— Проказница! А где маменька?

— а маменька ждет дома. У нас сегодня праздник — семейный конечно, по случаю твоего приезда, и еще по одному поводу.

— И что еще за повод — Деменев усаживался в коляску.

— Прежде чем я тебе расскажу, я должна тебя усадить на твердую поверхность стула в нашем доме.

— Егоза, ты меня пугаешь. Меня не было всего два месяца, ты же не хочешь сказать…

— Отец, мне столько тебе нужно рассказать…


Стол в доме Деменевых ломился от угощения. Торжественный ужин был назначен на семь вечера, и маменька томилась в ожидании. Юлия уже час не выходила из кабинета отца. Юсупова всё не было. Наконец чернее тучи Деменев появился. За ним, с нарочито уныло-виноватым видом, посверкивая чертиками в глазах шествовала Юлия.

— Выходит вас нельзя оставить ни на минуту. Надеюсь, Юленька, твой избранник будет контролировать тебя лучше, чем твоя мать! — он блеснул в сторону маменьки глазами, — счастье этого подонка, отца Натали, что он не дожил до моего приезда. Смерть показалась бы ему раем…

— Господин Юсупов с визитом! — лакей, поклонившись, доложил о приходе гостя. Илья вошел с поклоном. Деменев, широко расставив руки и улыбаясь, поприветствовал его и обнял.

— Илья Иванович, просим к столу! — маменька была в восторге от того теплого приема, который был оказан Юсупову. Тот поклонился и пожал Деменеву руку:

— С удовольствием.

В середине праздничного ужина Юсупов встал:

— Позвольте Григорий Тимофеевич и Валентина Семеновна просить руки вашей дочери. Мы любим друг друга.

— Ну что сказать совет да любовь! Мать давай икону. Благословим молодых.

Окна дома Деменевых светились в вечерних сумерках. За счастливыми лицами Юлии и Ильи на семейном ужине сквозь занавеску наблюдал Андрей Истомин.

— Милый! — послышалось из соседней комнаты, — захвати плед, сыро, я зябну.


Илья вышел на улицу. Коляска ждала его около ворот. Юлия, накинув шаль, вышла его проводить:

— Так не хочется тебя отпускать. Мне что-то тревожно.

— Твой отец вряд — ли допустит, чтобы я оставался на ночь до тех пор пока мы поженимся.

— Это правда, — Юлия рассмеялась, — я бы очень удивилась, если бы он позволил. Все-таки вы, мужчины, такие собственники! Да! Скажи мне, что случилось, почему тебя срочно вызвали в госпиталь.

Юсупов помрачнел:

— Давай не будем об этом, тебе лучше не знать.

— Не скрывай ничего, так только хуже, — я точно спокойно спать не смогу.

— Стало известно о том случае с твоим похищением. Теперь пытаются понять, как женщина попала в камеру к уголовникам. Вся камера усиленно дает показания. Нас всех, включая Семенова, допрашивали. Его заместитель рассказал, что поставлял девочек с улицы, но потом прозвучала твоя фамилия. В книге регистрации пропусков нашли запись. Сейчас дело усиленно расследуют. Боюсь, что все выплывет наружу и тогда…

Юлия побледнела:

— Я расскажу об этом папеньке. Про отца Натали он знает, но не все, случай с похищением рассказывать я ему не планировала, но… Он поможет! Обязательно поможет.

— Хуже всего с советником. С помощью нехитрых умозаключений можно догадаться, что за свою невесту я мог бы убить кого угодно, в том числе и его.

— Это еще надо доказать. Твоя рана затянулась, а других доказательств у них нет. У этого человека было слишком много врагов.

— Будем надеяться, Юленька. — Илья обнял её и отстранившись немного посмотрел ей в глаза. Он тонул в них, он уже был уверен — в битве с Истоминым он победил. Он поцеловал её, так, словно это было в последний раз.

— До завтра, сокровище мое!

— До завтра.

Юлия вернулась в дом. Отец уже шел в спальню, отдыхать после тяжелой дороги и долгого вечера

— Папенька!

Деменев остановился, и устало посмотрел на неё:

— Что, Юленька?

— Я должна тебе еще кое-что рассказать.

Она взяла отца за руку и потянула за собой. За несколько минут она выложила ему все, что тщательно скрыла, щадя его:

— Илье угрожает опасность. Я не знаю, как мы справимся без тебя.

— Утром, — Деменев устало вздохнул, — все утром. Юленька, ну конечно я не дам в обиду твоего мужа. Мы все уладим. Как фамилия этого петербургского ревизора?

— Я не знаю, не помню. Илья говорил, что-то вроде Васильев… не помню…

— Васильев?! Станислав Павлович?! Васильев в министерстве был один. Если это он, то это хорошо. Завтра я хотел ехать в поместье, но, по-видимому, придется отложить поездку. Спи!


