— Прекрати говорить за меня! За последний год я видела тебя только один раз. А сейчас ты врываешься сюда ночью, как к себе домой, и хо­чешь, чтобы я в течение пяти минут приняла серьезнейшее решение. Тебе не откажешь в самонадеянности, Рей.

— Хорошо, сколько тебе нужно времени, что­бы все обдумать?

— Откуда я знаю? — резко сказала она.

— Ты хочешь сохранить хорошую мину при плохой игре,— гневно бросил Рей.— Держать меня на поводке как собачонку, а тем временем жить, как тебе самой того хочется. Так не пойдет, Кэтти. Я так больше не могу.

— В одиннадцать ночи трудно принимать ре­шение, от которого зависит дальнейшая жизнь, — вскипела она. — Возвращайся домой, Рей. Пер­вым же самолетом. Я обещаю, что напишу тебе.

Зная, что унижает себя, Рей все же не удержал­ся и язвительно сказал:

— Это прозвучало, как обещание Юстину ис­печь пончики.

— Ты невыносим, — крикнула Кэтти. — Уби­райся! Хватит с меня! Похоже, единственным вы­ходом становится развод. — Она резко поверну­лась и распахнула дверь. — Я же сказала, что напишу тебе.

Он отошел от стола, размял затекшие пальцы и направился к двери.

— Тебе не удастся обмануть меня, Кэтти. Я вижу, что слово «развод» тебе не нравится так же, как и мне. Подумай об этом завтра, когда будешь готовить пончики.

Он взглянул ей прямо в глаза, лицо его было серьезным.

— Кэтти, бессмысленно бежать от действи­тельности. Не будь ребенком, который боится темноты. Надо принимать жизнь такой, какая она есть, — плохой и хорошей, счастливой и тра­гической. Нельзя забыть Джейка. Лучше, если мы будем хранить память о нем.

Он коснулся ладонью ее лица и с нежностью провел по щеке к уголку рта.

— Спокойной ночи, Кэтти.

Рей вышел на крыльцо и закрыл дверь. Кэтти осталась стоять с открытым ртом, не успев от­ветить ему. Эти слова оказались единственными из тех, что он приготовил заранее, и она на время потеряла дар речи. Ему была необходима эта маленькая победа. Рей чувствовал себя не луч­шим образом — невидимый противник безжа­лостно толкнул его, и он со всей силы ударился о бетонную стену.

Она не согласилась на развод. Рей с облегче­нием вздохнул.

Но она бросила ему в лицо, что его любовь сковывает ее цепями.

Сравнение больно ранило его.



Глава 3


Рей заканчивал бриться, когда прозвучал зво­нок к завтраку. Он взглянул на отражение в зер­кале и дотронулся до небольшого пореза на щеке. На него смотрел человек, проспавший не более трех часов.

Его мучили ночные кошмары, сменявшиеся страстным желанием близости с Кэтти. Глубоко посаженные глаза Рея совсем ввалились, под ни­ми чернели тени. Знать, что Кэтти совсем рядом и в то же время она так далека от него, оказалось для Рея пыткой. Но хуже было другое — он поте­рял всякую надежду забыть свою любовь. Сейчас он чувствовал, как сильно любит жену сердцем, душой и телом. Вероятно, мрачно подумал он, причесываясь у зеркала, эта любовь навеки.

Он не сможет забыть ее.

Но нельзя же привязать ее к себе насильно и держать рядом как средневековую узницу? На дворе вторая половина двадцатого века, доктор Адамс!

Порез, похоже, перестал кровоточить, пора отправляться на завтрак. Рей взглянул на себя еще раз. Когда-то Кэтти находила его не отразимым.

Как все изменилось с тех пор! Пожалуй, она права, надо улететь на материк первым же самолетом. А потом принять пред­ложение лондонского института. Если Кэтти ре­шит вернуться к нему, они смогут жить и в Анг­лии. Ему все равно, где жить, в Лондоне или в Мельбурне, только бы Кэтти была рядом.

Она боится любви. Боится радостей и разоча­рований, которые она несет с собой.

А может быть, она просто ненавидит его. К сожалению, это тоже нельзя исключить. Горе могло таким образом трансформировать ее лю­бовь к нему.

Рей поправил открытый воротник голубой ру­башки и спустился вниз.

За столом пустовало только его место. Люби­тели птиц поднялись на рассвете, успели совер­шить прогулку и теперь с аппетитом набросились на пончики с черникой, запивая их горячим кле­новым сиропом. На этот раз разговор шел о венценосном голубе, сменившем вчерашнего тонко­клювого буревестника. Рей выпил апельсиновый сок и принялся за пончики.

— Хотите кофе?

