— Вот именно, папа. Не забывай это. Дай его адрес, а уж дальше я как-нибудь разберусь сама. Я переезжаю к Марку.

— Тебе там не понравится.

— Он живет с мамой?

— Нет, — отец морщится.

— Значит, понравится.

— А если он тебя прогонит?

— Ты сам себе веришь? — фыркаю я, и когда он качает головой и пишет на листочке адрес, я триумфально улыбаюсь и ухожу.

17 Прогнать нельзя любить

Марк

— Ты даже не пригласишь меня войти? — Она стоит за порогом такая потерянная и в тоже время желанная. Неуместная в обычном подъезде, обычной многоэтажки. На ней легкий сарафан, под которым явно нет лифчика и шпильки, которые к нему совсем не подходят, но заводят с пол-оборота.

Прогонять ее не хочется. Вот просто не хочется, не тогда, когда она пришла сама. А Ника кажется, ждет именно этого и боится. Марк отчетливо видит в ее небесно-голубых глазах страх и надежду, поэтому закусывает губу и кивком приглашает войти.

Отворачивается и идет в комнату, стараясь не думать о том, следует ли за ним Ника. Отвлекает тихий шорох. Он поворачивается и замирает с открытым ртом. Потому что хищные шпильки были совсем не к воздушному сарафану, а к микроскопическим трусикам. И кроме них и туфлей на Нике ничего нет.

— Ты думаешь, я пришла поговорить? — усмехается она, поймав ошалевший взгляд парня. — Не-а, я пришла, чтобы остаться. И мне наплевать на твои аргументы.

— У тебя нет ничего кроме трусов… — хрипло выдыхает он, не в силах отвести взгляд от гибкого загорелого тела, от коричневых сосков и бесконечных ног.

— Ошибаешься. — Она делает шаг навстречу и заставляет отступить к стене. — У меня в машине чемодан с одеждой.

— Ник… — начинает Марк. — Это не лучшая…

Он хочет сказать, что это глупо, что он не сможет жить с ним тут, в таких условиях, но девушка подносит палец к его губам и говорит.

— Тссс.

А в это время другая рука уже тянет вниз резинку домашних спортивных штанов. Сразу вместе с трусами. Охренеть! Это единственная связная мысль в голове, потому что желание вспыхивает мгновенно, и оно такое сильное, что мозг отказывается функционировать. После Ники у Марка никого не было. А это просто охренеть, как долго.

Вид почти обнаженной блондинки на каблуках, которая опускается перед ним на колени, просто сносит крышу.

Марк слишком хорошо помнит, что прогнал ее в прошлый раз, и понимает, что не готов повторить этот подвиг снова. Она пришла к нему сама, и выгнать ее сейчас, нет сил. И говорить тоже. Не тогда, когда ее ладони ложатся на член, а голубые глаза смотрят с восторгом и надеждой.

— Ты ведь понимаешь, что не можешь меня выставить? — шепчет она и скользит ладонями вверх по стволу, чтобы сжать пальцами под головкой.

— Не могу, — Марк смотрит на нее, на ее медленно двигающиеся руки и понимает, что не в состоянии это контролировать.

— Это хорошо, — торжествующе улыбается она, — потому что ты мой.

Ника наклоняется и медленно проводит языком по уздечке, и снова смотрит, а когда через сжатые зубы Марка вырывается мат, смеется и говорит.

— Я тоже очень скучала, но… — острый ноготок легонько поводит по всей длине члена. — Я девочка неопытная, ты ведь подскажешь мне, как надо? — шепчет она и смотрит на член с таким восторгом, который Марк видел только в ее глазах.

От одной интонации, только от этих слов хочется кончить.

— Бля, Ника… — выдыхает парень и кладет ей руку на затылок, запутываясь пальцами в длинных шелковистых волосах. Давление получается непроизвольным, как и толчок бёдер в сторону ее рта. Это так же естественно, как дышать. Ника послушно наклоняет голову ниже, до тех пор, пока ее дыхание не начинает щекотать головку члена.

— Чего ты хочешь, Марк? — шепчет она, касаясь мягкими губами напряженного, готового взорваться ствола. И парень, хрипло выдыхает.

— Господи, да возьми же его, наконец, в рот, а то я сдохну.

Я ответ раздается тихий смех, и пухлые губы медленно обхватывают головку члена и двигаются вниз. Марк сдерживается изо всех сил, чтобы не надавить на затылок сильнее, сжимает зубы и шумно выдыхает, когда Ника влажно ведет губами вверх и на секунду отпускает изо рта член, чтобы отдышаться и повторить движение снова, уже смелее, глубже и увереннее.

