Лана Мур - (Не)случайная для принца

Я порывисто вздохнула и зарылась под одеяло, спасаясь от него, от себя?..

— Тогда о чем ты хотел поговорить? — с трудом спросила сквозь стиснувший горло спазм.

— О тебе, — ответил Рэн так, словно для наследника правителя интересоваться девчонкой из приюта самое обычное дело. — Что, ни одной вазы, куда можно было бы поставить цветы? — он осмотрел палату и вздохнул. — Ладно, принесу позже, — и бросил тяжеленную охапку на кровать. От неожиданности я подпрыгнула. — Расскажи о себе. Где выросла. Кто твои родители. Чем занималась. Как попала в университет?

— Зачем? — я растерянно переводила взгляд с рассыпавшихся по кровати цветов на него и ничего не понимала. Если бы можно было удивиться еще больше, я бы это сделала, но, боюсь, что уже достигла предела. — Ты ведь можешь все сам узнать, — неожиданно для меня самой в голосе проскользнула издевка. Кажется, махнув рукой на отупевший рассудок, организм решил действовать самостоятельно и включил скрытые защитные резервы.

— Разумеется, — протянул Рэн. Рассматривая меня, он еще сильнее развалился в кресле, и я невольно облизнула губы. — Но я могу узнать только официальные данные, а хотелось бы немного больше. Я тебя смущаю?

Вот он специально так улыбнулся? Соблазнительно, поддразнивающе. Будто знает, что воздух в палате сгустился до состояния желе и пульсирует. Сдавливает так, что я не могу нормально дышать.

— Нет, — моментально отреагировал организм. Мозг все еще пребывал в анабиозе. — Просто не понимаю, с чем связан такой интерес.

— Видишь ли, — устраиваясь поудобнее, паршивец поменял позу, и рельефные мышцы обозначились четче. — Я не могу игнорировать тот факт, что за короткое время нашего знакомства ты уже два раза попадала в неприятности. Один раз — случайность, два — совпадение. И это совпадение мне совсем не нравится. Я хочу убедиться, что за ними не последуют третий и четвертый разы, а для этого должен получше узнать тебя. Рассказывай.

Резкий и деловой тон подействовал на меня как ледяной душ, вибрирующее в палате напряжение исчезло само собой, словно Нордгейт мог лишь по своему желанию создавать и растворять его.

Я невольно выпрямилась как на экзамене и приготовилась отвечать на вопросы.

Рэн молчал, но смотрел так, будто пытался пробраться мне в голову, и я не выдержала.

— Я не помню своих родителей.

Как всегда, при воспоминании о том, что представления не имею о своей семье, к горлу подступил ком. Может, у родителей были братья-сестры, а у меня тети и дяди. Может, еще живы бабушки и дедушки, вот только я их не знала, потому что была не нужна.

— Все, что я знала — это приют. — С ним связаны мои первые воспоминания, там я взрослела, и даже не представляла, что может быть по-другому, пока нас первый раз не вывели за пределы приюта. Воспитатели говорили, что меня нашли под дверями, и моя мать, скорее всего, какая-нибудь несчастная, забеременевшая без брака и пожелавшая избавиться от ребенка. Не знаю почему, но мне тяжело было принять это. Я все время ждала, что мама вернется и заберет меня. Что у меня есть сестры и братья, и мы будем жить все вместе долго и счастливо.

Я сама не заметила, как комок в горле растворился и превратился в слезы, они неконтролируемо текли вместе со словами. Кажется, первый раз я высказала вслух то, всю жизнь копилось внутри. В приюте это никого не интересовало, а, поступив в университет, я старалась не говорить с Ви или Адамом о грустном, чтобы не бросать тень прошлого на мою новую, старательно выстраиваемую жизнь. И вот появился Рэн. Он грубил, язвил, даже оскорблял. Из-за него я чуть не утонула, но он же меня и спас, и именно ему удалось пробиться сквозь стену, которой я себя окружила.

— И как долго ты ждала? — мягкость голоса Рэна словно открыла последние сдерживающие шлюзы, и слезы хлынули потоком.

— Не знаю, не уверена, что до сих пор не жду. Я прилагала все силы, чтобы отлично учиться и когда мама придет меня забрать, она могла бы мной гордиться. Гордиться тем, что у меня хорошая профессия, — я сама не заметила, как оказалась на груди Рэна, и его кожа стала влажной и соленой. Вцепилась в лацканы его халата и не хотела отпускать, а он успокаивающе гладил меня по спине. — Познакомить с женихом, чтобы она порадовалась за меня.

