что мне пришлось пережить я и думать об этом не могу без содрогания.

— Ну, Юленька, второй раз всегда легче…

— Барыня, — вошедший лакей низко поклонился, — барин Илья Иванович Юсупов прибыли и ожидают…

— Бесстыдница ты, Юленька, заставляешь ждать такого кавалера! — она пробормотала в полголоса — Если б он тебя еще от этой твоей тюремно-медицинской блажи отговорил — цены б ему не было…


Они подъехали к особняку Семеновых, когда там уже вовсю гремела музыка. На улице было тепло, поэтому летняя веранда была превращена в танцевальный зал, а аллеи сада были уставлены скамейками и летними столиками для гостей. Юлия с маменькой присели перед Семеновым в реверансе и преподнесли драгоценный подарок — саблю с инкрустацией ручной работы, украшенную сапфирами и борзого щенка, — Семенов был знаток утиной и заячьей охоты. Просиявший именинник расцеловал обеих, тут же пригласив на открытие весенней охоты.

— Жаль, эх, жаль нету батюшки вашего, а что, не вернется ли он к тому времени?

— Нет, — Юлия горестно вздохнула, — дела продержат его в Тюмени до конца мая, а уж потом…

— Ну, ничего, ничего, мы с ним на осенней и зимней охоте нагоним упущенное, а пока… Надеюсь, что два его любимых сокровища не будут скучать в нашем обществе на открытии. Жду вас. Мои лучшие жеребцы к вашим услугам! Моя супруга завтра же отправит вам письменное приглашение.

Ароматы весеннего города, вечерние огни звезд, теплые ладони Ильи, шампанское, танцы, — у Юлии кружилась голова. Ей вдруг так захотелось, чтобы кто-то любил её, любил всем сердцем, чтобы сильные мужские руки прижимали её к себе, чтобы от любви и страсти горело все тело…


— Я тебя украду… — тихонько проскользнув через веранду в сад, а оттуда за ворота Илья поднял её на руки и усадил в карету, — не могу больше, с ума схожу от тебя. Ты моя! Моя, слышишь?

Она молчала, она только подставляла губы под его горячие поцелуи, таяла в его нежности. Он внес её на руках в свой дом и уложил на большую широкую кровать и лаской отвоевывал поцелуй за поцелуем. Она тонула в его глазах, слова любви, которые он шептал ей на ухо, были именно теми словами, которые она хотела слышать в этот момент, ей было так хорошо, как не было никогда и ни с кем. Истомин, муж, — никто не мог сравниться с ним в нежности и страсти. Она не любила — она пылала, так она чувствовала впервые за всю свою жизнь. Какая она была глупая, что не подпускала его к себе близко. Такого красивого, сильного, нежного, искреннего, изголодавшегося по любви и ласке и щедро одаривавшего её всеми этими сокровищами. Словно котенок, она свернулась клубочком рядом с ним — большим, сильным, теплым и уже почти родным, и заснула, заснула так крепко, что сначала даже не видела снов. Но потом вдруг не то сон, не то явь окутали её. Она брела по ночной улице и искала Истомина. Она помнила, что должна увидеть его и что-то ему сказать. Ветви деревьев цепляли её платье, ветер поднимал с земли сухие опавшие листья, дождь с градом били ей в лицо, но как умалишенная она шла сквозь бурю, надеясь разыскать Андрея. Она знала, что нужна ему. Внезапно, откуда-то из-за поворота вышел он. В длинном плаще и шляпе он прошел мимо, словно не замечая её. Она коснулась его руки, но он словно не почувствовал. Что это? Он не видит её! Он её не видит! Она что, привидение?

— Андрей! — Она закричала во весь голос. Истомин не слышал её. Андрей! Андрей! Она кричала все громче!


— Андрей! — с криком она села на постели.

— Ну, ну, хорошая моя, — Илья погладил её по голове и придал к себе, — это бывает, ничего, успокойся, он сейчас в безопасности, дома.

