— Ладно, согласен. Я цыпленок. Но я прошу тебя, не надо.
Не отвечая, Лаки снова натянула тесемку на белую полоску на плече, села и взяла стакан.
Группа временных нудистов, смеясь и плескаясь, поплавала немного и, встав по пояс в воде, начала брызгаться. Группа ямайцев в купальных костюмах с тремя голыми ребятишками, улыбаясь, прошла по пляжу.
— Они просто играют, — сказал Грант. — Веселятся. Не понимаешь? — Он кивнул в сторону улыбающихся ямайцев.
— Знаю, — ответила Лаки. — Я знаю. Ты смешной. Ты очень смешной. Это слишком больно, сказал ты. Но ты все равно хочешь, чтобы я это сделала. Все равно хочешь.
Грант промолчал. Возня в воде закончилась, и Дуг с Терри вышли на песок. Стоя перед ними лицом, Дуг глядел на дом маленького негра в двадцати ярдах от кромки моря, потом повернулся и растянулся на одеяле рядом с Терри. Остальные четверо вскоре уселись неподалеку от них. Из-за отсутствия видимой границы между попками манекенщиц и спиной было ясно, что они много купаются и загорают обнаженными. Ни у одного из мужчин, как заметил Грант, эрекции не наступило. У него тоже. Достаточно любопытно.
Лаки вдруг встала и пошла в воду. Она проплыла немного так, что видна была одна голова. Когда Грант смотрел на нее, она, кажется, перевернулась в воде, а потом неожиданно встала, подняв руки над головой в классической балетной позе. Купальник она сняла и была полностью обнаженной. Вода, как показалось, медленно стекала с нее, и она предстала во всей своей великолепной чувственности, славная белая грудь и покатые круглые бедра заставляли других, более худых девушек выглядеть механистичными и асексуальными. С поднятыми руками и стоя почти по колено в воде, она сделала серию классических баллоне фуэте, настоящий па де бурре, и все это сделала красиво. Это было движение, в котором одна нога занимает строго перпендикулярное положение по отношению к опорной ноге перед маленьким прыжком, и создавалось впечатление, что пах полностью раскрывается, и она должна была выбрать это движение сознательно. На берегу все замерли во время па де бурре. Волосы цвета шампанского были сухими и разметались в воздухе, как белое золото. Потом она повернулась, снова нырнула в воду, где был ее купальник, оставив на поверхности одну голову.
На пляже раздался взрыв аплодисментов и криков.
Когда она шла к Гранту, лицо у нее смеялось и пылало. Взяв его за руку, она поцеловала его в губы.
— Ты не злишься?
— Злишься! Господи, ты прекрасна! Господи, я тебя люблю! Это было прекрасно!
— Немного разогрело тебя?
— Разогрело! Погоди, пока мы доберемся домой.
И все же, где-то в глубине души он сердился на нее. Но в то же время, он никогда в жизни не был так возбужден сексуально; жар был настолько силен, что он испугался, как бы не расплавились уши, не вспыхнули волосы. Иногда она, кажется, лучше его понимала, чем он сам.
На своем одеяле сэр Джон Брейс распрямил свой длинный тощий голый остов, встал и слегка печально улыбнулся всеми зубами:
— Ну, я думаю, что не должен заниматься приготовлением пищи в таком виде, — и надел трусы. Постепенно все тоже натянули купальники, и все кончилось.
Но это все же не был конец пикника или конец питья. Даже восхитительные гамбургеры и мясо, которые сэр Джон приготовил на углях, не смогли их протрезвить после ромовой смеси. С колоссальным напряжением, саморазрушительным, но неостановимым желанием, причину которого Грант не смог понять или вычислить, сэр Джон черпал и черпал смесь из, казалось, неистощимых запасов.
«Чудесный большой риф» оказался блефом. Когда Грант в маске и с трубкой приплыл к нему, то обнаружил несколько маленьких коралловых голов высотой три фута и на глубине всего шести футов. Несколько сержант-майоров и несколько крошечных цветных рыбок. Как ныряльщик, даже как ныряльщик с трубкой, сэр Джон явно принадлежал к любителям самого низшего ранга. Так что акваланг так и остался в багажнике. Да и кроме того, он был слишком пьян для серьезного погружения. Он был слишком пьян для всего. А затем, когда вспомнил о Кэрол Эбернати, то выпил еще.
