Но сейчас разумно рассудил лучше шрамы, чем выпирающий через ткань штанов член! Плавает долго с удовольствием, забывая обнаженное плечо Ники, нахальный поддразнивающий взгляд, эту чертову почти ничего не скрывающую рубашку. Какого демона она творит! Марк ведь ровным счетом ничего не делает. Просто сопровождает ее, не разговаривает. Ни чего. Зачем дразнить? Нравится играть и издеваться? Пытается продемонстрировать, что слишком хороша для него? Так он и так это знает и не питает иллюзий. Смысл напоминать?

На смену опаляющему желанию приходит обычная усталая злость и ощущение собственной никчемности. С этим чувствами проще справиться. Они привычны. Марк плавает, пока окончательно не остывает. Плавал бы и дальше, но чувствует, время поджимает, а перед поездкой все же хочется выпить кофе.

К счастью на этот раз на кухне никого. Он спускается туда уже полностью одетый, пьет кофе и выходит на улицу, чтобы подождать Нику в машине.

Сегодня девчонка не опаздывает и не планирует бежать. Она сменяет траурное платье на кричаще красное, с открытыми плечами, и совершенно неприличной длиной. О чем она думает? На губах алая помада, на голове крупные локоны, в руках клатч. Недоступная светская львица, которая делает одолжение местной полиции. А может быть она не так уж и не права. С такой не получится разговаривать свысока.

Марк думает, что не удивится, если ей предложат кофе и кресло, чтобы во время допроса она не чувствовала себя некомфортно.

Несмотря на пафосный вид, Ника все же нервничает. Теребит в руках клатч, ее губы плотно сжаты. Даже жаль ее стало, захотелось утешить, но Марк прекрасно помнит, какой она может быть, и сиюминутное желание пропадает. Богатенькая стерва справится со своими потрясениями сама, а если будет выходить плохо, напьется. Вот тут важно оказаться рядом, чтобы дотащить ее до дома.

Марк почти не ошибается. Их встречают на входе в участок и провожают в кабинет для ожидания. Да, там стоят диваны, есть кофе и царит вполне уютная атмосфера, но парень все равно подбирается. Ему не нравится, как смотрят на Нику менты. И еще оживает чутье. Интуиция, в которую мало кто верит в мирное время, и которая помогала выжить на войне. Марка она подвела один лишь раз. И поэтому он оказался тут. Не отнесся достаточно серьезно к смутным подозрениям. Сейчас он не планирует повторять ошибку.

— Прошу за мной, — приглашает Нику следователь, безразлично мазнув по Марку взглядом. А вот это зря.

— Я с ней, — тоном не терпящим возражений, отзывается Марк.

— Невозможно, она должна идти одна.

— Приказ ее отца. Не оставлять одну.

— Она будет с капитаном милиции. У вас есть основания нам не доверять? — презрительно приподнятая бровь. Снобизм вообще присущ ментам, но Марк знает, за что ему платят. Да он в отставке, но все же звание никуда не делось, да и авторитет тоже.

— У меня нет оснований вам доверять. Поэтому я все же составлю моей подопечной компанию.

Ника смотрит недоуменно, следователь морщится, но у него нет аргументов. Она не задержана и вольна давать показания в сопровождение адвоката или охранника. Очень интересно, почему ее отец не озаботился адвокатом. Не счел нужным? Очень зря. Менты не так безобидны, как может показаться. И когда замешаны интересы двух влиятельных семей лучше, когда кто-то прикрывает спину.

Марка не пускают вместе с Никой в комнату, где брали показания, но разрешают смотреть за разговором через стекло.

— Если я посчитаю, что моей клиентке что-то угрожает, я вмешаюсь, — тихо произносит он и следователь едва заметно кивает, признавая правоту. Статус охранника дает ему такое право.


Ника

Мне тут неуютно, и я чувствую себя не свидетельницей преступления, а как минимум соучастницей. Марк зачем-то рвется со мной. Сначала его настойчивое желание взывает только раздражение, и я демонстративно не поддерживаю охранника, а могла бы упереться и встать в позу, тогда бы его пустили. Я наивная и глупая, а вот он, видимо, лучше представляет, что меня ждет.

Вопросы сыплются сразу и без остановки. Такие, которые подразумевают ответ, такой который не хочется давать, потому что он неверный. Я хочу рассказать им совсем не то, о чем меня спрашивают. Меня вынуждают признаться, я не понимаю в чем. Это все настолько неприятно, что начинает болеть голова. А вопросы все сыплются и сыплются, «Зачем я заманила подругу в клуб?» А я ее заманивала? Зачем? «А правда ли Лиза была моей лучшей подругой?» Нет. Не правда, но ведь за это не убивают? Что? Убивают за меньшее. Как же плохо. Я совсем не готова и растеряна. Думала, мы тут просто поговорим, и снова расскажу, как все произошло.