Грудь Рэна окаменела, а рука на моем плече замерла, и пальцы впились в кожу.

— Как ты с ним познакомилась? — голос оставался тихим и до дрожи ровным, будто Рэн прилагает все силы, чтобы сдержаться. Чем ему так не понравился Адам?

— Это было в день, когда я сдала вступительные экзамены, — всхлипнув, продолжила я. — О чем-то задумалась и чуть не попала под машину. Адам выдернул меня почти из-под колес.

Я все еще цеплялась за халат Рэна, когда он взял меня за плечи, отстранил от себя и заглянул в глаза.

— Значит, началось все с твоего поступления? Три случайности — это уже закономерность. Понимаешь? И мне это не нравится. Подумай еще, может, что-то происходило до того, как ты покинула приют?

Растерянно хлопая мокрыми ресницами, я старалась припомнить хоть что-то. Вряд ли в этот ряд «случайностей» попадает то, что я, вместе с такими же сорвиголовами сорвалась с крыши. Нас тогда всех скопом так и отправили в больницу.

Но раньше все эти случайности не казались чем-то подозрительным. Скорее, я все списывала на собственную неудачливость. Но Рэн так не считал.

Услышав про мое детское приключение, Рэн усмехнулся, но, кажется, не придал этому большого значения.

— Оказывается, ты хулиганка, — прищурился он, а в глазах зажглись синие озорные искорки. — Но, думаю, этот случай не укладывается в общую схему. А теперь послушай меня, — Рэн взял меня за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза. — Я постараюсь во всем разобраться, а ты не отходи от своего жениха ни на шаг. Поняла? — я хотела кивнуть, но не смогла. — Каким бы он ни был, но мне кажется, что он не даст тебя в обиду, а я не смогу приставить к тебе охрану, чтобы не привлекать лишнее внимание.

— Охрана? — не понимая, прошептала я.

— Я не могу… — голос Рэна охрип, а взгляд стремительно темнел. — Не могу допустить, чтобы с тобой что-то случилось. Я… — задержавшись на губах, он замешкался, потом сглотнул. — Я отвечаю за тебя и должен знать, что ты в безопасности.

Это был короткий и яросный поцелуй. Поцелуй отчаянной борьбы с собой. Поцелуй капитуляции. Он выжал из меня все оставшиеся силы.

— Я не могу тебя потерять, — едва различимо выдохнул Рэн мне на ухо, и пока я переваривала это, исчез.

Только в коридоре слышался удаляющийся скрип резиновых ножек стойки.

Обхватив ладонями пылающие щеки, я покачиваясь сидела на кровати, время от времени касалась пальцами распухших губ и думала — как я до такого докатилась? И как теперь смогу смотреть в глаза Голди?

— Почему вы не спите? — осторожно заглянув в комнату воскликнула Зилла. — Если как следует не отдохнете, завтра может подняться высокая температура, и придется снова ставить капельницу. И вашему соседу тоже не спится. Полнолуние что ли? — она выглянула в окно, огорченно покачала головой и вышла из палаты.

Вскоре Зилла вернулась со шприцом и в ответ на мой испуганный взгляд кивнула на пакет с физраствором.

— Это легкое снотворное. Сейчас вы заснете и спокойно проспите до самого утра, — мягко сказала она, вводя иглу.

Довольно долго я ничего не чувствовала, видимо, сказывалось нервное напряжение после ухода Рэна. Общение с ним все больше напоминало мне русские горки. То взаимной неприязни, от которой едва не появлялась шаровая молния, то неожиданно бросался меня спасать, а потом заботливо перевязывал раны и снова грубил. Откровенный доверительный разговор, когда я открыла ему душу, последовавшее за ним умиротворение, и неожиданная вспышка… Страсти?

Я еще чувствовала прикосновение его губ и мятную свежесть дыхания, когда незаметно для себя провалилась в сон.

Проснулась от тихого, но настойчивого голоса Зиллы:

— Мисс Эмили, просыпайтесь. У вас через полчаса назначено узи. Ох! — невольно отскочила, когда я резко села и непонимающе хлопала ресницами. Я схватилась за руку, куда вчера Зилла воткнула иглу, но ничего не обнаружила. — Я ночью зашла и отключила. Вы крепко спали, — улыбнулась она. — Это хорошо, что бы выспались. Сегодня будет суматошный день.

День и вправду оказался суматошным.