Солнце было столь жарким и так их палило, что через пару часов они почувствовали себя прожаренными — не обгоревшими на солнце, а прожаренными, как хлебцы. В какой-то момент Грант заснул на одеяле в тени дерева, обняв Лаки, и у него повторился кошмар. Снова он выстрелил в ту же рыбу и пошел за ней в пещеру. Снова гордость не позволяла ему бросить ружье, рукоятка которого так больно врезалась в руку. Поверхность манила к себе. Но вот из груди вырвались последние остатки воздуха, и он смотрел, как большие пузыри мчатся к мерцающему, переливающемуся живому серебру границы между водой и небом. Последний выдох. Он проснулся от собственного крика.
— Что с тобой? — спросила Лаки.
— Дурной сон. Вот и все.
— Что за дурной сон?
— Ничего особенного. Приснилось, что я застрелил большую рыбу и не смог ее вытянуть, но не бросал ружья. Меня утянуло. — Он неожиданно засмеялся. — Мне уже это снилось.
— Господи! — Лаки странно посмотрела на него. — Если это вызывает такие кошмары, зачем этим заниматься?
— Зачем, — бесстрастно, как эхо, откликнулся Грант. И ощутил раздражение. — Я не собираюсь сделать это моей профессией. Я не собираюсь заниматься этим всю свою жизнь. Просто хочу изучить, вот и все.
Затем, вспомнив о Кэрол Эбернати, он взял еще один стакан смеси.
Это проявилось на обратном пути.
Все они, ощущая ломоту во всем теле, тронулись в путь перед закатом, и в первом же городишке Грант врезался в островок безопасности. Левое переднее колесо подпрыгнуло, и их подбросило, но без особого ущерба. Толчок был достаточно силен и разбудил спавших в обнимку на заднем сиденьи Дуга и Терри. Узнав, в чем дело, Дуг хрипло расхохотался.
Лаки подождала, пока они снова не заснули.
— Я и вправду не знаю, что с тобой, но что-то есть. Со всеми вами. Что-то ужасное нависает над всеми нами, и я боюсь. Ты должен увезти меня отсюда, от этих людей. Мы просто должны уехать, Рон!
— Ты права, — ответил он. — Абсолютно права. Уедем. С другой стороны, это могло бы случиться с каждым. Какого черта они поставили этот проклятый островок безопасности в таком месте, в крошечном городишке?
Но скорость он снизил. Сэр Джон, пьяный в лучшем случае, как и Грант, ушел на несколько миль вперед. Но Гранту было плевать. К тому времени, когда подъехали к Монтего-Бей, он отрезвел от бутылки пива, открытой Лаки. «Господи Иисусе, ну и смесь!» — сказал он, въезжая в город. Перекусив лишь бутербродом и быстро упаковав то малое, что у них было, они сразу же уехали в Ганадо-Бей.
Дуг с ними не поехал. Улыбаясь Терри Септембер, он сказал, что решил побыть здесь, пока девушки не закончат работу. Может быть, Терри останется еще на пару дней.
Так что ночную поездку они совершили вдвоем.
18
У нее никогда раньше не было такой дикой сумасшедшей ночной поездки. Машина мчалась между морем и горами так, будто они и вправду собирались взлететь. На всем лежал странный привкус похмелья. Единственное, что отдаленно напоминало это в ее опыте, это сумасшедшая ночь в Калифорнии несколько лет тому назад, когда она едва не наехала на Бадди Ландсбаума на его же машине. В тот раз они все тоже были пьяны, Конечно, они с Роном сейчас трезвее. Но они протрезвели, и возникли обезвоженная, перенапряженная усталость и внутреннее покачивание. Эта ромовая смесь сэра Джона давала тот же искаженный, странный, жуткий результат, как будто ты все еще перепил.
Большую часть пути она полулежала в уголке переднего сиденья, притворяясь спящей. Так ей не нужно было разговаривать с Грантом.
Она узнала теперь о нем нечто, чего не знала раньше. Она не знала точно, что именно, но знала, что теперь это знает. И знала, что знает, как это использовать. Он, в конце концов, не неуязвим. И она подумала, что когда-нибудь заставит его заплатить.
