Лана Мур - (Не)случайная для принца

— Со мной что не так?! — я с силой вырвала руку из капкана его пальцев. — Кто ты такой, чтобы указывать мне, где оставаться и куда не лезть? — возмущенная, я тоже перешла на «ты». — Я тебя знать не знала и прекрасно жила без этого знания! Ты сам ко мне прилип, как паутина! Что я тебе сделала, что ты не можешь оставить меня в покое? Сначала обманом заманил на бал, сейчас на яхту! Думаешь, у меня больше дел нет, кроме как тешить твое раздутое эго? У меня есть своя жизнь! Понимаешь?! Своя! Учеба, работа, жених, за которого я выйду замуж, и у нас будет прекрасная семья. А ты… Нужен ты мне как прошлогодний дождь!

Выпалив все это на одном дыхании и пыхтя, как разъяренный носорог, я развернулась, чтобы вернуться на берег. Прежде чем сделала пару шагов, локоть стиснули сильные пальцы.

Рывок. И земля ушла из-под ног.

Громкий всплеск, с каким мы рухнули в воду, должно быть распугал всех хищников в округе.

Ну правильно — не утонула в море, надо утопить в озере.

Я ослепла, потеряла ориентиры и инстинктивно вдохнула. Сразу же захлебнулась и все, на что хватало сил — бестолково барахтаться, встречая лишь водоросли да, кажется, вездесущие руки Нордгейта.

Наконец, ему удалось подхватить меня под мышки, вытащить из-под воды и поставить на ноги. После чего совершенно бесцеремонно задрал мне платье и, стащив рубашку, стал промывать порезы.

Жених? У нее?

Я не верил собственным ушам.

Какой еще жених? Откуда он взялся? Неужели, кто-то из окружающих меня балбесов решил воспользоваться легкой победой?

Но она! Неужели такая глупая, что ничего не понимает?

Мия брыкалась, фыркала, как разъяренная кошка, но, к счастью, ей не доставало сил, чтобы со мной справиться. Ее бы воля, побежала обратно на пляж, так и не промыв ссадины. Ну ни крупицы ума в ее упрямой голове.

Что же, раз ведет себя как неразумный ребенок, то и обращаться с ней буду как с неразумным ребенком.

Не тратя больше ни сил, ни времени на слова, я задрал ей платье выше ягодиц и, намочив рубашку, счищал налипший на царапины песок и мелкие ракушки. Мия только попискивала то ли от боли, то ли от злости.

Закончив с этим, я довольно бесцеремонно схватил ее за руку, по возмущенному восклицанию понял, что ей не понравилось такое обращение, но сама виновата, и подтащил к самодельным факелам.

Оранжевый свет довольно соблазнительно лег на округлые ягодицы в салатовых, насквозь промокших трусиках. Даже на какой-то миг захотелось оказаться на месте световых бликов, чтобы беспрепятственно касаться гладкой кожи.

Рука уже потянулась сама собой, кончики пальцев покалывало от ожидания, но взгляд упал на длинную и довольно глубокую царапину.

«О чем, черт побери, ты думаешь!» — мысленно обругал себя и принялся за дело.

Руками не получилось разорвать рубашку, пришлось прибегнуть к помощи зубов. Наконец, рукав поддался, и я крепко перетянул стройное бедро.

Второй располовиненный рукав ушел еще на две повязки для бедра и колена второй ноги. Руки у нее были в относительном порядке. Кожа, конечно, поцарапана, но не смертельно. Пора заняться и собой. Из-за долгого нахождения в воде, кожа потеряла чувствительность, и я не знал, насколько серьезны раны на ногах, но, судя по количеству оставленной у берега крови, скорее всего, они непустячные.

Держа ноги в озере, чтобы снова не засорить раны, я пытался сесть так, чтобы не загораживать свет от факела, но, как ни старался, ступни все равно оказывались в тени.

Уже было решил плюнуть, разорвать остатки рубашки и замотать как есть, когда совершенно неожиданно для меня, Мия присела рядом, взяла мою ногу и положила себе на колени.

Я потерял дар речи и недоуменно смотрел на нее.

— Давай, — протянула она руку.

Я все еще не мог поверить, что, после всего, что я наговорил, она захочет что-то для меня сделать.

— Давай, чего ждешь? Тебя же надо перевязать.

— Но почему?.. — я все-таки не сдержался, но оторванную от рубашки полоску протянул.

