Анна Одувалова - Не смей меня желать

– Этого не будет, – говорит Марк.

– Не зарекайся, – отвечает Дина и, напевая под нос, идет к выходу. Ей совершенно насрать на то, что она только что все разрушила к чертям.

– Ник… – Марк поворачивается к девушке и видит на ее щеках слезы. Лицо застыло и похоже на восковую маску.

– Я думал, ее тогда послала ты…

– И это достаточный повод, чтобы сначала отыметь пальцами меня, а потом трахнуть мою подругу?

– Прости… – это даже не просьба, просто слова вежливости. Не нужно гадать, чтобы понять – некоторые вещи не прощаются. Но Марк все равно должен попытаться объяснить. – Я был дико зол, обижен, унижен… возбужден. Дина просто попалась под руку.

– Да не под руку, – вздыхает Ника и говорит. – Я хочу, чтобы ты ушел. И не просто сейчас к себе, я хочу, чтобы тебя уже завтра не было в моей жизни.

– Ник…

– Не говори ни слова, пожалуйста! – останавливает она, даже руку вперед выставляет, чтобы он не дай бог не приблизился. – Или ты сам придумываешь внятную причину и говоришь отцу, что не вернешься, или причину очевидную озвучиваю ему я. Все ясно?

– Да.

Марк выкидывает сигарету и уходит с веранды, пытаясь убедить себя в том, что все должно было закончиться. Не сейчас, так позже. Лучше так, потому что потом было бы еще больнее. А на входе в дом, на повороте его ловит Дина. Она прижимается грудью и толкает парня к стене, а ее ловкие пальцы хватаются за пряжку ремня.

– Она тебя послала куда подальше? Ника гордая, – шепчет блондинка, пытаясь расстегнуть ему ширинку. – Но не переживай, я не ревнивая.

– Пошла ты! – отшвыривает ее Марк и стремительно уходит в дом, слыша за спиной смех.

– Зря отказываешься. Я тебе еще позвоню.

– Не утруждайся.

Ника

Самое мерзкое в этой ситуации заключается в том, что Дина даже не понимает, в чем проблема. Она позвонит завтра и будет трещать в трубку, как заведенная, и рассказывать о том, в какой позе она трахалась с Марком и почему хочет повторить. Это ее натура, ну, и как Лиза, она… рассматривала телохранителей, официантов, водителей как красивую игрушку из секс-шопа. Она ведь сразу же запала на Марка. И это неудивительно. Но он! Как он мог поступить со мной подобным образом? Душат слезы.

Да, тогда мы еще не были вместе. Но, черт его побери, как он мог сначала целовать меня, заставить кончить от своих пальцев и потом, как ни в чем не бывало, всадить Дине. А вечером я пришла делать ему минет?

К горлу подступает тошнота. Он тогда меня послал потому, что уже сбросил напряжение с Диной? Ведь так? Господи, как противно обо всем этом думать, и как больно душе.

Неужели, я умудрилась совершить величайшую глупость и влюбиться в Марка? Как у меня вообще подобное вышло? Только вот забыть Дину я ему не могу. Мы и так с ним обречены, а то хорошее, что могло бы случиться между нами, он перечеркнул сам. И с кем?!

Я рыдаю в подушку, когда открывается дверь и входит он. Небрежная поза и сожаление в глазах.

– Зачем ты пришел? – Я поднимаюсь и смотрю с ненавистью. – Я же сказала тебе убираться!

– Я не могу уехать ночью, не могу уехать, не поговорив с твоим отцом. Так что до утра я остаюсь тут.

– И поэтому ты пришел ко мне? Зачем, Марк? Ты просто даже не представляешь, что я сейчас чувствую! Я ненавижу тебя! Убирайся из моей комнаты!

– За что ты меня ненавидишь? – тихо уточняет он, и я вижу в его глазах боль. Ну не смотри на меня так, черт! – Мы тогда даже не были вместе. Да, трахаться с Диной это не лучшее решение, но…я бы никогда не сделал это сейчас.

– Я бегала за тобой с того гребанного дня, как случайно увидела в полотенце, – признаюсь со всхлипом. – Я всегда делала шаг навстречу, ты мог бы переспать со мной даже на улице за клубом, но нет… ты выбрал ее.

– Это не так, – Марк качает головой. – И близко не так. Ты – не Дина. И даже не пытайся сравнивать.

– Именно поэтому ты отымел меня пальцами и бросил, а ее трахнул по-настоящему? Браво, Марк, поступок, достойный настоящего рыцаря.

– Ты злишься на меня за то, что я не стал поступать с тобой, как Диной? – удивляется он. – Серьезно? Так это легко исправить.