Вилка выпала из рук Рея. Не глядя на Кэтти, он ответил:

— Да, спасибо.

Она наклонилась, чтобы налить ему кофе. На Кэтти была юбка в цветочек, накрахмаленная белая блузка очень шла ей. Не обращая внимания на ее неприступный вид, Рей вдруг громко сказал:

— Кэтти, ты не поцеловала меня и не пожела­ла доброго утра.

Любители птиц замолчали и все как один уставились на него. Один из них, с бородой, спросил:

— А с чего бы ей делать это?

— Она моя жена, — гордо заявил Рей. — Кого же, как не меня, ей целовать по утрам?

На секунду ему показалось, что Кэтти сейчас опрокинет ему на голову кофейник.

Это рассмешило его. Рей почувствовал вдруг необычайный прилив сил.

— Не стоит этого делать, дорогая,— сказал он, весело глядя на нее.

Кэтти буквально задохнулась от возмущения.

— Мы разошлись,— пояснила она, обводя взглядом всех присутствующих.— Ты хотел по­лучить развод, я согласна.

Рей резко отодвинул стул и встал.

— Итак, это твое решение?

Онемевшие любители птиц с изумлением пе­реводили взгляд с Кэтти на Рея.

— Да! — запальчиво выпалила Кэтти.

— Ну что ж... В таком случае ты не будешь возражать, если я задержусь здесь на несколько дней? Раз ты решила развестись со мной, значит, больше меня не любишь, поэтому вряд ли мое присутствие будет тебе в тягость.

— Ты должен благодарить судьбу, что у меня в руках кофейник, а не кухонный нож, — бросила она. — Прекрати вести себя глупо, Рей, и воз­вращайся в Мельбурн. Я думаю, это будет лучше.

— А я так не думаю,— лениво произнес он.— Знаешь, хоть ты и говоришь, что хочешь развода, по твоему виду, любовь моя, не ска­жешь, что ты относишься ко мне равнодушно.

— О Боже! — воскликнула она и быстро вы­шла.

С безмятежной улыбкой на лице Рей сел на место и снова взял нож и вилку:

— Пончики просто великолепны, не правда ли? Ну, не чудо ли моя жена?

Бородатый любитель птиц обратился к свое­му собеседнику:

— Норман, вы уверены, что на травяном де­реве сидел медосос?

— Конечно. Я слышал его пение, напомина­ющее звуки флейты,— спокойно ответил Нор­ман.

— Да, медосос в этих краях крупнее, и опере­ние его более полосатое.

— А доводилось ли вам в открытых, незащи­щенных от ветра районах слышать его пение, напоминающее чревовещание? В нем чудится что-то неземное...— вмешался в разговор самый мо­лодой орнитолог.

Рей спокойно продолжал есть пончики. Надо разыскать сегодня утром Гюнтера. Если он соби­рается задержаться на несколько дней, не мешает узнать хотя бы, как выглядит кулик.

Пусть все идет своим чередом. У Кэтти долж­но быть время подумать, он не станет торопить ее с решением.

Рей выпил кофе на веранде. Три птицы с бе­лыми боками и зеленовато-коричневым тулови­щем копошились в водорослях; в вереске, росшем вокруг гостиницы, раздавались шорохи и чирика­нье. На веранду долетал шум прибоя. В природе царил покой, и это привело Рея в чувство. Сцена за завтраком доставила ему удовольствие, но вел он себя неразумно. Что, черт побери, он старает­ся доказать? Вынудить Кэтти развестись с ним? Утреннее солнце ласкало лучами. Я борюсь за свое счастье, думал Рей. За этим я и приехал сюда. Но лучше действовать не эмоциями, а рас­судком, иначе я рискую его лишиться.

Мальчуган лет восьми-девяти прыжками под­нимался по ступенькам, ведущим с берега моря. Увидев Рея, он остановился как вкопанный и вос­торженно произнес:

— Вы видели ее? Беседковую птицу?

На шее у мальчика висел бинокль, а в волосах запутались мелкие веточки и листья. Шорты бы­ли порваны, а голые ноги покрыты свежими царапинами.

— Нет, не видел, — ответил Рей. — Я плохо разбираюсь в птицах.

— Тогда зачем вы приехали на Сорочий мыс?

— Я приехал увидеться с Кэтти... Она моя жена.

— Правда? — Карие глаза мальчика недовер­чиво смотрели на Рея; у него были коротко по­стриженные рыжие волосы и худое оживленное лицо.— Она нам о вас никогда не рассказывала.

Рей подозревал это. Неожиданно для себя он почему-то сказал мальчику правду:

— Мы расстались около года назад. Но мы по-прежнему женаты.