— Твою ж мать…

Марк бормочет что-то бессвязное, стараясь не стискивать волосы на ее затылке, когда Ника облизывает его, как эскимо на палочке. Проводит языком по вздувшимся венам и скользит по влажному члену руками следом за губами, сжимает у головки, вдыхает и погружается снова, а потом начинает сосать так горячо, плотно и влажно, создавая долбаный вакуум и заставляя буквально хрипеть от неконтролируемого желания и двигаться бедрами ей навстречу. Рот Ники — врата рая — горячие, тугие и влажные, в них хочется погружаться все сильнее, глубже толкать настойчивее бёдрами, и Марк, не в силах сдерживаться, давит на затылок, притягивая к себе ее голову.

Тормоза отказывают совсем, и он погружается глубже, до судорожного глотательного движения и даже мысль о том, что может, стоит дать ей отдышаться, не способна заставить думать.

— Еще, — вырывается стон, — когда Нике удается немного отстраниться и глотнуть воздуха, и она послушно снова насаживается на член, творя языком нечто невообразимое.

Перед глазами фейерверки, и Марк сдавленно стонет.

— Тише… замри…

Но это служит сигналом, после которого горячие губы смыкаются под головкой и, напряженно сжимаясь, скользят вниз. Руками Ника ласкает поджимающееся яйца и становится понятно, что остановиться точно не выйдет, не сейчас, когда она такая восхитительная.

Она работает ртом все быстрее, издавая такие восхитительно влажные звуки, что остатки контроля развеиваются, Марк глубже толкается в ее рот и хрипло стонет: «Ника…» — пока кончает тугими струями в ее рот, она послушно сглатывает до последней капли и только потом с довольной улыбкой отстраняется, в то время когда Марк может только тяжело дышать, опираясь спиной на стену.

— А вот теперь, можно и поговорить, — довольно заявляет она, но парень делает шаг вперёд, подтягивает штаны и подхватывает ее на руки.

— Куда ты меня несешь? — уточняет Ника, нахмурив брови.

— Моя очередь, — говорит Марк и наслаждается тем, как потемнели ее глаза и моментально напряглись соски.

Ника

— Моя очередь, — говорит он, и я вспыхиваю, как свечка. Секунду назад, когда стояла перед ним на коленях не испытывала ни малейшего стыда, а когда он сгружает меня на диван прямо в туфлях и плавно разводит ноги в стороны, готова умереть со стыда. Я до сих пор не верю, что решилась к нему прийти. И в то, что он меня не прогнал, ну и, по всей вероятности не прогонит. Об этом говорит его хищная улыбка, когда он одним движением срывает с меня трусики. Лучше ему не знать, сколько я на них потратила.

— Я скучал, — признается Марк и нежно сверху вниз проводит большим пальцем по моим важным складочкам, я выгибаюсь и тихо шепчу, сквозь стон.

— Я тоже.

Он не спешит, медленно массирует подушечкой пальца клитор, а я не могу даже связно мыслить, потому что это просто взрыв, фейерверк перед глазами. Кажется, я давно стала зависимой от его пальцев. Я так думаю, пока не ощущаю в себе его язык.

Марк нежно втягивает губами клитор и меня буквально подкидывает на диване от наслаждения, но ему этого мало, и он вводит в меня палец — это так умопомрачительно сладко, что происходящее кажется сном. Его язык вырисовывает восьмерки, а палец двигается во мне в своем ритме, заставляя подлетать на новые вершины блаженства. Это так упоительно хорошо, что я невольно притягиваю его голову ближе, чувствую на себе его язык, его губы и пальцы и перестаю вообще понимать, где нахожусь.

Меня штормит и качает от влажного ощущения языка между моих ног, он ударяет сильнее, то ускоряет, то замедляет темп, а я не могу соображать, дрожу всем телом и чувствую, что улетаю в какой-то долбаный космос. Мне на секунду жаль, что я летаю без него. А потом становится все равно, так как меня сметает наслаждение — такое яркое и сильное, что кружится голова.

— Марк… — шепчу я, выгибаюсь и содрогаюсь снова, потому что его губы все еще на мне, потому что, мне так хорошо, что не хочется, чтобы это состояние заканчивалось. Когда я расслабленно замираю в его объятиях, он еще раз нежно проводит языком снизу вверх, заставив меня вздрогнуть, и поднимается выше, стискивая в объятиях.

— А вот теперь можем поговорить, — предлагает Марк и получает недовольный взгляд.

— Нет. Не хочу говорить. У тебя есть бухло? Впрочем, — морщу нос. — К черту твое бухло, у меня есть свое в машине. Принеси, а? Ключи в сумочке. И захвати мой чемодан.

