Элли опустила взгляд и, увидев, что он делает, вспыхнула. Грудь налилась, соски увеличились и затвердели, кончики дерзко выпирали вперед, словно маленькие пики.

— Как ты прекрасна! — низким голосом пробормотал он, осторожно сдвигая сорочку. Затем наклонился и втянул в рот твердый бутончик.

Она вцепилась пальцами в его волосы, ощущая, как все тело наполняется жаром. Каждое движение его влажного языка отдавалось в ней сладкой мукой, горячо пульсируя в венах. Она любит этого мужчину, нуждается в нем… господи Боже, как она нуждается в…

Элли хрипло застонала, запрокинула голову и выгнула шею. Джастин мгновенно ответил на ее потребность, его пальцы безошибочно нашли источник жара и стали ласкать в том же ритме, что двигался язык на груди, подталкивая ее все выше и выше, сводя с ума от желания.

— Расстегни мне панталоны! — Он нежно прикусил ее сосок, жарко дыша на припухшую, ноющую грудь. — Дай ощутить твое прикосновение.

Чувствуя, как пылают щеки, она откинулась назад и стала торопливо расстегивать ему панталоны. Ей не терпелось увидеть и ощутить его возбуждение. Элли едва дышала от волнения, Джастин с полузакрытыми глазами прислонился к спинке сиденья. Наконец большое пульсирующее древко вырвалось на свободу. Элли как завороженная уставилась на капельку жидкости, которая показалась на головке, затем медленно с нее скатилась. Элли неуверенно посмотрела на Джастина.

— Я могу?..

— Прошу тебя, — хрипло выдавил он.

Она быстро стянула перчатки и осторожно обхватила рукой его мужественность, до того широкую, что пальцы с трудом сходились на ней. Медленно провела по всей длине, изумляясь ее шелковистости. Коснулась самого кончика подушечкой большого пальца и увидела, что на пальце осталась капелька. Элли быстро взглянула на Джастина, он издал хриплый стон.

— Я делаю больно?

Он коротко усмехнулся:

— Только своей милостью!

Элли с облегчением улыбнулась и, высунув кончик языка, стала сосредоточенно расстегивать его жилет. Подняла рубашку, обнажая грудь, затем снова перевела взгляд на твердое шелковистое древко. Подчиняясь инстинкту, продолжала ласкать толстый ствол и сильнее стиснула пальцы. Джастин застонал от удовольствия. Элли легонько провела рукой вниз, потом вверх. И еще раз. И еще. Бедра Джастина приподнялись ей навстречу, она сжала пальцы и услышала громкий стон. Его лицо мучительно исказилось, будто от боли, несмотря на все его уверения.

Элли застыла.

— Я все-таки делаю больно.

— Нет! — Он накрыл своей рукой ее руку, заставляя продолжать ритмичные движения вверх-вниз. — Не останавливайся! Прошу, не останавливайся!

Он уронил голову на мягкую спинку, закрыв глаза. Длинные ресницы отбрасывали тени на резко очерченные скулы.

Элли никогда не видела столь прекрасного зрелища — исступленное наслаждение. Знать, что доставляешь такое удовольствие мужчине, которого любишь, — да, в этом было что-то очень вдохновляюще-первобытное.

— Сильнее, — мучительно выдавил он. — О боже, быстрее!

Элли послушно сжала пальцы, ее глаза изумленно расширились, когда она увидела, что ствол от каждого ее движения становится все длиннее и толще, а головка раздулась и поблескивает от влаги.

Джастин издал хриплый стон удовольствия, сильного и всепоглощающего, подался вперед, вжимая древко в ее соединенные пальцы. Он чувствовал, что кульминация угрожает поглотить его, лишить самообладания.

Ему стоило огромных усилий не излиться ей в руки. Он быстро открыл глаза, схватил ее за запястье и заставил прекратить ласки.

— На этот раз вместе. Теперь вместе.

Элеонора озадаченно заморгала, ее глаза тоже потемнели от возбуждения и поблескивали, как темные изумруды.

— Вот так, — настойчиво произнес Джастин. Обнял ее обеими руками за талию и прижал к себе нижней частью тела. Болезненно выдохнул, ощутив ее сжигающий жар, и почувствовал, что отвердел еще сильнее.

— Джастин!

— Не бойся. — Он осторожно провел пальцами по раскрасневшейся щечке Элли. — Я обещаю, что не заберу твою невинность. И не сделаю больно. Я только хочу доставить тебе удовольствие. Нам обоим. Ты мне доверишься?

