Михаил долго пристально смотрел мне в глаза, а затем все-таки отвел взгляд и опустил голову, вздохнул.

— Хорошо, как скажешь.

— Мне надо подумать, так что отнеси меня в мою комнату, заодно я покажу тебе твою.

В этой просьбе ничего странного не было, Михаил прекрасно знал, что я люблю, когда меня носят на руках. Брат тоже знал, но для него это было сложно, как будто каждый раз, когда он поднимал меня на руки, это было какое-то признание, крайне важное и потому так сложно ему дающееся. Я не обижалась: у каждого из нас есть то, что нам сложно делать, даже если всем остальным эти вещи кажутся очень простыми.


— Вероника…

Что это я слышу в голосе моего бога? Неужели упрек? Где я? Ничего не вижу. Ну конечно, я же сплю.

— Ты не убила его.

— Но и он меня не убил. Ничья, Кайрадж.

— Невозможно. Либо победа, либо проигрыш.

— Это может там у вас, у богов, невозможно. А у нас все возможно. И пример ты видишь перед глазами. Победили мы с тобой или проиграли? А я тебе скажу: ни то ни другое. Мой брат любит говорить, что всегда есть третий путь.

— Не победа, значит проигрыш — для обоих. Плохо. Я мог прогнать Гхаттота. Ты не справилась. Я недоволен.

— Кайрадж, я не могу убить брата, — откровенно призналась я. — Да и никто не сможет, силенок не хватит. Но я придумаю что-нибудь.

— Ты — мое эхо. Друг. У тебя неделя. Потом Гхаттот начнет укрепляться. Будет сложнее.

Снова он стал вмещать в малое количество слов много смысла. Голова у меня, как раньше, не заболела, однако я терялась в оттенках смыслов его слов. Например, я только сейчас поняла, что друг в его случае имеет странное значение. Как будто в его лексиконе такого слова попросту нет, и он взял наиболее близкое по значению к тому, что пытался сказать. Крупное вложение — вот что значило его друг. Я — его эхо, его вложение сил, единственная в своем роде и его самая крупная ставка. Чистая логика и расчет. А дружбы или любви для него не существует.

— Убей эхо Гхаттота. Не можешь — разорви связь иным образом.

О, а это уже интересно.

— А такие способы есть?

— В каждом мире свои правила. Да или нет. Не думал. Убить проще. Правильнее.

Итак, он не знает. Следует по пути наименьшего сопротивления: проще значит правильнее. Не согласна, но в одном он прав: надо подумать. Ведь даже он не отрицает возможности оторвать Гхаттота от этого мира, не убивая его эхо.

— Желаешь, чтобы твой брат жил?

— Конечно. Ты ведь обещал мне его жизнь, помнишь? Не смей его убивать.

— Помню. Иди к нему. Смерть рядом.

О чем это он?! С этой мыслью я подскочила на кровати, моментально проснувшись. Дома я спала без одежды, поэтому сейчас выскочила из комнаты, прямо на ходу натягивая на себя развевающийся от скорости халат. Брат должен был спать у себя в комнате, и я ворвалась именно туда, с грохотом распахнув дверь:

— Влад!

Вместе с краями моего халата, взметнувшимися от быстрого бега, в комнату ворвался свет из коридора, и то, что я увидела, на мгновение ввергло меня в ступор. Нож, удерживаемый Михаилом, уже опускался на шею спящего брата. Спасти его можно было только остановив время, ведь у меня было не больше секунды, и я перешла в измерение Кайраджа, мир вокруг померк.

Ругаясь сквозь зубы, я решительным шагом направилась туда, где стоял Михаил. Вот же призрачный засранец. Дорвался до возможности убить Влада — и сразу попытался это сделать. А ведь раньше, в его нормальной первой жизни, он так и не решился на это. Да уж, стал другим человеком, тоже мне, черт его знает, чего от него еще ждать. Да и братец хорош! Расслабился. Подставился. Оба бараны!

Я схватила книгу с комода и подставила ее в нужное место под клинок. Мир обрел прежние краски, и все стало происходить одновременно. Нож, скрежетнув по книге, по инерции соскользнул и порезал мне палец. Книга, получив толчок от ножа, ударила Влада по щеке. Он к этому моменту уже почти проснулся и поэтому сразу скатился к противоположной от нас с Михаилом стороне кровати. Я схватилась за кровоточащую руку и уже открыла было рот, чтобы отчитать бывшего призрака, но он и звука не дал произнести. С его легкой подачи, причем без всякого видимого движения рук с его стороны, меня отшвырнуло в сторону открытой двери и вынесло в коридор, где меня уже догнало его предупреждение:

— Не лезь!