Марк делает решительный шаг и дергает меня за ногу на край кровати.

– Нет! – шиплю я, пытаясь вырваться, пока его рука ползет по внутренней поверхности бедра. Под короткий халатик.

– А может быть, «да»? – хрипло уточняет он и зеленые глаза темнеют. Из них уходит боль и ее сменяет желание.

– Нет! – вырываюсь, хотя его пальцы уже достигли моих трусиков. – Я тебя ненавижу!

– А тебе не нужно меня любить, нужно просто получать удовольствие.

Он одним движением оказывается рядом и срывает тонкую полоску материала, разорвав по шву. Дергает за кушак халата и распахивает полы, жадно уставившись на мою грудь.

Наклоняется и болезненно прикусывает сосок, а когда я вскрикиваю и выгибаюсь, нежно проводит по нему языком. В это время его рука у меня между ног. Сегодня в движениях нет нежности, пальцы двигаются резко, наверное, мне было бы больно, если бы я не была такая влажная.

– Ты ведь уже готова для меня.

– Не хочу этого, – из последних сил сопротивляюсь я, но он непреклонен.

– Только твое тело говорит об обратном. Повернись спиной, – командует он, расстегивая ширинку. Я смотрю, как завороженная, сглатываю и, словно марионетка, выполняю требования, устроившись на четвереньках на краю кровати.

– Я не буду с тобой нежным, – припечатывает он. – Ты же этого хочешь? – горячее дыхание опаляет кожу, когда Марк оставляет укус на моей шее, наверное, будет синяк, метка. Последняя метка.

Он скользит пальцами по талии, его рука опускается между ног и надавливает на клитор, я всхлипываю, так как прикосновение подушечки пальца к самому нежному месту, заставляет меня забыть о том, как я его ненавижу, а Марк в этот момент резко входит сзади и заполняет меня целиком. Наматывает на кулак волосы и тянет голову назад, заставляя прогнуться в пояснице и застонать. Он двигается резко, уверенно, не давая мне ни секунды, чтобы выдохнуть, наполняя меня до отказа и совсем не заботясь о моих чувствах. Сейчас он забирает свое, а я ощущаю, как пожар захватывает с головой. Это новое удовольствие, порочное. От него на глазах выступают слезы, потому что я не чувствую Марка эмоционально. Оргазм близок, Марк медленно выходит и резко вбивается до порочного хлопка яиц по промежности. Я выгибаюсь сильнее, а он наращивает ритм, грубее вцепляясь в мои волосы.

Его движения отрывистые, я чувствую, что он скоро кончит, понимаю, что не успеваю за ним, и в этот момент чувствую пальцы на своих влажных складках. Марку требуется всего несколько движений для того, чтобы меня захлестнуло лавинообразное, болезненное удовольствие. Я содрогаюсь от оргазма, а он не прекращает движений внутри, и тут меня накрывает вторая, даже более сильная волна. Ноги не держат, я вообще, кажется, едва жива, а Марк все еще двигается во мне, заставляя уноситься на все новые и новые вершины блаженства. Потом резко выходит и кончает мне на ягодицы горячей струей. Я падаю на кровать и прикрываю глаза. Меня душат слезы. Умопомрачительно, порочно, грязно и вместе с тем сладко.

Парень наклоняется и на ухо говорит.

– Вот так было с Диной. Не сравнивай разовый секс и занятия любовью. Очень большая разница.

Сказав это, он отступает, а я даже голову не могу повернуть, просто лежу и тихо рыдаю в подушку. Но Марку не нужны слова, он уходит, закрыв за собой дверь. Нет смысла уточнять, я знаю, уходит навсегда, разбив мое сердце и вывернув наизнанку душу. «И отымев напоследок» – довершает противный внутренний голос. И что самое мерзкое, и этот секс мне понравился, и его я бы повторила еще раз. И даже после этого я завидую Дине и ненавижу ее и его. Одно хорошо: теперь я точно знаю, он не целовал ее в губы и не смотрел ей в лицо.

Я реву почти всю ночь, а с утра долго пытаюсь хоть как-то скрыть следы. Мне через час выезжать, давать показания, а я выгляжу и чувствую себя так, словно бухала всю ночь. Счастье, что мой запас косметики практически бесконечен. Все эти хайлайтеры, тональники, консиллеры способны скрыть следы страданий и бессонных ночей. Ну, кроме красных глаз, конечно. Но вниз я спускаюсь вполне похожая на человека. Правда, в душе все переворачивается.

В холле меня уже ждет злой, как сто чертей отец. Он-то и цедит сквозь зубы, что Марк больше не работает. Я пожимаю плечами.

– Я же говорила сразу – это хреновая идея.

