— Где же он, я не могу его отыскать уже почти час.

— Помилуйте, Юлия Григорьевна, верно чистит оружие где-то, он ведь на селезня собирался.

— Понятно… плохое предчувствие преследовало её с самого утра. Юсупов не заехал к ней, а просил о встрече прямо на месте сбора. Теперь его нигде нет.

— Со счастливым избавлением от тюремных приключений.

Юлия обернулась. Конечно! Кто еще мог так ехидно прошипеть у неё за спиной. Отец Натали. В кого дочь — такая же ехидна.

— Думаю, что больше не доставлю вам удовольствия так издеваться ни надо мной, ни над моими близкими. — Юлия с вызовом глядела на него. — Я намерена по возвращению отца рассказать ему все честно о ваших подвигах.

— Но помилуйте, — отец Натали смеялся ей в лицо, — ведь это надо еще доказать. И потом — не нужны вы мне больше, поверьте, у Натали все наладилось, она счастлива с мужем.

— Думаю, что отец поверит мне на слово, думаю, его связей в Петербурге хватит, чтобы лишить вас и власти и поддержки ваших благодетелей. Веселитесь! Недолго вам осталось!

Отец Натали расхохотался:

— Глупая, такая же, как и все женщины. — Он развернулся и пошел к месту сбора охотников на селезня. Затрубил рожок. Дамы и кавалеры на лошадях выехали в сторону большого оврага, за которым было поле. Охотники на дичь направились к речному берегу. Нужно было сделать засаду, чтобы подпустить дичь близко. Отец Натали отделился от остальных. Его собака нетерпеливо виляла хвостиком и рвалась с поводка.

— Идите, господа! Я присоединюсь к вам позже — хочу пройти на косу — там мои мужики вчера видели много утки.

Юлия развернула коня и поскакала в противоположную сторону, вместе со всеми остальными. Юсупова не было ни среди тех, ни среди других. Она остановилась и спешилась. Где он мог быть. Дурное предчувствие, которое мучило её, становилось все сильнее. Она решила не ехать, а ждать возле шатра. Расстелив покрывало, она села на траву и стала смотреть вдаль.


Отец Натали почти добрался до речной косы. Придерживая собаку, он шел осторожно, стараясь не хрустнуть веткой. Густые заросли плакучей ивы и кустарника мешали быстрому передвижению, и приходилось то и дело останавливаться, чтобы потихоньку проложить себе дорогу. Азарт охотника в нем был очень велик. Он издалека видел, как черно было от птицы в заливчике перед косой — большая, очень большая стая. В основном самки — самцов считанные единицы.

Он подкрался на расстояние выстрела. Сняв ружье с плеча прицелился…

— Бог в помощь! Что ж это Вы, господин начальник управления в самок целитесь — по правилам бить можно только селезня.

Советник обернулся. На него в упор смотрел Юсупов.

— Вы мне стаю спугнете, убирайтесь!

Выстрел, прозвучавший как щелчок кнута, отразился эхом и черная стая поднялась с воды, направляясь в сторону расположения остальных охотников. Через несколько минут оттуда зазвучали выстрелы. Несколько птиц упало в воду.

— Промах! — советник в сердцах плюнул.

— Ну что ж, значит удача сегодня на моей стороне!

— Вы еще здесь?

— Да и разговора у нас с Вами не будет. Живым отсюда вернется один из нас.

— Да вы что! Вы сумасшедший! — глаза советника округлились, он оглядывался вокруг, явно ища помощи.

— Никого — не так ли. Правосудие в нашем государстве зависит от того с кем ты водишь дружбу и как плотно набиты твои карманы. Я, собственно, просто ставлю вас в известность, что должен просить у вас сатисфакции за все те гнусности, которые в свойственной вам манере вы организовали против Юлии Григорьевны.

— Вытянувшееся от удивления лицо отца Натали, скорчилось в смешливой гримасе.

— Ромео! Подумать только! Какое благородство!

— Полно, сударь. Я предлагаю вам выбор.

— Интересно послушать!

— Стреляться здесь, сейчас …

— Или?

— Или русская рулетка. Что вам больше по душе.

— Вы болван, если вы думаете, что я соглашусь на эту глупость.

Илья подошел к нему вплотную и взял за грудки.

— Тогда я вас просто убью. Вы не вернетесь живым. Я просто даю вам равную со мной возможность.

— Как оригинально. Если вы меня застрелите, то свалите на несчастный случай, а если русская рулетка- самоубийство. Вы не учли одного. Я не так благороден. Валяйте, убивайте.

— Не сомневайтесь, моя рука не дрогнет, — он вытащил патрон с жаканом и вставил в ружье.

