Была вот Катя. Интеллектуалка. Девушка в себе. Жемчужина. Гурмин ее так называл. И не шутил. И где теперь эта редкая штучка? Кому досталась? Матвею? Максимова как-то обмолвилась, что Гурмин и Катя общались и после… того случая. Вот если бы Глеб и Катя сейчас встретились, он бы высказал ей всё, что…

Глеб бросил взгляд поверх толпы студентов, на большой перемене заполонивших переход между корпусами … и увидел Катю. Увидел и остановился, на кого-то налетев. Его толкали, а он смотрел и не верил своим глазам. Нет, это не она. Кто-то другой, похожий. Черты лица строже, прическа… пышнее, локоны приподнимаются при каждом шаге, падают на одну сторону лица, переброшенные набок. Одежда… Катя такое не носила. Свободная коричневая рубашка до середины бедра с желтыми и оранжевыми узорами, рукава подвернуты, руки смуглые… узкие джинсы. Это она.

На секунду ему показалось, что она пройдет мимо. Но она вскинула взгляд, дрогнула бровью. Остановилась, закинув на плечо сползшую лямку рюкзака, того самого, фирмы «Freshman», и сказала с легким недовольством в голосе:

— Привет, Глеб.

— Привет, — сказал он.

Или только хотел сказать?

— Катя, — а это уже точно его голос, хриплый из-за кома в горле. — Ты… как тут?

— Учусь.

— Учишься?

— Да, на первом курсе.

— Почему… на первом?

— Не поступила в прошлом году. Не получилось, — она отбросила назад волосы. Поднесла к глазам руку, повертела, словно что-то хотела увидеть.

На ее лицо упал луч света от окна. У Кати в крыле носа была крошечная сережка — маленькая речная жемчужина.

— Как ты? Как мама? Лешка… как? Николай Сергеевич?

— Все хорошо у нас, слушай…

— Рада. Ладно, у меня пара.

— Катя, Катя! — он догнал ее, придумал, о ком спросить — и обрадовался. — Антон… Антон звонил тебе?

— Нет, — она посмотрела удивленно. — Ни разу. Ни мне, ни маме. Мы ничего не знаем. А… ты?

Глеб помотал головой. Если бы он только что-нибудь знал!

— Тогда… пока.

Она ушла. Глеб мог бы еще раз ее догнать, но ее окружили какие-то ребята. И Майкл. Чуть ли не объятья распахнул. Похлопал по плечу, улыбаясь во все тридцать два. Он уезжал вроде, на какую-то конференцию в Европу. Да, объявление в холле — его лекция для первого курса о профвыборе. Как раз… Глеб кинул взгляд на свои часы… через десять минут, после большой перемены. Пойти послушать?

Навстречу шла преподша по культурологии, их куратор. Увидев Глеба, сунула ему ключи от аудитории:

— Собери группу.

Глеб кивнул, поплелся в аппендикс с маленькими кабинетами. Что теперь делать? Как жить дальше?

Глава 4


Катя


— Краска — рассасывающийся пигмент, — сказал бородатый тату-мастер по имени Роман, — кароч, через год сойдет. Фирма гарантирует: ни обводов, ни мазни не останется. Я тут уже семь лет сижу, все меня знают, и в ближайшее время место менять не собираюсь. Вон, мелкая подтвердит. Я ей бил и брату ее.

Катя кивнула. Сама она у входа в салон перетрусила. Но потом решилась и вошла, даже без Яны, которой позвонил брат и которая осталась болтать с ним на улице у входа.

Мастер наклонил голову над Катиной лодыжкой. Виски и затылок у него были выбриты, а на макушке красовался пучок из косичек-дредов. Татуировок на открытых местах у Романа было не так много: на шее, на запястье одной руки и на бицепсе другой. И везде паровые машины и какие-то детали. Катя, честно говоря, ожидала, что мастер будет ходячей рекламой своей работы.

— Это быстро, — сказал Роман. — За пару часов управимся. Скидка как Янкиной подружке. Ма-а-аленький дракончик. Летом в открытой обуви видно будет, зимой — под носок уйдет. Скромно. Душевно. Ты как насчет боли? Терпишь? Сначала будет очень больно, потом привыкнешь. Поехали?

Было больно. Катя терпела. Напрашивался вопрос: зачем?

— Это высвобождение, — словно услышав ее мысли, сказал Роман, не поднимая головы. — Тем более, если дракон. Годик походишь, потом поймешь, нужно тебе это или не нужно. Я думаю, тебе не так уж и надо, но ведь не попробуешь — не узнаешь, так?

