Лана Мур - (Не)случайная для принца

Широкий яркий луч выхватил пенящееся безумство волн и… затянутые в черное плечи двух человек, но они сразу же растворились в темноте, а я нырнул.

Сноп ослепительно-белого света пронзил толщу воды и превратил беснующуюся тьму в чистейший аквамарин.

Сначала я рассмотрел струйку серебристых пузырьков, потом темное облако волос и, наконец, ее саму, бледную тень, полностью подчиненную прихоти волн. Кажется, она уже перестала бороться. Сдалась. Ну, дуреха!

Не чувствуя сопротивления воды, я изо всех сил плыл к девчонке.

Луч света становился все бледнее, а тьма неумолимо наступала.

«Яхту относит. Успеть бы поймать дурочку, пока не стало совсем темно», — пронеслось в голове, и я полностью сосредоточился на еще видной серебристой струйке.

О себе не беспокоился, местную акваторию знал хорошо и мог ориентироваться даже безлунной ночью, но если во время регаты кто-то утонет — это будет удар по всем. Что же до странных аквабайкеров — о них я думал меньше всего.

Легкие разрывались. Необходимо вынырнуть, но тогда я ее уже не достану. Еще одно усилие, последний рывок, в висках стучало от возрастающего давления. Черт! Ничего не видно! Будто хватаясь за последний шанс, выбросил руку, и пальцы запутались в облаке волос.

Вцепился мертвой хваткой. Ни за что не выпущу. И пулей рванул вверх.

Горло сжималось, заставляя сделать такой необходимый вдох, но я только крепче стискивал зубы.

Не сдаваться. Нельзя.

«Давай. Ты можешь. Еще немного», — заставлял я себя, скрипя зубами и буквально выдавливая каждое движение.

Только бы дотерпела. Только бы не умерла. Будет ли конец этой воде? Может, я сбился, и плыву не к поверхности, а параллельно ей? Или того хуже — в глубину?

Руки и ноги вот-вот готовы были безвольно повиснуть.

«Нет! Нельзя об этом думать. Двигайся. Если сдашься, оба погибнете!»

Я злился на себя, за собственную слабость. Злился на дуреху, которая, не умея плавать, неосмотрительно подошла слишком близко к краю, на так не вовремя разыгравшуюся непогоду, и злость придавала сил.

Понял, что победил в схватке со стихией, когда плотная влага наконец-то исчезла, и лица коснулся ветер. Восхитительный ветер с запахом соли и водорослей. И он нес кислород. Я жадно глотал воздух, пока легкие не начали болеть. Посмотрел на голову девчонки, безвольно лежащую на моем плече, потрепал по щекам — никакой реакции. А, черт!

Осмотрелся — яхты не было и в помине. Даже злосчастные байкеры куда-то запропастились, а сейчас они были бы как нельзя кстати. Даже если бы взяли меня ради выкупа, то хотя бы привел ее в чувство. А что могу сделать сейчас? Посреди моря, когда волны швыряют нас из стороны в сторону?

Осмотрелся. Темнота казалась сплошной, но в одном месте какой-то более плотной.

В этой местности полно островов. Каким бы он ни был, но обещал твердую сушу под ногами.

Придерживая Мию, чтобы голова снова не оказалась под водой, я поплыл в сторону плотной темноты.

Нога наткнулась на что-то твердое — камень или коралл? И у того и у другого есть свои плюсы и минусы.

Потом это твердое стало попадаться все чаще, и я уже мог встать на ноги. В подошвы сразу же вонзилось множество иголок. Кораллы.

Подхватив Мию на руки и не обращая внимания на впивающиеся в ноги кораллы, я побрел к суше, оставляя за собой темный расплывающийся след.

Наконец-то вода закончилась, и под ногами, к счастью, оказался мелкий песок. Острые ракушки впивались в кожу, но я уже не обращал внимания на такие мелочи. Поскорее уложил Мию на песок и прислушался — дыхания не было.

Дьявол!

Намокшее платье облепило ее и, наверное, мешало. С этим я решил разобраться позже, сейчас меня больше беспокоило отсутствие дыхания, сердцебиения и стянувший горло воротник.

Понадобилось всего одно движение, чтобы отлетевшие пуговицы посыпались на песок, а бледная шея освободилась от тисков мокрой ткани.

Думать о происхождении или о том, какие чувства вызывают во мне ее губы, было не место и не время, и я припал к приоткрытому рту.