— Прости меня, это тоже моё проклятье, я кричу каждую ночь. Мне опять снился кошмар. Не подумай, пожалуйста, я не думала о нем сегодня совершенно, мне было хорошо, так хорошо с тобой. Я была сегодня с тобой, — не с ним — с тобой, только с тобой, и душой и телом. Мне нужен ты, — только ты.

— Илья улыбался и смотрел на неё с нежностью.

— Ты думаешь я не чувствовал, — меня очень трудно обмануть. Я знаю, что ты была искренна этой ночью. Мне тоже было с тобой очень, очень хорошо. Спи… Еще пара часов до рассвета.

— Я не могу!

— Почему?

— Что маменька скажет? Я думаю она сходит с ума.

— Приготовься что-нибудь соврать. Думаю, прием у Семенова закончится только на рассвете, можно будет придумать что-нибудь.

Юлия смущенно уткнулась ему в плечо:

— Я такая голодная!

— Сейчас мы утолим твой голод и в прямом и переносном смысле.

Он снова окутал её лаской и нежными поцелуями, и она провалилась в глубокий любовный омут.

* * *

— У тебя же сегодня выходной? — Юсупов с удивлением смотрел на Юлию, вошедшую к нему в кабинет, — зачем же ты, после такой ночи, ты же не спала!

— Ты тоже! Я не могла не прийти, я хотела тебя видеть.

— Я тоже, поверь, но я бы обязательно приехал к тебе вечером.

— Я хотела тебя видеть прямо сейчас! И к тому же я спала почти весь день. Скоро конец твоей работы и я заберу тебя и увезу. Ну, а завтра, как обычно — снова на работу.

— Ты никогда не останавливаешься! — Илья подошел к ней и нежно поцеловал.

— Позволь мне тебе помочь. Ну не сидеть же мне здесь сложа руки.

— Ну бог с тобой — присядь, просмотри вот эти бумаги — он кивнул на стол, заваленный кипами заявлений от заключенных, а я …

— Илья Иванович! Там тяжелый, кажется тиф!

— Юлия! — голос Ильи загремел металлом, — из кабинета никуда, жди меня здесь!

— Я с тобой!

— Нет! — Его взгляд метнул молнию, — Это уже не игрушки! Жди здесь.

Он надел повязку и вышел.


Она не видела его таким никогда. Даже страшно стало — ого каков он в гневе, с таким и не поспоришь! А у него характер! Надо же, только что пылал от любви и таял в её объятьях, а тут — какая перемена. Кремень. Она послушна села к окну и стала наблюдать за тем, как заключенные мели тюремный двор. Спустя несколько минут она услышала шорох за спиной и удавка сдавила ей горло. Грудь разрывалась от нехватки воздуха, она отчаянно пыталась вырваться. Ей воткнули в рот кляп и ослабив удавку надели на голову серый мешок. Теряя сознание, она чувствовала, как её несли по лестнице. Лязгнул один замок, другой, третий, раздался скрип открываемой металлической двери. Её бросили на пол. Она больше ничего не чувствовала и не помнила.

Кто-то лил холодную воду ей на лицо. Вокруг был смрад, вонь и дикий хохот. Она очнулась и огляделась — она была посреди мужской камеры. Добрых три десятка заключенных смотрели на неё с вожделением и дико хохотали.

— Ай да лялю нам кум подкинул, ай да кум! Повеселимся!

Грязные арестантские руки, словно клещи подхватили её и стали передавать от одного к другому. Её грубо лапали и пытались задрать на ней юбку. Она отбивалась как могла.

Один из заключенных завернул ей руки за спину и уложил на лавку. Двое других ухватились за ноги. Бороться было бессмысленно, она закричала:

— Помогите! Помогите, кто-нибудь!

— А-а, трепыхается птичка. Бородатый здоровяк подошел, пристроился между её ног и разорвал платье её на груди. Возникла пауза. Заключенные дико и озверело смотрели на эту картину.