— Потому что здесь больше никого нет. Мы же не звери, если не поможем друг другу, то кто нам поможет? — спокойно пояснила она, перевязывая сначала одну ногу, затем другую. В итоге обе ступни оказались обернутыми почти полностью. — Надеюсь, до завтра протянет, — критически осмотрела дело своих рук. А я надеялся, что их хватит хотя бы на то, чтобы добраться до костра.

Мы шли осторожно, стараясь ни за что не запнуться и не сбить ненадежные повязки.

Вариант остаться у озера я отмел сразу из-за возможных змей и прочей ползучей живности.

А вот и наш костер. Даже не успел погаснуть. Меня это обрадовало, поскольку не был уверен, что смогу разжечь его снова.

Снимай платье, велел я, когда тепло огня коснулось кожи. Ответом мне стали широко распахнутые испуганные глаза.

Что он сказал?!

Да за кого он меня принимает?

Рука сама собой замахнулась, чтобы залепить пощечину. Стереть самодовольство и самоуверенность с красивого лица.

Его высокомерия хватило на то, чтобы потребовать плату за испорченную рубашку?! Сколько бы она не стоила, все равно не сможет сравняться с моим самоуважением. Пусть в своем высокородном кругу выдвигает такие требования, раз у них это норма, а в мой низкородный круг со своим уставом не лезет.

И зачем я помогла ему перевязать ступни? Пусть бы сидел, заражался. Лишился бы своих длинных ног. Тогда я бы посмотрела, как стал задирать породистую голову.

Я уже раскаивалась в своем порыве, но было слишком поздно — мерзавец думает, что может требовать с меня плату.

Моя ладонь уже была в такой желанной близости от самодовольной физиономии. Наверное, матери так ждут первый крик своего малыша, а я ожидала звон удара. Но Нордгейт оказался проворнее — перехватив за запястье, он заломил руку мне за спину.

Забыв о повязках, я пиналась, брыкалась, даже пыталась кусаться и царапаться, как дикая кошка, но, к сожалению, силы были неравны. Нордгейт просто прижал меня к себе, лишив возможности пошевелиться. Даже стукнуть головой по зубам не могла. Попытка это сделать привела лишь к тому, что глупо ткнулась лбом ему в плечо. Ну почему он такой высокий?!

— А твое самомнение не знает границ, — Нордгейт все-таки запыхался, пытаясь меня удержать. Видимо, я оказала достойное сопротивление. Эта мысль немного подсластила горечь разочарования от того, что не получилось ему врезать. — Действительно думаешь, что я соблазнился тем, как старательно ты демонстрировала свои формы? Извини, но красивым телом меня не пронять. К нему должно прилагаться еще и достоинство, которого у тебя и в помине нет.

Только то, что Нордгейт, обхватив, крепко прижал руки к телу, помешало мне снова попытаться ему врезать. Как же меня бесило его непрошибаемое самодовольство.

— Во-первых, — продолжил он, — оно насквозь мокрое и ты простынешь, а, во-вторых, нам придется провести здесь всю ночь, и спать прямо на песке, чтобы он забился в нос и волосы, как-то не очень хочется. Я предложил бы свою рубашку, но увы… — он умудрился пожать плечами. — Хотя, могу предложить брюки…

Даже в свете костра я видела его насмешливо-наглую ухмылку. Неужели думает, что я мечтаю посмотреть на него без штанов? Тоже мне, счастье. Пусть Голди любуется на его трусы.

— Мы могли бы вернуться к озеру, — прошипела я сквозь зубы, безуспешно брыкаясь в его руках. Казалось, мои тщетные попытки только забавляют Нордгейта.

— Конечно, ты можешь вернуться, — он стоял как вкопанный, даже не покачнулся от моих трепыханий. — Думаю, змеи с радостью тебя встретят, приняв за свою. Но лично я предпочитаю даже твое общество змеиному.

— Мне уже сейчас прыгать от счастья, что ты считаешь меня немногим лучше змей? — яд, сочащийся из моих слов, сделал бы честь любой из них, но все попытки язвить разбивались о невероятное самообладание.

— Надеюсь, что я вызываю у тебя такие же чувство, — совершенно неожиданно для меня, он широко улыбнулся, и в оранжевом свете сверкнули белоснежные зубы.

— Не уверена, — буркнула я и снова дернулась. — Отпусти меня.

— Драться не будешь? Не хотелось бы возвращать тебя в цивилизацию в синяках. Для сплетен хватит и царапин.