Дверь захлопнулась вместе с этими словами, словно восклицательный знак в конце предложения. Ну уж нет, они там что, охренели оба?! Впрочем, разбудив брата, я дала ему шанс выжить, вот только случится это теперь ценой жизни Михаила, а мне они нужны живые оба. Я рванулась к двери и ударила по ней ладонью, выпуская мощный разряд молний. Дерево не ожидало такой наглости и разлетелось в щепки. Нет двери — нет проблемы. Внутри стояла кромешная тьма — мгла Влада, и судя по звукам, раздававшимся в самых разных частях комнаты, они упражнялись во взаимном мерцании. Влад обладал этой способностью в своей тьме, а Михаил и так это умел. Очень специфичные догонялки, смешанные с прятками, в игре, где ставка — жизнь. Стоит остановиться Михаилу, и Влад поймает его душу в тиски своей тьмы, ухватится, и тогда тот уже не сможет сопротивляться. Стоит остановиться Владу — Михаил нанесет удар, причем в отличие от меня, слепой в этой тьме, призрак, похоже, чуял, где кто находится

— А ну прекратить немедленно! — рявкнула я, глядя на клубы темноты.

Я не рисковала рассеивать тьму своими молниями, это сделало бы Влада уязвимым и дало Михаилу преимущество, а в том, что я его сейчас остановлю, я уверена не была. Если я войду, меня они не тронут, в этом я была уверена, но что я буду там делать? Они мерцают, как сумасшедшие. За меня все решил Михаил. Я услышала звон разбитого окна и грохот выломанной оконной рамы. Похоже, он решил вырваться из опасной для него тьмы, при этом не посмел выскользнуть через дверь, чтобы Влад меня случайно не задел, пытаясь его убить. А может просто чтобы не выглядело, будто он прячется за мою спину.

— Прекратите рушить мой дом! — вне себя заорала я.

Вот теперь я действительно разозлилась, и решительно шагнула в темноту. Расположение мебели в комнате брата я помнила, и потому прямиком направилась к разбитому окну, тем более, направление указывал еще и ворвавшийся внутрь ветер сквозняка, мчащегося из окна в лишенный двери проем.

Я успела сделать всего пару шагов, как меня обняла рука брата, а сам он прижался к моей спине.

— Стой…

Его загробный шепот, которым он всегда говорил, находясь в своей мгле, вызвал у меня россыпь мурашек. Всегда в таких случаях хотелось поежиться. Его горячее дыхание скользило по шее, и шепот эхом доносился отовсюду, причем судя по дыханию, которое не сбивалось, он в самом деле не произносил этого вслух.

— Успокой щенка, иначе это сделаю я. Он зарвался, — звучал шепот весьма зловеще. — Думает, раз я терпел его столько лет ради тебя, потерплю еще? Десять лет взаперти терпения мне не прибавили!

Его вторая рука перехватила меня за горло спереди, тогда как сам он по-прежнему прижимался сзади.

— Ты моя!

Кажется, эти два слова в меня шепотом выкрикнула вся тьма в комнате. Его пальцы сжались, а я вцепилась ногтями в его руку.

— Влад, — всхрипнула я, ощущая предательское возбуждение от привычного жеста. — Пусти.

Он плавно разжал пальцы, скользя ими по моей коже, словно чудовище, медленно уползающее обратно в свою нору, но при этом продолжающее скалиться из темноты.

— Убери тьму от окна, и я его успокою, — смирно произнесла я. — Просто мне нужно к окну. Я уговорю его.

Рука, обнимавшая меня за пояс, скользнула вверх, нырнула под халат и легла на грудь. Пальцы ее сильно сдавили, а я закусила губу. Нет-нет-нет, никакого возбуждения. С Влада станется поиметь меня прямо у него на глазах, вот уж чего Михаил точно не выдержит и безрассудно рванется сюда.

— Влад, не надо… — жалобно проблеяла я, ощущая, как под его пальцами, ласкающими грудь, начинаю быстро проваливаться в омут желания.

Я издала тихий стон, сразу закусив губу снова, чтобы не застонать громче и не рассказать этим Михаилу, что тут происходит. Влад сам все прервал, подтолкнув меня под задницу вперед.

— Успокоишь его — получишь продолжение, — сообщил он, и я потеряла ощущение его позади себя, он отошел.