– Пошли, – бросает он, видимо, не собираясь продолжать разговор, но смотрит на меня подозрительно. Пыхтит, а потом спрашивает, точнее, говорит с утверждением. – Ты ревела.

– Папа, – объясню как можно более доходчиво. – У меня подруга умерла. Вторая за десять дней. Конечно, я ревела.

Кажется, этот ответ его удовлетворяет, и мы идем к выходу. К черному «ленд крузеру», который удивительно шел Марку, но сейчас за рулем Андрей.

Я залезаю на заднее сидение и смотрю в окно. Папа злится и мне сложно понять на кого. У меня так и не хватает духу спросить его, как Марк объяснил свой уход. Наверное, потому что я боюсь, что он сказал правду. Это вполне в его духе. Но я не хочу ни о чем думать, нацепляю на нос солнечные очки, и пытаюсь игнорировать текущие по щекам слезы.

Марк

Марк заезжает в ближайший супермаркет и без изысков покупает водки. К своей матери он не едет, а отправляется в свою квартиру. Новую, безликую, но уже порядком загаженную квартирантами. После них уже убрали, но ремонт еще не сделали. Квартира – это единственное, что досталось ему от государства. Он тут не жил. Полгода, пока лежал в больнице и пытался восстановиться, мать сдавала, а когда выписался, почти сразу же переехал к Самбурскому. Это чужое, нелюбимое жилье с видом в никуда. Квартира годится только для того, чтобы тут спать и бухать. Но больше сейчас он ни на что не способен. Слишком ненавидит себя за все. За то, что подвел Самбурского – два раза, когда не сдержал обещание и когда уехал, отказавшись от денег, и от положенной двухнедельной отработки. На Дину, за то, как поступил вчера с Никой. До сих пор во рту горечь. Он ведь никогда не был скотом. Откуда же вчера это желание сделать ей больно, с одной стороны, и заставить запомнить – с другой? Нужно ли ему, чтобы она помнила о нем именно это? Мысли отравляют и без того паршивое существование, и единственное, о чем думает Марк – после водки должно стать лучше. Потому, что если не получится, то вообще непонятно, что делать.

В подъезде его останавливают вездесущие бабки и пытаются сказать, что посторонним тут ходить нельзя. Марк с удовольствием скалится, пугая старушек своими шрамами. Он принципиально надел майку с короткими рукавами, не закрывающими плечи, задолбало прятаться. И в ответ на глупое кудахтанье припечатывает, что он тут живет.

– Нужно Татьяне сказать, что такие квартиранты нам не нужны, – возмущается одна.

– Не получится, – нагло ухмыляется Марк. – Это квартира не Татьяны.

– Да, это ее сына – ветерана, между прочим. – Самая бойкая проявляет удивительную осведомленность. «Не какого-то бомжа, как ты» – читается между строк, тем приятнее припечатать глухим.

– А я и есть тот самый ветеран.

– Да ты не ветеран. Ты бандит, вон рожа какая.

– А такую рожу, бабушка, дарит война, вместе с квартирой, а теперь простите, но я хочу домой.

Хочет он утопиться, а не домой, но об этом он никому говорить не станет.

Вполне себе русский запой, в который Марк влетает с азартом в первый раз в жизни, прерывается на третий день. Мать приезжает сама. Видимо, скупые и изрядно корявые сообщения в «вайбере» наталкивают ее на мысли о том, что дела идут не самым лучшим образом. Ну, а может, Самбурский настучал. Такой вариант Марк тоже не исключает.

Она замирает на пороге однушки и укоризненно взирает на него.

– Марк… ну вот от тебя я такого не ожидала.

Она смотрится чужеродно в этой квартире. Высокая, подтянутая, с идеально – волосок к волоску – уложенными светлыми волосами. В свои сорок семь мать выглядит лет на десять моложе.

– Ну, прости, не оправдал твоих ожиданий.

– Валера сказал, ты ушел. То, что он сказал об этом матом, заставило меня задуматься. Что у тебя произошло?

– Валера-а-а, Валера-а-а-а, – пьяно передразнивает Марк и отворачивается к окну. Спиртное не лезет. С другой стороны, жизнь тоже не лезет, а что делать? Идти вешаться? Марку кажется, мать не оценит совсем.

– Расскажешь? – просит она усталым голосом. И то ли он, то ли выпитая водка заставляют откровенничать.

– Я влюбился… – признание вырывается случайно.

– И, судя по всему, что-то пошло не так. – Мать вздыхает. Она даже не садится. Так и стоит в центре комнаты. Марк ее прекрасно понимает, трезвый он бы тоже тут сидеть не стал. – Она не ответила взаимностью?