Юлия рухнула на постель, как будто тяжело работала целый день. Глаза слипались. Сон рисовал картины прошлого. Ей было нехорошо, голова кружилась, в глазах темнело, тошнило. Во сне бывший муж Михаил нес её на руках в спальню, за ним шел доктор:

— Ничего, барышня, в вашем состоянии это как раз таки очень даже хорошо, это значит, что ребеночек надежно укрепился, и вам не грозит выкидыш. Поэтому облегчение делайте себе через малосоленую диету, больше овощей и молока. Через пару месяцев это пройдет окончательно, и вы сможете кушать все, что захотите.

Михаил уложил её на кушетку в гостиной. Перед иконостасом в углу горела лампадка. Сладковатый дым давал облегчение, Юлия устало смотрела на мужа. Её рвало все утро, она не могла проходить мимо кухни, где тушилась оленина — её прежде так горячо любимое блюдо. Михаил присел на краешек кушетки:

— Я так счастлив, Юленька, я стану отцом. Сегодня же напишу своим родителям — мы сможем поехать к ним уже следующим летом.

— Я думаю, до лета нам надо будет перебраться в Екатеринодар. Я не хочу рожать здесь, там мне будет легче!

— Да но… как я оставлю завод. Ведь тесть на меня надеется. Управление сейчас все на мне!

— Думаю, пару месяцев тут без тебя обойдутся, отвезешь меня, а когда малыш родится, ты сможешь вернуться.

— Будь по-твоему. Тебе теперь и перечить нельзя — ты в положении, — Михаил сиял, он наклонился и поцеловал Юлию в плечо. Борода кололась, Юлия, поморщившись, отстранилась. Михаил виновато улыбнулся и поцеловал ей руку:

— Может, потом ты будешь любить меня хоть немного, когда увидишь, каким я буду хорошим отцом.

Юлия отвернулась, перед глазами стоял Андрей. Как она могла любить мужа, когда её сердцем целиком и полностью владел только один человек — Истомин. Если бы это был его ребенок! Её опять тошнило!

Она проснулась и села на кровати. Это чувство нельзя было спутать ни с чем. Её тошнило не во сне — по-настоящему. Догадка осенила её! Нет! Только не это! Только не сейчас! Она схватилась за голову. Ребенок! Ребенок Ильи. Она опять беременна! А чего она хотела? Рано или поздно это должно было случиться.

Юлия вышла на балкон. Вставало солнце. В окне второго этажа генерал-губернаторского особняка мерцал тусклый свет. Дверь на балкон открылась и показалась Натали. Она была в белоснежном пеньюаре. Живот уже был виден достаточно хорошо. Она обмахивалась веером. По-видимому, ей было душно. Юлия, не отрываясь, смотрела на Натали. Та заметила её и тоже глядела, не отводя глаз. О чем она сейчас думает? Как они живут с Истоминым. Значит, они помирились и у них все хорошо! Юлию тошнило все сильнее. Она больше не могла сдерживаться, голова закружилась, она упала на пол балкона без чувств. Ошеломленная этой картиной Натали тут же скрылась в комнате. Через минуту оба — она и Андрей были вновь на балконе. Натали ехидно усмехалась. Андрей, видя, что Юлия не приходит в себя, кинулся вниз. Еще через пару минут он уже стучал в ворота особняка Деменевых.


Юлия очнулась в своей постели. Была уже глубокая ночь. Рядом сидела нянька Марья.

— Что со мной?

— Очнулась? Слава богу, побегу за твоей маменькой, она просила сразу, как ты проснешься её позвать.

Нянька, не смотря на свой преклонный возраст, буквально спрыгнула с кресла- качалки и бросилась в спальню родителей.


— Ты представляешь, тебя Андрей Истомин увидел, когда ты сознание потеряла. Ты целый день была без сознания! Он вышел на балкон и увидел тебя. И сразу к нам прибежал — всех поднял на ноги, — маменька гладила её по голове и поила с ложечки теплым молоком, — Доктор приходил, да так ничего толком и не сказал — ты была без чувств. Он сказал, что похоже на отравление. Прописал промывание и пилюли, сделал укол и сказал, что будет завтра. Но мы то с тобой знаем, что это за отравление.

— Маменька! Я боюсь!

— Маменька с тобой, теперь то уж я не допущу, чтобы случилось что-то плохое. Мне просто нужно подтверждение моих догадок. Это то, о чем я думаю?

Юлия кивнула и уткнулась в теплые мамины руки.

— Отлично. Сейчас я получу выволочку от твоего папеньки, а потом мы будем улаживать все остальное. Надеюсь, ты понимаешь что…

В дверь комнаты постучали. Лакей, поклонившись, сонным голосом пробормотал:

— Срочное письмо для Юлии Григорьевны.

