Лана Мур - (Не)случайная для принца

Посадив меня на диван цвета слоновой кости, он подошел к широкому окну, и яркая, до рези в глазах, синева океана скрылась за плотной шторой.

— Ну вот, теперь никто нас не увидит, — удовлетворенно сказал Рэн.

Он подошел к углублению, чем-то напоминающему эркер, и к своему удивлению я увидела там большую ванну.

Рэн что-то нажал, повернул, и она начала наполняться водой.

Все еще не трогая меня и позволив сидеть и молча наблюдать за собой, Рэн подошел к стене, оказавшейся встроенным шкафом.

— Ви помогла собрать для тебя немного одежды, — пояснил он, достав стопку одежды. — Мне показалось, что тебе не захочется оставаться в этом, — кивнул на мои лохмотья.

— Ты… — скрывая нервозность, я засунула ладони под себя. — Ты останешься здесь?

Спина Рэна окаменела, и даже под брюками было видно, как напряглись ноги и ягодицы.

— Если я тебя смущаю, то уйду, — он медленно повернулся, и положил вещи на подлокотник дивана. Снова вернулся к шкафу и достал аккуратно сложенное полотенце. — Мне уйти?

Что я могла сказать?

С ним я чувствовала себя в безопасности, но в то же время прикосновения вызывали страх и оторопь. Я не желала отпускать Рэна, хотелось быть ближе к нему, стереть из памяти и с тела гадкие прикосновения Адама, но могла ли просить его об этом? Могла ли рассчитывать на терпение? Зачем ему возиться со мной, к тому же почти полностью покрытой синяками?

— Тебе лучше уйти, — я не могла смотреть на него и отвела глаза.

Какое-то время он оставался на месте, потом пошел, но не к двери, а ко мне.

Приблизившись почти вплотную, присел и осторожно высвободил мои ладони.

— Не бойся меня. Я сдержу слово, но ты точно уверена, что хочешь этого? Пойми правильно. У тебя психотравма, и мне просто страшно оставлять тебя одну.

— Я не утоплюсь и не вскрою себе вены, если ты об этом, — слабо улыбнулась я. — Но мне стыдно. Мне безумно стыдно, — я закрыла лицо руками.

— Это не тебе надо стыдиться, а им.

Лимон и мята.

Теплые ладони гладили меня по плечам, снимая напряжение и изорванный топ. По спине, — расслабляя мышцы и успокаивая напряженные нервы.

Рэн не дрогнул, только сдавленно выдохнул, когда увидел мое разрисованное синяками тело, и продолжил осторожно раздевать.

Вскоре шорты присоединились к валяющемуся у ног топу, а меня подхватили на руки.

— Все будет хорошо. Я не сделаю тебе больно, — его теплое дыхание ласкало шею и успокаивало. — Ты в безопасности.

В его руках я чувствовала, что так оно и есть, но вода и тугая пена уже раскрывали мне объятия, а Рэн ослаблял свои.

— Нет! — изо всех сил вцепилась ему в шею. — Не отпускай меня. Не оставляй. Я не выдержу.

Меня снова начало трясти и, казалось, что вот-вот сорвусь в истерику.

— Дай мне минуту, — попросил Рэн, осторожно расцепляя мои руки на своей шее.

Сдерживая подступающую панику, я закусила губу и наблюдала, как Рэн торопливо избавляется от одежды.

— Ты мне доверяешь? — поймав мой взгляд, спросил Рэн.

Я видела, что он тоже не уверен в правильности того, что делает. Нервничает, но старается этого не показывать, и, как ни странно, это помогло мне немного расслабиться.

Если поскорее хочу забыть все, что произошло в доме Адама, то должна довериться. И, кивнув, я сосредоточилась на Рэне.

Высокий, стройный, гибкий, как античные статуи на репродукциях в учебниках по искусствоведению.

Я скользила взглядом по каждой выступающей мышце, каждой дорожке вен, каждой гладкой впадинке.

— Ты тоже очень мне нравишься, — улыбнувшись, заметил он, а я смутилась и принялась изучать пузырьки пены.

Тихие шаги.

Вода в ванне всколыхнулась и плеснула в подмышки. Когда подняла глаза, то Рэн уже сидел напротив, а хлопья пены осели у него глянцевой от воды груди.

Рэн наклонился, и пена поднялась к подбородку. Сначала я наблюдала, не понимая, что он делает, но вскоре почувствовала прикосновение к ступне и вздрогнула.

— Доверься мне, — шепнул Рэн.