— Дыши!

Три ритмичных толчка в грудь в районе сердца. Еще один выдох в соленые губы.

— Да, дыши же!

Три сильных толчка, которые, кажется, могли сломать грудную клетку. Снова выдох и три толчка.

— Дыши! Неужели твоей настойчивости не хватит, чтобы выжить. Дыши!

Раз за разом я пытался своим дыханием вернуть жизнь неподвижному телу. Разум говорил, что все бесполезно. Но я не хотел и не мог сдаться.

— Ты будешь жить! — я задыхался от тщетных усилий, но продолжал свои попытки.

Когда в очередной раз старался заставить сердце биться, показалось, что под рукой что-то трепыхнулось.

Опасаясь, что принял желаемое за действительное, я приложил к груди ухо — так и есть, сердце билось. Слабо, еле ощутимо, но билось!

Почти сразу же Мия закашлялась, и я поспешил приподнять ей голову, чтобы снова не захлебнулась.

Кашляла она страшно, хрипло, натужно, но с каждым приступом освобождалась от скопившейся в легких воды, и это было самое важное.

Я придерживал ее до тех пор, пока Мия не затихала, обессиленно распластавшись на мокром песке.

— Мы на берегу? Я думала, что никогда не выплыву, — ее голос звучал хрипло. Было видно, что ей трудно говорить, поэтому я поторопился ее перебить:

— Ты и не выплыла. Ты утонула. Это я тебя вытащил, а сейчас мы на каком-то богом забытом острове.

Мия лишь молча округлила глаза и судорожно сглотнула. Ей хотелось пить. Это я тоже знал.

— Не шевелись. Лежи спокойно, а я попробую найти воду и хворост, надеюсь, что зажигалка не отсырела. Извини, — стараясь перевести все в шутку, я развел руками. — Но, прыгая за тобой в воду, не подумал захватить шампанское, чтобы отпраздновать чудесное спасение.

Она хотела сказать еще что-то, но к счастью пересохшее горло не позволило, я отправился вглубь островка. Ноги саднило, но детальный осмотр я решил оставить до более удобного времени — скоро адреналин в крови перегорит, и мы начнем замерзать, а при такой погоде на скорое спасение рассчитывать не приходилось.

К счастью небо немного расчистилось, и я, кажется, узнал остров, на который мы выбрались. Как почти все из этих мелких островов, его часто использовали для пикников и развлечений, о которых старшему поколению лучше не знать. Может, удастся даже найти какое-нибудь укрытие.

А пока проверил зажигалку, и, удостоверившись, что искра есть, обдирая руки о колючие кустарники, собирал хворост.

Он ушел, а я осталась одна. Совсем одна.

До сих пор не верилось, что надменный Нордгейт прыгнул спасать, как он любит говорить, простолюдинку. Не побоялся утонуть в штормовом море, испачкать руки о безродную официантку.

Чувствовала себя отвратительно — горло словно ободрали наждакам, а на груди порезвилось стадо бегемотов.

Дышать было трудно, будто воздух не желал протискиваться в воспаленное голо, и я потянулась, чтобы расстегнуть пуговицы на горловине, но их не оказалось.

Что за чертовщина?!

Горло сдавило еще сильнее — неужели высокомерный Нордгейт снизошел до того, чтобы делать искусственное дыхание?

Не может быть!

Я дотронулась до губ, будто это поможет найти ответ, и локоть сразу обожгло болью.

Не успела проверить в чем дело, как рядом что-то зашуршало, и я едва не подпрыгнула от страха.

Годы, проведенные в приюте, как-то не приучили меня к выживанию в дикой природе, и сейчас окружающая темнота наводила первобытный ужас.

Шипение накатывающих на берег волн напоминало клубок змей. Непонятное потрескивание, шорохи, а светлячки больше походили на внимательно наблюдающие глаза. Словно их обладатели притаились и выжидали удобного момента для нападения.

Стараясь стать как можно меньше, словно тогда невидимые хищники меня не заметят, подтянула колени к груди и обхватила их руками. Бедра и плечи сразу стало жечь.

Поднесла ладони к глазам — они были покрыты чем-то темным и липким.

Неужели Нордгейт, пользуясь случаем, решил меня освежевать?

Шорох, раздавшийся совсем рядом, заставил вскрикнуть и вскочить на ноги. Огромная, страшная фигура неумолимо надвигалась на меня. По очертаниям, она больше напоминала вставшего на задние лапы медведя, но откуда здесь медведи?