«Молчи, Мия, Молчи. Иначе можем ругаться всю ночь. Ему только в радость, а я скоро взорвусь», — повторяла я про себя и помотала головой.

— Приготовлю нам подстилку. Голди, наверное, и не предполагала, во что превратится ее платье.

— Я рад, что ты выбросила из головы все глупости, — теплые объятия исчезли, и Нордгейт отступил на шаг.

— Отвернись, — велела я.

— С удовольствием, — ответил он и действительно отвернулся к океану, будто ничего интереснее непроглядной тьмы в жизни не существовало, и скрестил руки на груди.

Я же принялась торопливо расстегивать оставшиеся пуговицы, чтобы, когда он повернулся, успеть свернуться клубочком, и не дать повода лишний раз позлословить.

Признаться, ее внезапная вспышка меня удивила.

Мия казалась мне не очень умной, бесхарактерной охотницей за состоянием, поскольку безропотно терпела все мои издевки, вероятно, надеясь покорить кротким нравом.

Но сейчас она открылась с совершено новой стороны — гордой, уважающей себя личностью, не готовой пресмыкаться перед тем, кто сильнее, хоть морально, хоть физически.

И мне это нравилось. Нравилось осознавать, что благодаря моим усилиям, она сломала скорлупу сдержанности, за которой пряталась все это время, как за броней, и показала себя настоящую. И такая настоящая, отвечающая мне со всей пылкостью своего темперамента, она была прекрасна.

Даже поняв, что не сможет освободиться от меня, она упорно продолжала сопротивляться.

А прижимать ее к себе… это отдельная история.

Еще ни разу я не находился с ней в столь тесном контакте. Конечно, отметил хорошую фигуру, но и представить не мог всю ее хрупкость. А в сочетании с упорством и отчаянной решимостью, она производила совершенно ошеломительное впечатление.

Не сказать, чтобы я много выпил, но ее близость была как наваждение, опьянение.

Сверкая глазами, словно разгневанный ангел, Мия выкрикивала упреки мне в лицо, но я их не слышал, что-то отвечал, но не понимал что. Завороженный, я наблюдал за тем, как двигаются ее умопомрачительные губы, и, кажется, правда немного поехал умом. Забыл о том, что на яхте Голди сходит с ума от беспокойства, о том, что Мия мне не ровня. Ее рваное дыхание на моей шее, тщетные попытки вырваться пробуждали совсем не невинные мысли и желания.

Я только еще крепче прижимал ее к себе, лишая даже мизерной возможности освободиться.

Она так близко. Так пьяняще близко. Ее лицо, ее запах корицы, теплый и пряный, смешанный с морской свежестью, кажется, впитался в каждую клетку моего тела. Стал такой же частью меня, как кожа.

Стоит лишь чуть-чуть наклониться, и я узнаю ее вкус, мягкую податливость или, наоборот, упрямую настойчивость губ, жар ее рта.

Она даже отклонилась, будто отгадала мои мысли, и я инстинктивно потянулся к ней.

— Отпусти меня, — резкое требование немного отрезвило.

Что я творю?! Как мог настолько забыться?!

Будто стараясь избавиться от соблазна, словно ореолом, окружившего стройную фигурку, я резко отстранился и даже отступил. Но все было бесполезно. Костер за ее спиной обрисовал силуэт пылающим контуром и придал мокрому платью загадочную прозрачность.

Я не мог отвести от Мии глаз, снова и снова изучая каждый изгиб ее тела, вспоминая ощущения, когда держал его в руках.

Мия дотронулась до ряда темных пуговиц, и у меня перехватило дыхание. Никогда раньше не думал, что какая-то застежка, может стать такой мучительно-притягательной. Низ живота свело, когда представил, как Мия станет неторопливо расстегивать все пуговицы, одну за одной, постепенно обнажая совершенное тело.

— Отвернись, — вместо ожидаемого стриптиза, потребовала она. И вовремя, потому что я готов был оторвать их все к чертям собачьим.

Сложил руки на груди и покрепче уперся ногами в песок, будто это поможет остаться на месте и не повернуться. Шея окаменела от усилий, которые я прилагал, чтобы не обернуться.

Что за черт?! Веду себя, как мальчишка, который еще ни разу не видел голой девушки. Перед глазами возникла безупречной формы попа, обтянутая салатовой тканью. Пришлось стиснуть зубы, чтобы сдержать растущее возбуждение. Пытаясь успокоиться, я глубоко вздохнул. Она не единственная девушка на земле, а я далеко не подросток, чтобы не справиться с подступившими чувствами.