Меня спасает Марк, он решительно без стука заходит и ударяет дверью о косяк.

— Закончили, — приказывает он и довольно грубо за локоть поднимает меня со стула.

— Ты что себе позволяешь?

Капитан, выглядит возмущённым. Даже меня пронимает его холодный презрительный взгляд, а со мной подобное случается нечасто. За такое поведение, Марка просто могут упечь за решётку. Папа, конечно, вытащит, но что за это время произойдет с ним и со мной непонятно. Мне страшно, никогда не испытывала этого чувства так остро. Я вообще не приняла всерьез приглашение приехать, думала, просто в очередной раз все расскажу. Да и папа не волновался. Почему же все пошло не так?

— Я себе позволяю? — Парень презрительно изгибает бровь. Он выглядит уверенным, и совсем не обеспокоенным. Так, словно, и правда знает, что делает. — Вы пугаете свидетельницу. Я связался с ее отцом, дальше она будет говорить только с адвокатом. Допрос окончен.

— Я решаю, когда закончить допрос.

— Конечно, как скажите. Адвокат приедет через час, и думаю он сумеет правильно сформулировать вопрос на тему, что вы тут творите.

— Вы можете быть свободны, — прошипел следователь. — Ждите повестку. И тогда я не буду так снисходителен.

— Рад, что мы поняли друг друга. Ника, мы можем идти.

Я радостно вскочила со стула, испытывая ни с чем несравнимое счастье. И только, когда мы оказались на улице, заметила, что Марк как-то странно качается. Похоже, он едва шел.

Дверь ему открывала я, причем не с водительской стороны. Едва я отступила, он рухнул на пассажирское сидение, и я заметила, струйку крови, стекающую из носа по губе.

— Что случилось? — Испуганно спросила я и, порывшись в сумочке, протянула ему платок.

— Думаешь, меня просто так выгнали из армии? — хмыкнул он. — Нет. Мне нельзя это делать. Пользоваться своей магией так, как я пользовался ей раньше.

— Иначе что? — уточнила я.

— Ну, будет как-то так. — Он пожал плечами. «И в один прекрасный момент я все же сдохну», — хотел добавить он, но вместо этого сказал. — Пять минут, и я приду в себя. Можем подождать?

— Я сама сяду за управление! — Я радостно воспользовалась случаем и залезла на водительское сидение.

— Но отец запретил.

— Сейчас чрезвычайная ситуация! А пока едем, и ты приходишь в себя, расскажешь, какого хрена там вообще случилось.


Марк

Твари, как же плохо. Тьма снова скручивает изнутри. Он знал, что это мать его, посттравматический синдром. Из-за него его и выгнали из армии. Зачем нужен солдат, у которого в момент малейшей опасности может потемнеть в глазах и перехватить дыхание. Интересно, если об этом узнает заказчик, он выгонит его сразу же? Наверное. И никакие теплые воспоминания о дружбе с отцом не спасут. Ныло плечо, кажется, будет синяк. Не стоило выбивать дверь кабинет.

Ника, вероятнее всего, считает его жалким. Впрочем, какое ему дело до богатенькой, капризной мажорки? Он просто делает свое дело и все.

— У тебя кровь? Что случилось? — говорит Ника, уставившись на меня большими испуганными глазами. Она сейчас выглядит удивительно юной и нежной. А еще совершенно не дерзкой, нормальной.

— Думаешь, меня просто так прогнали из армии? Теперь такое иногда случается. — Говорить об этом не хочется. Под носом кровь, и сейчас она начнет течь по подбородку и капать на дорогой, мать его, костюм. А платка нет. Марк никогда не помнил про платок. Это такой совершенно ненужный аксессуар, а вот Ника помнит. Она роется в сумке и достает отглаженный и неуловимо пахнувший ее свежими духами.

— Держи, — как-то очень неуверенно бормочет она, Марк принимает без слов и прижимает к кровавым дорожкам, представляя как сейчас выглядит — жалко. Отвратительное чувство, к которому не получается привыкнуть.

Ника воспользовавшись тем, что Марк не в состоянии, радостно забирается на водительское сидение. Марк для вида бурчит, но на самом деле благодарен за это самоуправство.