И это прозвучало крайне заманчиво, но я усилием воли взяла себя в руки. Запахнув халат и получше его завязав, я подошла к окну, и тьма услужливо расступилась. Я аккуратно оперлась пальцами на оконную раму, стараясь не порезаться об осколки и не вогнать занозу. С левой руки стекала кровь еще от ножа, но я почти не ощущала жжения боли. Михаил находился в зоне видимости. Он висел в воздухе со стороны нашего внутреннего двора чуть поодаль от окна на том же уровне второго этажа и размышлял, что делать.

— Михаил! — я перебросила ноги через окно. — Лови меня, иначе упаду!

Я спрыгнула вниз, не дожидаясь ответа, и не ошиблась, упасть он мне не дал, и я взмыла в воздух, подхваченная невидимой силой.

— Ника! — он был недоволен моим поступком, но все-таки подтащил меня к себе по воздуху и подхватил на руки. — Опять лезешь, куда не просят.

— Не трогай моего брата.

Он недовольно скривился:

— Ненавижу его. И всегда ненавидел, — он вздохнул. — Он причинил тебе столько боли, но ты все равно любишь и защищаешь его, причем по собственной воле. Даже когда он впервые изнасиловал тебя, ты уже наутро у меня дома потребовала не трогать его. Я люблю тебя и любил всегда, всегда был на твоей стороне, и ты чуть не убила меня своими руками, прогнав из своей жизни. Я принимаю это, но мне не понять этого никогда.

Я закусила губу. Стало стыдно.

— Я тебя тоже люблю, — я мягко опустила ему ладонь на щеку. — Но тебя, а не кого-то другого. Я думала, это не ты. И… не знаю, что на меня нашло. Показалось, я потеряла тебя, и хотелось мести. А Влад… Это же все черная кровь, ты же понимаешь. Она сводит с ума. Она…

Я хотела сказать она заставляет нас впадать в безумие, и у меня в голове мелькнула важная мысль. Михаил никогда не сходил с ума. Он тем временем стал медленно опускаться на землю:

— Иди в дом, замерзнешь в одном халате, здесь прохладно.

Я проигнорировала его слова.

— Михаил, ты хоть раз в жизни впадал в безумие? — я смотрела на него очень серьезно.

— Нет, солнце. Хотя пару раз был близок к этому.

— Почему? Тебя из него выводила я, как и Влада, когда мы делили постель?

— Мне достаточно твоего присутствия и смеха, твоего счастья, лишь бы ты была рядом, делить постель — не самое главное. Почему ты спрашиваешь именно сейчас? — он подошел к двери, и та открылась перед нами, ведомая его незримыми силами. — Никогда раньше не интересовалась.

— Раньше я была уверена, что знаю ответ, но теперь нет. Пока ты был один, ты напропалую использовал свои силы налево и направо, и не впал в безумие. Почему?

— Это имеет значение?

— Да любая мелочь может иметь значение! — с этими словами мы вошли в дом.


Стать богом


Где-то на границе осознания опять крутилась важная мысль. Благодаря Кайраджу, я успела запомнить это ощущение, когда вот-вот осознаешь нечто грандиозное, и оно совсем рядом, только руку протяни. Надо только суметь задать правильный вопрос. Сейчас главная задача — забрать Влада у Гхаттота, но как? Кайрадж не знает, но полагает, что это возможно. Минуточку, а почему он не сказал мне сразу? Почему Кайрадж умолчал о том, что есть шанс не убивать брата, хотя это так важно для меня? Почему узнав о моем бывшем муже, он сразу прибежал, чтобы показать мне его измену, а когда дело коснулось Влада, он всеми силами старался не дать мне шанс его спасти? Хотя нет, глупости, он ведь сообщил мне о том, что Михаил хочет его убить. Хотя стоп, сообщил, да поздно, я вон даже руку из-за этого порезала, пытаясь спасти брата. Мог бы сказать и раньше. Ему нужна смерть Влада, но почему? Только потому, что он — эхо Гхаттота? Ну все, я ему сейчас все выскажу.

— Кайрадж! — конечно я звала его не вслух.

Мир потемнел, и передо мной темной объемной тенью появился бог. Я не дала ему сказать ни слова:

— Как ты посмел! Ты хотел убить моего брата!

— Одна из сторон твоей души ненавидит его и боится, — Кайрадж не стал отпираться. — Я наблюдал за людьми. Когда это доходит до предела, они убивают того, кто вызывает в них это чувство, если могут.

— То есть ты считаешь, что делал мне хорошо?!

— Близкие заботятся друг о друге. Ты близка мне. Я долго думал, кто ты мне, и понял. Сестра.

— Я не сестра тебе, мы вообще не родственники!

— Но ведь не жена и не любовница тоже, — он удивился. — Тогда у людей нет слова, которое могло бы сказать, кто ты мне.