Делано отвернувшись, советник метнулся в сторону остальных охотников. Илья взвел курок. Мгновенно на этот звук отец Натали обернулся и выстрелил. Плечо Ильи окрасилось кровью. Ответный выстрел прозвучал практически сразу. Советник, с пулей в груди упал в камыши навзничь. Илья подошел ближе. Колючие серые глаза отца Натали смотрели в небо. Илья закрыл их и пошел прочь. Кровь тонкой струйкой стекала по плечу.

— Ну, вот и все! Ты получил свое! Прости меня господи! Сотни спасенных и первый убитый…

Плечо горело. Царапина. Ничего страшного, однако в ружье советника тоже была пуля а не дробь. Он убил человека…впервые…ради Юлии…


Гремевшая вокруг канонада выстрелов не привлекла внимания ни к нему, ни к месту происшествия. Илья, оглядевшись вокруг, быстро скрылся в своей палатке. Плечо ныло. Он забинтовал рану и снял окровавленную рубашку. Засунув её в охотничью сумку и надев темную куртку, Илья здоровой рукой забросил сумку далеко в камыш. Закрыв глаза, он полулежал в палатке. Семенов с утра его видел. Он сказал начальнику, что будет чистить оружие и готовиться к охоте на утку. Надо немного отлежаться. К вечеру надо будет вернуться, чтобы и остальные увидели его…


Юлия сидела у шатра и безуспешно пыталась высмотреть Илью. Все разъехались, кто на реку, кто в поле, остались только лакеи и слуги, которые суетились, накрывая перед шатром деревянные наскоро сбитые столы к вечернему сбору охотников. Белоснежные скатерти обильно уставлялись графинами с водкой и клюквенной наливкой. Белое виноградное вино в кувшинах и графины с перцовкой стояли в великом множестве. Хрустальные фужеры и китайский фарфор были накрыты салфетками, чтобы мошкара и сухой прошлогодний лист, случайно упавший с ветки, в них не угодил. Тут же повара чистили картошку и потрошили рыбу. Рядом горели два больших костра, над одним из которых повесили большой котел под шурпу. Ее очень любил Истомин старший и есть и готовить, он привез рецепт еще с первой войны с Кавказа. Правда приехав, он переделал его под местные условия и вместо говядины в шурпу стали класть птицу, ну а название прижилось. Над вторым костром расположили жаровню с вертелом.

Лакей поднес Юлии бокал с шампанским. Она отпила глоток.

— Кого-то ждешь?

Знакомый до боли голос заставил её вздрогнуть. Истомин! Андрей!

Он стоял за её спиной и вымучено улыбался. Она поднялась навстречу ему:

— Господи! Да как же ты здесь! Ты же еще совсем болен, тебе нельзя даже двигаться.

— Я пришел повидаться с тобой и поблагодарить тебя. Пойдем, прогуляемся.

— Нет, только не это! А вдруг твой тесть увидит. Да и потом- до прогулок ли тебе — ты весь переломан был!

— Ушибы! Действительно сильные, но ушибы. Свежий воздух мне полезен. Он смотрел на неё своими ясными глазами и улыбался, склонив голову на бок. — Пойдем!

Она взяла его под руку, опираясь на палочку, он повел её в сторону реки.

— Ты вся дрожишь!

Юлия не знала, что ответить. Она действительно дрожала от близкого присутствия Андрея, он был её мечтой, её недосягаемой целью, её идеалом — тем, к кому она стремилась и кого любила все эти годы. Почему же сейчас она не чувствует того, что чувствовала буквально еще месяц назад. Все её мысли были о другом…

Андрей накинул ей на плечи свой теплый вязаный жакет.

— Смотри! Как быстро стемнело, буквально за какой то час.

Цикады расшумелись над их головами. Маленькая ночная бабочка села Юлии на плечо, и тут же перелетела на ткань палатки, замаскированной листвой и ветками. Илья Юсупов с замиранием сердца слушал разговор, свидетелем которого оказался.

— Я хотел поблагодарить тебя, от всего сердца…

— За что?

— За то, что не испугалась и все таки сказала мне правду, за то что вернула мне веру в тебя, твою любовь, за то что открыла глаза на …

— Андрей! Прости меня. Я не должна была…

— Ты все сделала правильно, я знаю, что ты сильно рисковала собой. Я! Просто я поражен тем, что ты пошла в тюрьму, чтобы как-то мне помочь. Я сильно пересмотрел свои взгляды. Я много думал. Ты нужна мне.

— Прости, но ты не свободен. Ты же не сможешь оставить Натали. Ваших детей. И я…

— Ты влюблена?