Его низкий голос, как чувственная ласка, которой нельзя не поддаться, и я, расслабляясь, откинула голову на бортик.

Рэн осторожно поднял мою ногу, и стал поглаживать ступню, потом бережно разминать, начиная с кончиков пальцев.

Удовольствие, тонкое, деликатное, оно словно исподволь дотрагивалось осторожными касаниями и пробиралось выше по ноге, расслабляя мышцы и успокаивая натянутые нервы.

Рэн нажимал на какие-то одному ему известные точки на ступне, и я плыла. Мышцы размякли и отказывались повиноваться. Когда же Рэн взялся за другую ногу, то бедра, совсем ослабев, раскрылись сами собой, а вместе с дыханием из груди вырывались тихие стоны наслаждения.

Сильные пальцы скользнули вверх по лодыжкам, и слегка сжали.

Слабый ток побежал по бедрам, животу, и я глубоко вздохнула.

Рэн ненадолго остановился, продолжая мягко массировать икры, и, когда я престала стискивать бортики ванны, двинулся дальше.

Осторожно, стараясь не испугать, поглаживал внутреннюю часть бедер, и они расходились еще сильнее.

Рэн не спешил, позволяя мне прочувствовать всю прелесть нежности и неторопливости.

Он продолжал ласки, терпеливо дожидаясь, пока я окончательно не разомлею от неги и сама не потребую большего. Только получив мое не совсем молчаливое согласие, притянул ближе и усадил себе на бедра.

Почувствовав его желание, я испуганно замерла. В памяти снова мелькнуло искаженное лицо Адама, но почти сразу же исчезло, под мучительно-неторопливыми ласками.

— Если ты не уверена, то можем прекратить, — почувствовала на шее прерывистое дыхание.

— Я уверена, — шепнула в ответ, и мир исчез.

В мягкой пене и теплой воде мы покачивались словно на облаках. Воздушно, невесомо и невыразимо восхитительно.

Крепкие бедра, сильные плечи и шея с ароматом лимона и мяты — это единственное, что связывало меня с реальностью, иначе решила бы, что сплю или уже умерла и попала в рай.

Воздуха не хватало, перед глазами кружились и вспыхивали ослепительно белые искры, живот стягивало сладкой судорогой, когда Рэн замер и крепче прижал меня к себе.

Мы исчезли, растворились, распались на атомы или… стали частью друг друга.

Первое, что стало ощутимым — это мое сердце. Оно билось с безумной скоростью и встречало точно такие же сильные частые удары.

Наши сердца словно стремились соединиться точно так же, как это сделали мы сами.

— Спасибо, что помог мне со всем этим справиться, — почти беззвучно сказала я.

— Спасибо, что поверила, — ответил он.

Я попыталась встать, но Рэн не пустил. Развернув меня спиной к себе, стал массировать плечи.

— Ты ведь не думала, что сеанс спа закончен? Это еще даже не половина, — многообещающе пообещал он.

«Голди», — в памяти всплыло красивое лицо.

Нет, не буду думать о ней. Только не сейчас. Мне это нужно. Невыносимо нужно. Потом расстанемся и больше не увидимся, но сейчас он только мой. А то, о чем Голди не узнает, ей не повредит.

Мия была такой нежной и так доверчиво льнула ко мне, что, казалось, сердце готово было остановиться от переполнявших чувств.

Я старался не замечать красно-синие разводы на ее теле, но все рано временами от злости сводило челюсти.

Адам заплатит. На своей шкуре почувствует, что такое побои и насилие.

Как же после всего, что он сделал, у Мии хватило сил, храбрости переступить через это и довериться мне?

Думал ли я о Голди, находясь рядом с Мией? Разумеется, но только как о незавершенном деле.

Я не сомневался, что после моего очередного исчезновения из больницы, она, как и обещала, уехала из страны.

Голди была права. Во всем права. Мы запутались, заблудились в себе. Слишком привыкли считать себя парой и не понимали, хотим ли этого на самом деле.

Встреча с Мией помогла мне пробудиться, и я от всего сердца желал, чтобы Голди тоже встретила такого человека. Она, как никто, заслуживала счастья.

Закончив с массажем в ванне, я закутал Мию в большое полотенце и отнес на кровать.

Слуги исчезли где-то в недрах дома и старались лишний раз не мозолить глаза.

Мы будто снова оказались на необитаемом острове, только на этот раз с полным комфортом: теплой водой, мягкой кроватью, кондиционированным воздухом и, конечно же, изобилием еды.