Доверяет ли она Джастину доставить ей удовольствие? О да, ей уже известно, что он может поднять ее на высоты страсти. Но доверит ли она ему свое сердце? Она боялась, что подобный вопрос слишком запоздал. Какое еще может быть объяснение, кроме любви, отчего она так страстно и распутно отзывается на его ласки!

— Элеонора, прошу тебя, — взмолился Джастин в ответ на ее молчание. Этот гордый и сильный мужчина не должен умолять! Никого не должен!

А она не собирается попусту тратить время на собственные эмоции.

— Да. Я доверяю тебе, Джастин. — Она сжала его широкие плечи. Он подался вперед и, не сводя глаз с ее лица, начал двигаться. Твердое как камень древко терлось о припухший бугорок между ее влажных бедер, он входил между набухших складочек, как меч в ножны.

Элли застонала от невероятного удовольствия. С каждым толчком пульсация между бедер усиливалась, щеки пылали от страсти, дыхание участилось. Она ощутила, как внутри словно разворачивается какая-то сила, вознося ее все выше и выше. Груди покалывало до боли, горячее удовольствие стало, почти непереносимым.

— Сейчас! — выдавил сквозь зубы Джастин. — Сейчас я… иди ко мне, Элеонора!

Она едва сознавала его слова, но почувствовала, как его руки крепче обхватывают ее за талию. Пульсирующее древко терлось об нее все сильнее и сильнее, пока не довело до экстаза. И в тот же миг Элли сорвалась в водоворот невыносимо приятных эротических ощущений. Ее накрывали, одна за другой, волны потрясающего наслаждения, древко Джастина все продолжало двигаться в том же ритме, пока он сам не потерял самообладания. Она ощутила, как внутри ее толчками заливает горячая влага, и испытала новую кульминацию, сильнее предыдущей. Джастина сотрясало от наисильнейшей за всю его жизнь разрядки. Извержение было мощным и яростным, таким долгим, удивительно, как его не разорвало на мелкие кусочки. Но сейчас тишину нарушало только частое прерывистое дыхание их обоих. Ослабевшая Элеонора привалилась к нему, положив голову ему на плечо. Ее тело до сих пор дрожало от двойной кульминации.

Невероятно! Невозможно поверить, что Джастин отреагировал с такой страстью на одно лишь прикосновение ее рук и жар между бедрами. Как и все мужчины, он любил секс, за последние десять лет женщин в его постели перебывало более чем достаточно. Но он не мог припомнить, чтобы хоть раз испытывал столь глубокое удовлетворение и яростное извержение. Казалось, оно никогда не кончится и заполнит его от макушки до ног.

Черт, они же оба не только полностью одеты, но сидят в движущейся карете, в которой сейчас витает густой аромат секса! Да о чем он, черт побери, думал?

Элли лежала в такой истоме и расслаблении, что даже не сразу осознала перемену. Плечо Джастина под ее головой напряглось, грудь равномерно поднималась и опускалась, руки соскользнули с ее талии.

Элли подняла голову и посмотрела ему в лицо: брови нахмурены, скулы заострились так, что едва не рвут кожу, черты его лица окаменели.

Определенно не снисходительный вид пресыщенного любовника.

Она облизнула пересохшие губы и рискнула заговорить:

— Ты на меня сердишься?

— На себя, — резко поправил он.

Ее глаза расширились.

— Почему?

— И ты еще спрашиваешь?

Испытывая отвращение к себе, он потряс головой, поднял Элли за талию, снял с коленей и посадил рядом. Быстро подтянул на место лиф ее платья и застегнул на спине. Затем занялся своей одеждой. Ноги у Элли были как ватные. Она сжала колени и невольно ахнула, испытав новую волну удовольствия — виной всему набухший бугорок, прятавшийся под темными завитками внизу живота. Щеки снова загорелись румянцем, она осознала, что влага между ног не только собственная. Хуже и быть не может! Мало того, что она снова позволила себе потерять самообладание в руках Джастина, так еще и имеет неопровержимые доказательства своего падения. Как она могла снова допустить это? Какое невероятное унижение!

— Этого не должно было снова произойти! — прорычал герцог, словно прочитав ее мысли — по крайней мере, некоторые из них. — Нельзя было этого допускать, если не… — Он осекся и яростно уставился в никуда. Его глаза мрачно поблескивали.

— Если не что? — подтолкнула его Элли.