Илья с замиранием сердца ждал её слов. Он кипел от негодования, он просто ненавидел Истомина. Он не мог сейчас ничего сказать и сделать.

— Я… мне кажется, я люблю Илью. Мне хорошо с ним, я благодарна ему за многое.

— Но ведь то, что ты так долго хранила в своем сердце, не может улетучиться так сразу. Я не могу официально оставить жену, но и жизни своей без тебя я совсем не представляю. Теперь, когда я знаю правду. Я готов сбежать отсюда хоть на край света. Только бы с тобой!

Юлия смотрела на Андрея, на его благородный профиль, слушала слова, которые мечтала услышать все прошлые годы. Еще месяц назад она не задумываясь оставила бы все на свете и сбежала бы с ним на край света. Но сейчас — она не могла. Она удивлялась той перемене, что произошла с ней, но она не могла.

— Прости. Ты же знаешь…Я не предатель.

— Знаю. — Истомин взял её за руку. Я знаю, и от этого мне еще больнее. Я только теперь понял как больно я тебе сделал тогда.

Они стояли в полной тишине. Илье казалось, что в этой тишине стук его сердца раздается на половину округи. Она любит его. Она его не предаст. Зазвонил колокольчик.

— К ужину. Охотники вернулись. Нам пора. — Юлия зябко поёжилась. Андрей обнял её:

— Позволь мне…

— Что…

— Поцелуй. Последний поцелуй. На прощанье!

Словно красная пелена ревности застила глаза Илье. Он сам не почувствовал, как вылетел из своего убежища:

— Она же тебе сказала, что она не предатель!

Юлия вскрикнула от испуга.

— Сударь. Юлия Григорьевна — моя женщина. Я случайно, уверяю, совсем случайно стал свидетелем вашего разговора. После того, что она перенесла из-за вас, вы смеете делать ей непристойные предложения. Вы подлец! Вы не представляете, что ей пришлось выстрадать из-за вас! Вы не достойны её.

Истомин с поклоном обронил:

— Извольте, я к вашим услугам!

— Ваше оружие!

— Стреляться — думаю, так будет лучше для всех!

Илья кинул Истомину пистолет.

— Расходимся.

— Я просто хочу, чтобы вы знали. Я любил Юлию всем сердцем. Она дорога мне. Я до сих пор её люблю!

— Я тоже её люблю.

— Господа!

Юлия, пришедшая в себя, кинулась к ним и упала между ними на колени.

— Прошу вас! Не надо! Умоляю! Не стреляйтесь! — Она почти кричала — не стреляйтесь… не любите… не любите меня, господа… Я приношу только горе, не любите меня… — слезы покатились из её глаз.

Истомин опустил пистолет. Илья поднял Юлию и прижал к себе:

— Ну не надо! Прошу! Я не могу видеть твоих слез! Ты моё счастье. — Он осыпал её мокрое от слез лицо поцелуями.

Андрей, бросив прощальный взгляд на Юлию, положил пистолет на землю. Прихрамывая и опираясь на трость, он пошел в сторону шатра. Илья прижимал Юлию к себе и гладил по голове как маленькую:

— Ну, прости меня! Я, правда, обещаю больше так не ревновать. Я вижу — нет повода!

— Я не давала повода, правда. Как ты вообще здесь оказался! Ты следил за мной?! — она стукнула его по плечу кулачком. Илья охнул и схватился за плечо. Юлия отступила:

— Ты… погоди, ты… да ты ранен!

Она усадила его на траву и осторожно сняла куртку с плеча.

— Боже, ты ранен! — безумная догадка осенила её, — ты что… что случилось? Так вот почему тебя нигде не было! Господи! Нет!

Она закрыла лицо руками!

— Что ты наделал!

— Мы с советником стрелялись!

— И…

— Он мертв! И больше тебе ничего не угрожает…

— Ты помешался! Тебя посадят в тюрьму! Зачем! Я не вынесу … я же говорила тебе — я приношу одни несчастья.

— Успокойся, никто не видел. Пуля выпущена из охотничьего ружья. Пуля на оленя. Спишут на несчастный случай на охоте. Застрелить мог кто угодно.

— Если увидят, что ты ранен, все сразу поймут…

— Не увидят, Юленька, не увидят.

— Тебе нужно обработать рану и как следует её забинтовать. И одежда! Тебе нужна одежда! Где твоя рубашка?

— В камышах в реке.

— Боже. Сиди здесь и не шевелись, я придумаю что-нибудь. Мне нужно показаться на поляне, чтобы маменька не подняла шум. Рубашка была белая?