Юлия взяла конверт. Дурные предчувствия её не покидали:

— Это от Ильи.

Она вскрыла конверт. Глазами пробежала строчки.

— Господи! Илья арестован! — она разрыдалась.

* * *

Деменев метался взад — вперед по комнате Юлии как тигр по клетке. Истерика не прекращалась уже два часа. Юлия то рыдала, то её тошнило, то она не могла напиться воды, потом её опять тошнило, и она опять рыдала. Деменев высказал все, что думает о ней, её матери и Юсупове. Юлия рыдала:

— Я проклята! Она уже не могла говорить и только хрипела, — я проклята, проклята, слышишь, отец! Со всеми, кто меня любит, случаются несчастья.

— Пора кончать с этим проклятьем. — Деменев больше не мог смотреть на происходящее. Он сел на кровать и обнял Юлию.

— Я все улажу, я тебе обещаю. Я все улажу. Ну не плачь, успокойся. Юсупова сегодня же выпустят, я все устрою, только успокойся. Иначе точно мне внука угробишь. Ну, разве можно, в твоем-то теперешнем положении!

Юлия, обессилев, всхлипывала у него на плече.

— Ты правда его вытащишь?

— Клянусь! Для меня, если только это тот самый Васильев, нет ничего невозможного. Поспи пару часов, уже утром твой Илья будет здесь. Вы должны немедленно обвенчаться. Я прощу все что угодно, кроме позора. Уж прости — пышная свадьба отменяется. Обвенчаетесь здесь, если, конечно, он будет согласен. Мать! — громогласный оклик поднял на ноги и тех, кто еще все-таки умудрялся спать, — посылай за батюшкой! Попа накормить и пусть ждет, пока я приеду. Через два часа рассветет. Посмотрим, что там за ревизор Петербургский.


Илья Юсупов сидел в карцере. Нары без матраца. Ни стола, ни стула. Ему объявили об аресте прямо в госпитале, когда он закончил оперировать заключенного. Ревизор был краток. Заместитель Семенова рассказал о заказе начальника губернского управления полиции на похищение Юлии. Документов, подтверждающих право выписки пропуска на Деменеву, не было вовсе никаких. Подпись везде Юсупов ставил свою, соответственно — он преступник, кроме того, темное дело с убийством советника на охоте — не Юсупова рук ли это дело! Будет ясно после допроса госпожи Деменевой. Ревизор был очень доволен. Он уже был готов писать рапорт государю о раскрытии должностного преступления, похищения и убийства. Илья молчал, хотя понимал — всё против него. Он ни минуты не жалел о содеянном и только ругал себя за неосмотрительность. Прыткий чинуша непременно добьется своего. Юлии ему больше не видать. Что его ждет — каторга?


Ревизор только выпил утреннего чаю с долькой лимона, который ему принесли в хрустальном стакане с серебряным подстаканником. Жесткий стул кабинета тюремного начальника ему очень не нравился, — то ли дело мягкие кожаные кресла его кабинета в Петербурге. Однако, теперь, после такого успешного дела, ему как минимум светит повышение. И, подумать только, все из-за какой-то анонимки. Этот аноним прямо его благодетель.

Дверь скрипнула. На пороге вырос бородатый мужчина высокий и крепкий. Дорогая одежда и золотые часы на цепочке. Лицо знакомое до боли.

— Господин Деменев!

— Батенька! Святослав Павлович! Вот радость то!

В вытянувшемся лице ревизора радости не было. Семилетний долг по векселям Деменеву не уменьшался, а адвокаты Деменева ежегодно присылали ему уведомления о начислении процентов на долг. Святослав Павлович вообще не знал человека в Петербурге, который не был должен Деменеву. Семь лет назад тот почти год жил в столице и щедро выручал местную знать, не забывая, однако брать векселя. Дом Святослава Павловича находился на Невском, и был небольшим, но очень красивым. Деменев, приглашенный как-то на один из благотворительных вечеров, которые хозяин дома оказывал для поддержания Петербургских богаделен, загорелся мыслию купить этот особняк. Ему понравился именно этот и никакой другой. Он битых три месяца уговаривал хозяина уступить ему дом и предлагал двойную цену, но Святослав Павлович, сам купивший этот особняк по чистой случайности и очень им гордившийся наотрез отказывался. Деменев, разочаровавшись, отказался от мысли переезжать в Петербург, решив, что Екатеринодар более выгоден по вложению капитала и лучше климатом. Однако денег Святославу Павловичу занял, и довольно крупную сумму. Вложение оказалось неудачным. Святослав Павлович не мог расплатиться по векселям, а Деменев не торопился судиться с ним, ожидая, пока сумма процентов по набежавшему долгу окажется достаточной для серьезной тяжбы. Он все еще хотел этот особняк.