Я медленно отступала к шипящему, как обозленные змеи, прибою, ожидая, что в любой момент чудище набросится. Но оно остановилось точно там, где я недавно сидела, положило что-то на землю и распрямилось.

Даже в темноте я могла различить ледяную синеву глаз Нордгейта.

— Иди сюда, — как всегда, его тон ничего не выражал: ни усталости, ни раздражения. Кажется, даже пренебрежения в нем не было. — Ты вся мокрая. Замерзнешь.

Достав что-то из кармана брюк, он склонился над тем, что принес, чиркнул, и в темноте коротко вспыхнула искра.

— А, черт! — Нордгейт потряс рукой. — Зажигалка промокла что ли, — но продолжал упорно чиркать, пока искра не задержалась в сухих ветрах и, набирая силу, не появилось пламя. — Садись, — кивнул на место у разгоревшегося костра.

Старясь держаться от него подальше, я присела с противоположной стороны и наконец-то смогла осмотреть руки и ноги.

Ничего хорошего я не увидела — вся кожа была покрыта длинными кровоточащими царапинами, а кое-где ее вообще будто срезали. Видимо, кораллы хорошо надо мной поработали. Но, если я без сознания и ничего не чувствовала, то каково было Нордгейту? Ведь он проплыл через те же рифы, да еще и меня тащил в виде бесчувственной колоды.

Невольно перевела взгляд на него и в желтом свете костра увидела, что светлые брюки внизу потемнели, и совсем не от воды. Боюсь, что его ноги в еще худшем состоянии, чем мои.

Разъедающая раны соль и песок — кажется, к утру нам обоим светит заражение.

Взгляд исподлобья заставил почувствовать себя виноватой даже в том, что родилась, и я невольно поежилась.

— Пойдем, — Нордгейт встал и поморщился. — Там, в глубине, когда собирал хворост, я видел ручей. Надо смыть соль и перевязать раны, а тебе еще попить. Наверняка, умираешь от жажды, — невесело усмехнувшись, ответил на мой немой вопрос. — Смелее, — поторопил он, заметив мое колебание. — Я не собираюсь тебя трогать, а ночь надо как-то пережить.

Он взял самые толстые ветки, дождался, пока они как следует разгорятся, и встал.

— Пойдем, — кивнул темнеющие за его спиной заросли.

А я смотрела на его лицо, красоту и точеные черты которого усиливали резкие тени и оранжевый свет огня, и не могла поверить, что передо мной тот самый человек, который унизил меня на балу, заставил чуть ли не голой ходить по яхте. Это точно он проявляет заботу или его подменили в море, а, может, соленая вода так действует и делает характер менее заносчивым?

Все еще не веря в столь волшебное перевоплощение и не зная, что от него ждать, я все-таки отправилась следом.

Казалось, наш путь никогда не кончится, я даже подумала, что Нордгейт хочет завести меня поглубже, чтобы точно никто не нашел. Но наконец он остановился и воткнул ветки в землю, а дрожащее пламя отразилось в небольшом озере.

— Давай, посмотрим, что с тобой сделали кораллы, — сказал он, а я не сводила глаз с его расстегивающих рубашку рук. — Ну что так смотришь? Я не собираюсь покушаться на твою честь. Слишком уж сомнительная ценность, а вот порезы чем-то перевязать надо. Что застыла? Собираешься промывать порезы или хочешь, чтобы они воспалились? — а сам уже закатал брюки и залез в воду.

Я стояла на берегу и никак не могла решиться последовать его примеру. Хоть импровизированный факел и давал мало света, но все равно стеснялась. Я чувствовала, что порезы находятся намного выше, чем принято показывать незнакомым людям.

— Да что с тобой не так? — рявкнул Нордгейт. Вышел из воды и схватил меня за руку, намереваясь затащить в озеро. — Почему хоть иногда не можешь побыть нормальным человеком? Почему вечно лезешь туда, куда не надо? От тебя одни неприятности! Почему тебе не сиделось в своем кругу, своей семье? Вышла бы замуж за такого же, как и ты, невежду. Но нет, тебе захотелось лучшей жизни. Ты приехала сюда и готова пойти на что угодно, чтобы достигнуть своей цели! Если бы не ты, не твоя беспринципность и готовность на все, даже рисковать собственной и чужими жизнями, мы не оказались бы сейчас здесь!