— Мы и так здорово задержались. Предлагаю вам привести в порядок волосы и надеть шляпку, — приказным тоном сообщил он и отдернул занавески на оконцах. Салон залило ярким светом. Джастин снова постучал по потолку экипажа. — В Ройстон-Хаус, Билсбури.

Элли еще несколько секунд смотрела на него, потом отвернулась и слепо уставилась в окно, как раньше, не желая показывать жгучие слезы.

Выражение лица и то, как он с ней разговаривал, не оставляло ни малейших сомнений: он глубоко сожалел о том, что между ними произошло. Она тоже должна сожалеть, только по иной причине. Физически оставив ее невинной, он разрушил всякую вероятность, что она сможет быть близка с каким-либо другим мужчиной. Она желала и будет желать всю оставшуюся жизнь только его. И любить тоже. Какой кошмар. Полная катастрофа!


Джастину очень хотелось убрать с лица Элеоноры выражение растерянности и боли, но он не знал как. Понимал, что, без сомнения, вел себя недопустимо и перешел границы приличий. Вдобавок скомпрометировал собственное положение опекуна. Вид у Элеоноры по-прежнему был взъерошенный, из прически выбились тонкие прядки, щеки побледнели, губы распухли от яростных поцелуев, платье смято и испачкано. А уж в каком состоянии нижнее белье, лучше не представлять! Он даже вздрогнул при этой мысли. Три дня назад он поклялся чертом и дьяволом, что подобная близость между ними больше не повторится. И не повторилась бы, если бы его не разозлили ухаживания Эндикотта. Напрашивался вопрос: почему симпатия Элеоноры к Эндикотту приводит его в такое бешенство? Ведь чем раньше она получит и примет брачное предложение от кого-то из той же когорты, тем быстрее закончится его опекунская ответственность. И ее возможная родственная связь с Личфилдом станет уже делом ее новоиспеченного мужа. Разве не этого он хотел? Да, освободиться от нее и вернуться к прежней жизни без сложностей, которую он вел до выхода Элеоноры в свет. Теперь она доставляла ему лишь беспокойство и раздражение. До ее появления его жизнь текла просто и гладко. Джастину вспомнилось, что он жаловался на скуку как раз в тот вечер, когда бабушка забеспокоилась по поводу будущего Элеоноры и попросила обеспечить ее протекцией и приданым. С того момента скуки он уже не испытывал. Жизнь пошла кувырком, не оставалось времени даже на обычные занятия вроде походов в боксерский салон Джексона, который он посещал три раза в неделю. Но Джастин намеревался при первой возможности исправить это упущение. Может, хотя бы бокс поможет в очередной раз не пасть жертвой плотских чар этой женщины. Утвердившись в этом решении, Джастин перенес внимание на другую сложную задачу — его последний промах создал атмосферу неловкости, которую следовало развеять.

— Когда нуждаешься в чашке с блюдцем, их никогда не бывает под рукой.

Элеонора яростно повернулась к нему:

— Не смейте над этим шутить!

Джастин вздрогнул, как от боли.

— Еще раз приношу свои извинения. Элеонора, вы плачете? — Он потрясенно увидел на ее бледных щеках серебристые дорожки слез. — Элеонора!

— И прикасаться ко мне тоже не смейте! — Она судорожно отшатнулась, увидев, что он собирается взять ее за руки. — Вы ошибаетесь, если думаете, что мои слезы вызваны чем-то кроме гнева и осознания собственной глупости, позволившей снова пасть жертвой вашего искусного соблазнения!

От такого оскорбления Джастин стиснул зубы и еще несколько долгих секунд смотрел на нее, в ее взгляде читался откровенный вызов. Он глубоко вздохнул, проворно вскочил и пересел на противоположный диван кареты.

— Лучше?

Она вздернула подбородок и ответила столь же кратко:

— Намного.

Джастин судорожно вздохнул.

— Элеонора!

— Я бы предпочла, чтобы вы больше со мной не заговаривали. — Ее голос подрагивал, от гнева ли, от других ли эмоций, Джастин точно не знал. — Я не… я не в состоянии сейчас обсуждать эту тему.

Она резко покачала головой и стиснула руки на коленях.

Джастин удивлялся, что после такой мощной кульминации они оба вообще способны хоть что-то говорить! Его тело до сих пор было преисполнено такой негой, настолько физически удовлетворено и измотано, что безумно хотелось принять горячую ванну, расслабить ноющие напряженные мышцы.

— Разумеется, — согласился он. — Но когда вы почувствуете себя лучше…

— Я не больна, ваша светлость, — невесело усмехнулась Элеонора. — Только полна отвращения и обвиняю себя.