За обязательным измерением температуры, которая оказалась ниже нормы, последовало узи, наверное, на все имеющиеся у меня органы. Иногда, в коридорах или лифте пересекались с Нордгейтом. Видимо, ему тоже проводили полное обследование. И он провожал меня долгим задумчивым взглядом.

Я не понимала что у него на уме. Жалеет ли о своем вчерашнем поступке, и вообще, что обо всем этом думает. И незнание страшно действовало на нервы. Я не представляла, что еще можно ждать от Нордгейта, а вчера он слишком быстро исчез, не дав мне спросить какого черта он сделал.

За беготней незаметно подошло время обеда.

К счастью, обедали мы каждый в своей палате. Не знаю, почему Ви сказала, что больничная еда, не очень вкусная. Мне понравилось все: и легкий салат, практически из одних салатных листьев, стручковой фасоли, спаржи и остро-сладкой заправки, но невероятно вкусный, и густой суп из моллюсков с гренками, и овощной мусс с приготовленными на пару куриными грудками и сливочно-чесночным соусом, и нежнейшее суфле с кисловатым морсом.

Только порции были рассчитаны, наверное, на роту солдат, и у меня на тарелках осталось больше половины. Приученная к строгой экономии, я чувствовала дурноту при мысли, что столько продуктов будет выброшено, но впихнуть в себя еще хоть что-то уже физически не могла.

— Вам не понравилось? — искренне огорчилась Зилла, когда увидела почти нетронутый обед. Мне даже показалось, что ее улыбка стала не такой ослепительной.

— Очень понравилось, — заверила я ее. — Но слишком много всего.

Кажется, это успокоило Зиллу, и она опять расцвела словно роза.

Со счастливой улыбкой, которая совсем не подходила моему настрою, она повела меня в процедурную дырявить попу.

Конечно же, а как может быть иначе, в коридоре я снова нос к носу столкнулась с Рэном. Они специально что ли нам так время назначают?

— Как дела? — спросил он вполне дружелюбно, но совершенно отстраненно, как у соседки по лестничной клетке, если бы у него такая была.

То есть, теперь он и знать меня не хочет? Не то, чтобы я, роняя тапки, вешалась ему на шею, но подобное пренебрежение ранило против воли.

Но вскоре все прояснилось — следом за Нордгейтом шла его мать и… Голди.

Конечно, он не хотел перед ними показывать, что якшается с простолюдинкой, каким-то чудом попавшей в привилегированное отделение.

Итак удостоилась от его мамаши цепкого и колючего взгляда. Даже на миг показалось, что она придерживает край юбки, чтобы ненароком не испачкаться об меня. Можно ли быть таким снобом? Видимо, да.

Догнав дорогого сыночка, она цепко ухватила его за руку, видимо, чтобы я не заграбастала, и непринужденно защебетала, выспрашивая все ли у него хорошо. Последнее, что я уловила, прежде чем они скрылись в его палате — миссис Нордгейт настойчиво предлагала сыну уехать на их виллу и долечиваться там.

Я от всей души пожелала Рэну согласиться. Так будет спокойнее и мне, и ему.

Укол оказался больнючий, и в палату я возвращалась прихрамывая. Как Рэну удавалось идти ровно и не приволакивать ногу, оставалось для меня загадкой. Не иначе, на силе воли.

Зато за дверью платы меня ждала целая оранжерея — Ви и Адам скупили, наверное, все цветы на острове и приволокли мне. Я даже не сразу их разглядела среди яркой пестроты бутонов.

— Выглядишь намного лучше, — подлетев, Ви чмокнула меня в щеку. — Вот что значит профессиональный уход! Смотри, что я тебе принесла, — и водрузила на столик огромную корзину фруктов. Стол сразу исчез под ней, но подруга не унималась и громоздила поверх коробочки с пирожным и шоколадом. — Это чтобы тебе было здесь нескучно, — довольная собой, заявила она.

— И чтобы я в дверь не пролезла, — проворчала я.

— Не переживай, тебе это не грозит, — рассмеялась Ви, и толкнула локтем Адама. — Ну скажи что-нибудь. С самого утра изводил меня тем, что надо ехать в больницу, а сейчас молчишь, как статуя.

— Извини за то, что вел себя, как остолоп, — пробубнил Адам. Я чувствовала, что извинение ему дается тяжело, и от этого не хотела его слышать. — Я чуть тебя не потерял, и вместо заботы ты услышала от меня одни упреки.