Просить ее ждать унизительно, а вести автомобиль в таком состоянии опасно для жизни. На миг он попал в тот ад, в котором провел несколько месяцев на больничной койке, даже некоторые особенно болезненные рубцы на груди снова начали болеть.

— Почему они так надавили на меня? — спрашивает Ника. Она, закусив губу, выруливает на оживленный перекрёсток. Управлет машиной девушка вполне уверенно и мягко, Марк ожидал худшего. Особенно после строго наказа отца девчонки, который велел не подпускать ее к управлению.

— Им нужно найти виновных.

— Почему я? Ее убил какой-то озабоченный урод. Меня с ней даже рядом не было.

— Урода нет, — охранник пожимает плечами. — А ты тут. Нам нужно рассказать все твоему отцу.

— Не хочу, — дергает плечом девчонка. — Он и так слишком за меня волнуется. После этого вообще посадит дома на цепь. А мне оно надо?

— Я должен.

— Раз должен… — Ника упрямо мотает головой, — тогда мы едем развлекаться. Меня девочки звали в спа. Ты с нами.

— Я не пойду в спа, — устало отзывается Марк и прикрывает глаза. — Но буду ждать.

— Ты непробиваемый чурбан. — Ника злится, словно весь мир сошелся в этом спа.

— Ника, это не шутки. На тебя пытались повесить убийство.

— Я его не совершала. — Девчонка пожала плечами. — Поэтому бы не призналась.

— Они знают, что делают. Не известно, чем бы закончился допрос, если бы меня не было радом. Поверь, такие люди умеют давить, их этому учат. Хорошо если это просто попытка выслужится перед одной богатой семьей в ущерб другой. А если это попытка достать твоего отца? Это не та информация, о которой я буду молчать. Она напрямую связана с твоей безопасностью.

Ника все равно дуется и демонстративно сворачивает в противоположную от дома сторону. Как только Марк начинал видеть в ней что-то человеческое, как девчонка мигом превращалась в первостатейную сучку. Впрочем, что ждать от богатой и избалованной мажорки? У нее самая большая трагедия — это саманный ноготь, и никак не посттравматический синдром неожиданно свалившийся на голову.

Плохо. Нет, не так. Херово. Почти, как тогда в больнице, только разве что он не проваливается в бессвязный бред. Даже давно зажившие шрамы ноют, как и плечо, которое он, похоже, выбил. Из носа снова текла кровь. Что б ее!

Интересно, что скажут богатые избалованные девочки, когда он выйдет к ним весь такой красивый со шрамами по всему телу и с окровавленной рожей.

30.03

Ника

Признаться ни в какое спа не хочется. Бесит Марк. А еще мне страшно. И за него в том числе. Мой охранник бледный и, казалось, еле сидит, а я просто не могу понять, что с ним происходит. Он сказал «так бывает», а я не могу понять как так? Наверное, он считает меня последней сукой из-за того, что выполняю свою прихоть и тащу его непонятно куда. Ну и пусть! Я такая и есть. Душат слезы, но я стараюсь смотреть на дорогу, вглядываюсь в детали до боли в глазах — все лишь бы не разреветься. Еще немного и меня ждет приятная музыка, релакс, массаж, а потом зеленый чай из маленькой пиалы. Ну а после этого можно и домой, когда нервы перестанут дрожать натянутой струной.

Про девчонок я наврала. Никто никуда меня не звал. Я вообще не знала, сколько проторчу у ментов, поэтому и не строила никаких планов на вечер. Идея пришла спонтанно.

Мы уезжаем практически за город, в уютный тихий район почти у самого моря. Салон располагается в старинном здании в окружении сосновой рощи. Здесь нет туристов, суеты и шума, только уединение и комфорт. Я люблю сбегать сюда тогда, когда никого не хочется видеть. Одна, иногда с парой подруг, но ни разу с мужчиной.

Сама мысль об этом заставила обеспокоенно ерзать на сидении. Там выдают халаты, можно заказать раздельные кабинеты, но я, почему-то, хочу лежать с ним на соседних столах. Хочу увидеть еще раз сильное поджарое тело и срать на шрамы, они лишь чуть портят картину.

Марк угрюм, на меня старается не смотреть и иногда морщится, как от боли. Я паркуюсь и решительно выхожу, скомандовав.

— Пошли.

Знаю, что умею быть невыносимой. Но мне кажется, так упорно отказываться от того за что люди отваливают нехилые такие суммы денег просто глупо. Неужели сложно просто сказать «хорошо» и составить мне компанию. В чем проблема? Я не понимаю, он не говорит, поэтому нашла коса на камень.