— А, так вы поссорились?

— Да, и всерьез,— криво усмехнувшись, сказал Рей.

— Когда мы с мамой ссоримся, она всегда говорит, что надо помириться до захода солнца.

— Кажется, твоя мама замечательная лич­ность. Ты сын Салли и Мела Болтон?

— Ага. — Мальчик нахмурился. — У мамы скоро будет ребенок.

— Я знаю. А разве ты не рад?

— Ребенок будет все время плакать. Кэтти это тоже не нравится. Когда она приехала и увидела, что мама беременна она даже хотела сразу уехать.

Но она не уехала, подумал Рей с надеждой. Она осталась.

— Меня зовут Рей — спросил он — А тебя как?

— Роберт. Ненавижу, когда меня зовут Боб.

— Хорошо, Роберт. Не согласишься ли ты показать мне птиц в округе?

— Конечно! Правда, сначала мне надо позав­тракать, но через десять минут я вернусь. Подо­ждите меня здесь, пожалуйста.

Его башмаки застучали по дощатому полу веранды, и он скрылся за дверью. Обрадовав­шись возможности остаться одному, Рей стал вглядываться в морскую даль. Рей подумал, ка­ким бы вырос Джейк. Был бы он похож на этого полного энергии любознательного ребенка?

Ему никогда не узнать ответа на этот вопрос.

Не зная, куда себя деть, Рей пошел наверх в свою комнату, переоделся для прогулки и почи­стил зубы. Он ждал на веранде, когда из двери выскочил Роберт; одной рукой мальчик размахи­вал биноклем, захваченным для Рея, в другой держал орнитологический справочник.

— Я собираюсь к Гюнтеру, — сказал он. — Вы с ним знакомы?

— Мы познакомились на судне по дороге сю­да.

— Гюнтер знает, где искать длинноклювого кулика: это действительно редкая птица.

Итак, мне наконец предстоит познакомиться с длинноклювым куликом, подумал Рей с ирони­ей. Гюнтер, несомненно, обрадуется, увидев его с биноклем.

— Пошли, — сказал он.

Рей вскоре понял, что люди, интересующиеся птицами, передвигаются со скоростью черепахи.

Первым делом Роберт заставил его навести бинокль на заросли банксии, и в поле зрения Рея попала небольшая птичка того же яркого желтого цвета, как огромные цветы этого рас­тения. Она переливалась на солнце, как драго­ценный камень. Мальчик высмотрел в лесу му­холовку и, чтобы не спугнуть птицу, шепотом рассказал, что самцы мухоловок утеряли свой пестрый наряд — на Тасмании они коричневые. Затем Рею была представлена зеленая розелла. Роберт поразил Рея познаниями. Когда они до­брались до коттеджа Гюнтера, ему стало по­нятно, почему Норман и его команда каждый день поднимаются с рассветом.

Роберт выпалил спускающемуся по ступень­кам Гюнтеру:

— Рей идет с нами. Он женат на Кэтти.

Улыбка исчезла с лица Гюнтера.

— Это правда? — сурово спросил он. Рей кивнул.

— Да... хотя последний год мы живем врозь. Мне следовало сказать вам об этом еще на судне, Гюнтер.

В ответ на это Гюнтер махнул рукой:

— У нее совсем нет средств. Вам так тяжело содержать ее?

Рей прищурил глаза.

— Она отказывается принять от меня день­ги,— сказал он, не пытаясь скрыть замешатель­ства, вызванного этим вопросом.

— Хм. Она прекрасная женщина. Почему вы разошлись?

Рей, пристально глядя в глаза Гюнтеру, произнес:

— У нас умер ребенок. Случайная смерть Бессмысленная, внезапная. Что еще вы хотела бы узнать?

Гюнтер хрипло сказал:

— Извините, старина. Я лезу не в свое дело.

Но тут вмешался Роберт:

— Поэтому Кэтти и не хочет, чтобы у моей мамы родился ребенок?

— Наверное, Роберт. Она очень страдала, ко­гда умер Джейк.

— Пойдемте, поищем кулика, — сказал Гюн­тер.

Следующие три часа Рею пришлось проди­раться сквозь заросли акации, камыши и болота; воистину, орнитология — занятие не для слабых. Однако неожиданно для самого себя он полу­чил от этого удовольствие. Длинноклювый ку­лик — птичка неопределенной расцветки, извле­кающая клювом пищу из пластов высохшей гря­зи и мало чем отличающаяся от своих короткоклювых собратьев,— не произвел на него должного впечатления. Но когда Гюнтер пред­ложил прийти сюда в одиннадцать вечера и пока­зать ему крачек, Рей с радостью согласился.