— Хочешь есть? — спохватился я, перебирая темные волосы Мии. Казалось, за этим занятием я мог бы провести вечность. Смотреть на ее лицо, как тень от ресниц падает на щеки, как блестят глаза, когда она смотрит на меня, и подрагивают губы суккуба. Смотреть и знать, что она рядом. Она в безопасности.

— Я бы не отказалась, — кивнула она. — Но… не хочу, чтобы ты уходил.

Голос задрожал, и в нем послушались нотки отчаяния. Будто нам отведено ничтожно мало времени, и Мия не хочет упускать ни секунды.

Мне показалось, что ванне она точно так с таким же отчаянием обреченности, словно головой в омут, бросилась в мои объятия.

Вспомнил, как она цеплялась за меня, словно утопающий за спасительный круг, и стало больно.

Нет, разумеется, я был рад, что помог Мие, после всего, что с ней случилось, не свалиться в депрессию или не захлебнуться в истерике, но я рассчитывал стать для нее чем-то большим, чем спасательный круг. А какую роль отвела мне она?

В любом случае, сейчас рано об этом говорить. Сначала ей надо оправиться.

— Я недолго, — легко коснулся губами ее лба, поднялся и обернул бедра еще одним полотенцем.

В гостях у Грега я бывал часто, планировку знал и без труда добрался до кухни.

— Господин Нордгейт! — увидев меня, служанка вздрогнула и отступила. Ну да, не каждый день хозяева приходят на кухню в полотенце на босое тело. — Почему же вы не сказали, что проголодались? Не стоило вам самому беспокоиться, — скрывая смущение, хлопотала она и металась от холодильника к мраморному острову.

— Ничего страшного. Мы просто не хотели, чтобы нам мешали. Соберите, пожалуйста, какие-нибудь холодные закуски и напитки. Я подожду.

Наблюдая, как служанка проворно суетится, взял из корзинки апельсин и очистил от кожуры.

Из окна, как и из всех помещений в доме, открывался вид на море и курсирующие вокруг катера охраны. Мимо них точно никто не проскочит, если только аквалангист, но и он, выбравшись на сушу, столкнется со службой безопасности.

Из холла донесся непонятный шум.

Мужской голос что-то настойчиво говорил, но его без труда перекрывал повелительный женский.

Слишком знакомый, чтобы не понять, кому он принадлежит.

— Не отвлекайтесь, я скоро приду, — повернулся к испуганно замершей служанке.

Она кивнула, и я отправился на встречу с неукротимой мамой.

Успел вовремя.

Мама уже сломила сопротивление мажордома — что неудивительно, перед ее напором не устоит не то, что охрана, но и боевое соединение, — она уже готовила вторжение в гостиную, а там недалеко и до спальни, куда я не собирался ее впускать.

— Лорэнций, — как всегда, когда была мной недовольна, она назвала меня полным именем, но голос все равно остался вежливо-ровным. Кажется, самообладание не изменило ей даже когда сообщили о падении вертолета отца. — Когда ты научишься быть ответственным? — она сделала попытку обходным маневром проникнуть в гостиную, но я встал у нее на пути.

— Мне кажется, что на этом поприще я сделал значительные успехи, — стараясь попадать в тон ее голоса, возразил я. Если дать маме хоть малейший повод, то не успеешь заметить, как она соскользнет от интересующей меня темы.

— Очень в этом сомневаюсь, — надменно изрекла она. Иначе ты вряд ли снова сбежал бы из больницы, не удостоверившись, что нет угрозы для здоровья. Ты отдаешь себе отчет, что от тебя, от правильности и взвешенности твоих решений и поступков будут зависеть сотни судеб, а может, и жизней. Ты не простой булочник или каменщик, исчезновение которого никто не заметит, и на его место придут сотни новых. Ты — Лорэнций Нордгейт, будущее этой страны. Помни, пожалуйста, об этом, когда в очередной раз кинешься совершать необдуманные поступки. Что за маскарад ты здесь устроил? Охрана, катера. Детский утренник какой-то. Не такого я ожидала от наследника Нордгейтов. Или это идея твоего безалаберного Грега, раз уж ты на вилле его родителей. Кстати, они знают о ваших мальчишеских, недостойных взрослых мужчин проделках? Думаю, нет. Где они сейчас? На континенте? Сейчас ты оденешься, — она измерила меня оценивающим взглядом и быстро, но не достаточно, чтобы я этого не заметил, — стрельнула взглядом в гостиную.