Катя с мастером согласилась. Смысл не в татуировке — дело в ней самой. Что-то все время просится… да, освободиться. Она ведь… спит, вернее, спала все это время, со времени той отвратительной ссоры с Никитиными. Спала в собственной оболочке. Сомнамбула. Двигалась, ела, даже смеялась иногда. И все со сне. Была в той, сонной жизни, разная боль, но только эта, от иглы мастера ее… разбудила, отрезвила, заставила дышать.

Даже шум улицы стал другим. Катя сидела и мечтала, что выйдет на улицу иным человеком. Теперь будет смотреть — видеть, а не ждать, когда день закончиться и можно заснуть, отключив на время этот вакуум внутри, хотя… есть же сны, а в них за отрешением не спрячешься. Если бы Яна не предложила этот вариант, с тату, Катя нашла бы что-то другое. Просто время пришло. И нужно быть готовой. К встрече. С ним. Нельзя предугадать, как это случится. Нельзя, чтобы он почувствовал ее слабость.

— Мы все тут… психологи-самоучки, — продолжил свои философские рассуждения Роман, которому, видимо, было скучно и хотелось поговорить. — Наобщаешься с людьми — хоть книгу пиши. Многое понятно по тому, что человек выбирает. Какую зверушку или узор.

— По мне понятно? — спросила Катя.

— Не очень, — признался мастер. — Дракон — это популярно. Ну… это сила., мудрость, подпитка духа. У тебя дракон свернулся — это скрытая сила. Многие люди бьют драгов, когда им нужно на что-то решиться. Или наоборот, что-то уничтожить в себе. Огнем и мощью.

— И криком, — добавила Катя.

— Не без этого, — согласился Роман, но понял ее по-своему. — У нас тут место специальное есть. Так и называется: Скала Криков. Янка покажет, если захочешь. Залезть, проораться — и словно заново родился. Иногда так все за… — Роман поперхнулся и продолжил: — … заколебает, что только это и спасает. Сходи — прокричись.

— Схожу, — серьезно пообещала Катя.


…Через несколько дней Катя и Яна залезли на Скалу Криков и «проорались» от души, даже слегка охрипли. Стыдно потом было перед преподавательницей по фонетике, которая подумала, что Катя перетрудила горло из-за сложных упражнений на постановку английских звуков. От них у Катиных одногруппников действительно болел язык и ныли челюсти.

— Нормально, все нормально! — приговаривала Татьяна Максимовна. — Так и должно быть! Это чужой язык, с другой артикуляцией. Вот, Самарская — вам в пример. Старается так, что свистит. Екатерина, на этом звуке свистеть не надо. Это сонант. Не вытягиваем губы на гласных! Кто вас так учил?

Катя смущалась и старалась изо всех сил. Впрочем, ей было легко: многое из того, что давалось на первых парах, она проходила с Майклом, общение и занятия с которым возобновились еще в прошлом году, сразу после выздоровления. А уж преподаватель по грамматике, приятная, но немного строгая Инга Петровна, не могла на нее нарадоваться и все время спрашивала:

— Самарская, вы точно в российской школе учились?

Катя и Яна попали в разные группы, но много общались на переменах и дома, в блоке. Яну одногруппники приняли, как и ожидалось, настороженно. А у Кати в ее сто тринадцатой все были какие-то… равнодушные, каждый сам в себе. Группа разбилась на маленькие кучки-кланы, которые кроме как на парах нигде больше не пересекались. Это Катю полностью устраивало.

Пока в блоке шел ремонт, а погода радовала теплом и солнцем, Катя и Яна, взяв с собой бутерброды, уходили учиться в парк рядом со Скалой Криков. Туда поднимался маленький горный трамвайчик. Весь город был виден как на ладони, яркий, в чудесном осеннем наряде.

С Дарьяной Кате было вполне комфортно, хотя характер у соседки по блоку был нелегкий. Яна могла замолчать на полуслове, уйти в себя и перестать реагировать. Но ее поведение не было агрессивным, и к унылым депрессиям Дарьяна, к счастью, склонна не была, а это нервировало бы Катю куда больше.

Катя все понимала. Ее больше удивляло, что брат и сестра Юдины смогли «выйти в люди» — скорее вопреки обстоятельствам, а не благодаря. Наверное, Яне и Арсению повезло, что их село было небольшим: в нем все друг друга знали, и в жизни младших Юдиных активно участвовали соседи и учителя школы. Мать-алкоголичка не тратила на детей свое «ценное» внимание, ее куда больше интересовали вопросы «бухла».

И еще кое-что донельзя Катю изумляло: брат и сестра держались друг за друга, несмотря ни на что. Арсений звонил каждый день, а Яна отчитывалась перед ним, как ребенок: она хорошо поела, выспалась, делает уроки, приходили рабочие, скоро закончат. Дарьяна обещала познакомить Катю с братом на концерте в День Университета.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Этот день наступил быстро. Две недели учебы пролетели как один миг. Отменились пары, студенты начали собираться в актовом зале. Катя и Яна заняли места и пошли перекусить в буфет, и вернувшись первой, Катя не сразу смогла разглядеть свой рюкзак.