Марк смотрит долго, и я закусываю губу, жду его ответа, стараясь демонстрировать уверенность, которой нет. Но потом парень поднимается, берет с пола спортивные штаны и я вижу, он сдался.

— Ты ведь потом пожалеешь, Ника.

— Может быть, — зачем спорить с человеком, уверенным в своей правоте. — Только вот и сейчас я жалею о потерянном времени. Каждый день, проведенный без тебя, я жалела об этом. Скажи, неужели ты не вспоминал меня?

— Всегда… — Он сглатывает и на сердце разливается тепло.

— Так давай будем вместе, пока мы оба хотим этого до звезд перед глазами.

— А если это путь в никуда?

— Понимаешь, я не знаю как ты… но я уже нигде. Если тебя нет рядом, я не живу, просто существую. Я люблю тебя, Марк, очень сильно.

— И я люблю тебя, Ника, — с тихим выдохом признается он. — Но мне будет чертовски сложно сделать тебя счастливой.

— Ну две минуты назад получилось же.

Он улыбается и качает головой, показывая, что имел в виду совсем не это, но к счастью, молчит и идет в машину за шампанским и вещами. А я лежу и глупо улыбаюсь, потому что все и всегда бывает так, как хочу.

И Марк еще не в курсе, что я прекрасно знаю, как сделать нас счастливыми. Даже если он какое-то время будет сопротивляться.

— И кстати… — Я закусываю губу и потягиваюсь, разглядывая вернувшегося Марка. Он уже кинул вещи в прихожей и теперь возится с шампанским. — Помнишь тот наш секс, когда ты ушел? Я должна тебе кое-что сказать.

— Ник… — Марк сжимает зубы и качает головой.

— Тсс… — Одергиваю его я, пока не начал оправдываться.

— Я хочу повторить… — признаюсь и ловлю в глазах жадный блеск.

— Ни-и-к, — тянет он не то потрясенно, не то восхищенно.

— Ну а что? Мне понравилось.


Марк

Неделя спустя

— От, Марк, какого хрена-то? — возмущается Самбурский, раздраженно разглядывая парня, который занимает всю прихожую и не дает работникам совершить акт вандализма, а именно втащить новый кухонный гарнитур. — Ты, сука, у нас гордый и тебе не нужны мои деньги. Ника — отважная жена декабриста и ей не нужны мои деньги. А я всю жизнь ради них вкалывал. Твоей матери тоже не нужны мои деньги, видимо из семейной солидарности. Мне-то они нахера? Я один, как дебил, слоняюсь в своем особняке. Я зарываюсь на работе, потому что вокруг одни идиоты, а единственный человек, которого я хочу видеть начальником охраны, потому что тупо доверяю и знаю, он не воткнет мне нож в спину — не идет на эту должность, ибо у него гордость. Он живет с моей дочерью в старой хрущевке, с мебелью, которую покупали еще мы с твоим отцом и не дает мне поставить тут долбанный кухонный гарнитур. Вот скажи не, кому от этого хорошо? Нике что ли?

— Я могу ее отпустить.

— Ты — дебил, — снова начинает Самбурский, и на лестничной площадке уже собираются местные, крайне любопытные бабульки.

— Оттолкнешь Нику, будет плохо ей, будет плохо тебе, будет плохо мне, ибо страдающая дочь — это пипец, как тяжело. Сейчас ситуация тоже не огонь. Марк, ну вот засунь в жопу свою гордость. И подумай головой. Я наработался за свою жизнь и устал. Мне все равно придется отойти от дел. Хорошо не через год или два, а через десять лет. Я блять, пожить хочу. С внуками ездить отдыхать в Италию или Грецию. При этом хочу знать, что мой бизнес в надёжных руках. А Ника не примет, потому что у вас совместная гордость. Я не против вас. Я не против ваших отношений, блин, я даже гордость уважаю общую гордость, но не тогда, когда она вредит всем.

Не хотите жить со мной, ок, я уеду в квартиру. Мне этот дом в хер не встучался. Не хотите жить в особняке, я его продам. А деньги? Куда я деньги дену? Положу на счет? И когда сдохну, может быть, вы так и быть, ими воспользуетесь, а до этого будет жить нище и благородно? Зачем?

— Не знаю, — Марк прислоняется к стене.

— Пойми, это не подачка тебе и ей. Это разумное распределение ролей. Да я работал на бабло, а ты служил. Да мне сорок семь, а тебе двадцать пять. Тебе не поздно начать зарабатывать. Можно, конечно с нуля, но блин зачем?