— Чего стоишь? — удивленно спросила Яна, подойдя ближе. — Мы вон там сидим, между той дылдой и тем парнем. Да что там, Кэт?

Тем парнем был Глеб. Катя узнала бы его по единственному непокорному вихру на затылке. Он сидел, расслабленно закинув руки на спинку сиденья — в своей любимой позе — и оглядывался по сторонам.

Внутри все всколыхнулось, жарко забилось сердце. Значит, она напрасно надеялась: он не перевелся. Учится здесь, в Каратове. Второкурсник.

— Что? — напряженно спросила Яна, заглядывая в лицо. — Ты его знаешь?

— Да.

— Бывший твой?

— Почти. Одноклассник.

— Урод? Вы на ножах?

— Все сложно. Можешь забрать мою сумку?

— Блин, Кэт, мы места потеряем! — возмутилась Юдина.

— Тогда иди сама. Я не смогу… там… сидеть… весь концерт.

— Ладно, — Яна прищурилась. — Понимаю. Я бы со своим бывшим тоже на одном гектаре не села. Сейчас что-нибудь придумаем.

Яна не нашла другие места — все было занято, она просто уселась на затянутую красным ковром ступеньку между верхними рядами. Катя присела рядом, не отрывая взгляда от затылка Глеба. Она почти ничего не слышала, а когда вслушивалась — не понимала. Кажется, концерт получился хорошим. По крайней мере, зал реагировал искренне — подпевал и хлопал. Многие студенты знали песни «Сёклз» наизусть.

Яна уже показывала на мобильнике сайт группы, и Кате понравилось. Арсения было плохо видно, на всех снимках он опускал голову к гитаре. Яна сказала, что брат не любит фотографироваться.

Вживую голос у Юдина был еще интереснее и харизматичнее, чем на аудио с сайта — хрипловатый, проникновенный. Катя смотрела на сцену, но не могла сосредоточиться на концерте. Там, в зале, сидел Глеб Никитин. Ее навязчивый кошмар. Долгое время ни один Катин сон не проходил без его участия. Если у нее одна его спина вызывает столько чувств, лишая самообладания, что будет, когда они встретятся лицом к лицу? О чем Катя только думала, когда ехала в Каратов? Ей нужно учиться! А Глеб… он отвлекающий фактор! И раздражающий!

После концерта Катя поднялась и направилась было к выходу, но Яна поймала ее за лямку рюкзака.

— Подожди меня. В столовку вместе сходим? Я узнала, как талоны на бесплатное питание получить. Короче, идешь в студенческую поликлинику и говоришь, что у тебя изжога…

Катю передернуло. Сразу вспомнилось лето прошлого года. Портился аппетит, после еды болел живот, мама начинала переживать, а дядя Миша обзванивал знакомых гастроэнтерологов.

По удивительному совпадению, приступы чаще всего происходили после общения с Матвеем. Стоило им поговорить по телефону (Гурмин не отставал, звонил каждый день) — и она проваливалась в воспоминания и хандру. Матвей старательно пытался донести до Кати одну идею: Глеб с Сашей, всегда был с ней и сейчас… тоже с ней. Гурмину просто обидно за Катю. Ее дурили вот так, в открытую, а потом вытряхнули, как мусор. Нет, Катя не верила. Или верила? В конце концов, она попросила Матвея не звонить. Он, кажется, обиделся. И больше ни разу не позвонил.

— Ты чего? — изумленно спросила Яна, замолчав на полуслове. — Уставилась на меня… как на врага.

— Да так, — Катя потерла лоб. — Ты заговорила о еде, я поняла, что есть хочу.

— А, на вот, орешки, — Яна достала пакетик из кармана сумки. — Я пойду Сеньку поищу. Познакомлю вас в другой раз. Он после концерта злой — устает.

— Хорошо.

Катя опять уселась на ступеньки, хотя зал был пуст. Глеб вышел одним из первых — с какими-то ребятами. Парень и две девушки. Глеб и высокий парень в бейсболке смеялись, девушки явно кокетничали. Катя их знала… Женя и Алина? Обе часто бывали в общаге — ни одна вечеринка без них не проходила, а их за две недели у соседей Яны и Кати, третьекурсников, состоялось уже несколько — и, кажется, успели заработать себе… определенную репутацию. Конечно, у Никитина тут бурная жизнь. Интересно, Максимова знает, что он без нее так непринужденно с другим девушками общается? Или они уже не вместе? Зачем Катя об этом думает?