Заплатить за все. За то, что он вот так оставил ее в Нью-Йорке, за то, что вытянул из нее это глупое купание нагишом, ошеломив и смутив ее сегодня, за то, что привез ее сюда на этот нелепый пьяный уик-энд с кучей больных, страшных пьяниц. Заставит его заплатить прежде всего за то, что он заставил ее влюбиться в него. Вот за это она заставит его платить больше всего. Впервые с тех пор, как они встретились, Лаки вновь ощутила себя сильной и уверенной. И она знала, что может заставить его жениться на ней. Вдобавок. Нет вопросов. Проще пареной репы. Она может заставить его делать все, что угодно.
И в то же время она ощущала свою любовь к нему больше, чем раньше, и с большей нежностью. Бедный слюнтяй. Бедный раб. Ей всегда хотелось иметь раба. После сегодняшнего дня она чувствовала себя твердой и резкой, даже завоевательницей, и в то же время она сильно его жалела. Как можно уважать своего раба?
Вот он сидит рядом, за рулем, прочный, как любая скала, зависимый как любая гибралтарская страховая компания, лицо тускло освещено приборным щитком и ни малейшего представления о том, что она ему приготовила. Она еще больше любила его. Он верит во что-то. Идиот. Или думает, что верит. Хотя и заявляет, что он циник. О, обидит она его.
Он, возможно, был самым лучшим водителем, с которым она ездила, кроме, наверное, папочки. Она узнала об этом в поездке во Флориду. И сейчас он гнал большую, взятую напрокат машину по неровной дороге; так же, как опытный всадник, полностью ее контролируя, резко посылая вперед, но не переходя ни границ ее возможностей, ни предела безопасности. Да, она бы заставила его платить.
А затем это настроение рассеялось. Он настаивал на этой скорости, чтобы не заснуть, сказал он, хотя было холодно. Она укрылась пальто. Под тоненьким серпиком луны, который, казалось, все затемнял, а не освещал, океан тускло светился слева, темная мощная потенциальная опасность, а справа угрожали черные гробы заросших холмов и шумящие черные поля двенадцатифутового тростника. Время от времени они проносились мимо групп домиков, где обитали руки, обрабатывающие эти поля, почти всегда неосвещенные, и слышали там гитарный перезвон; до ушей доносились глухие разговоры, густой черный смех. Раз или два в свете фар появлялись черные люди, размахивающие мачете и что-то кричащие. Похоже, будто опустившаяся ночь освободила примитивность, джунгли, Африку из того, что при дневном свете было всего лишь вежливо бормочущими фигурами. Все городки по пути мертвецки спали. Лаки казалось, что только яркое двойное пятно от фар, бегущее перед ними, удерживало абсолютный примитивизм, первобытность от того, чтобы поглотить их, удерживало цивилизацию в живых. Она ощутила ужас при мысли, что пятно может погаснуть. Там, в Голливуде, то, что произошло, происходило все-таки в цивилизованном окружении. Без сна ни в одном глазу, укутавшись в теплое верблюжье пальто, она украдкой глянула на Гранта, и сознание погрузилось в пряную роскошь тайных воспоминаний.
Бадди пригласил ее и Лесли полететь с ним на Западное Побережье, где он должен был встретиться с Доном Селтом насчет фильма, который они хотели вместе делать в Канаде. Да, Дон Селт! Именно он ставит новую пьесу Рона! Она тогда около двух недель трахала Бадди. Да, трахала его, сознательно повторила она, сознавая, что Грант думает, что она спит, и не может знать, о чем она думает. Тогда им обеим, в то время, это казалось шалостью. Но когда они туда прилетели, все быстро полетело к чертям. Она знала, что Бадди скуп. Но только поехав с ним на две недели, она поняла, что представления не имела, насколько он скуп. Это немедленно проявилось на Побережье. Но если было что-то, чего она не переносила, так это как раз скупость.
Сначала он сэкономил, поместив их в какой-то дешевый маленький мотель на шоссе, никуда не ведущем. Денег, которые он им дал, едва хватало на завтрак гамбургерами, но уже добраться до города они могли только на автобусе. Потом он взял напрокат большой лимузин с шофером и исчез. Большая машина, пояснил он, необходима для бизнеса. А после этого они видели его только по вечерам. Ужинали они, естественно, только по приглашениям. У Бадди там было много-много друзей. И, конечно же, такими же были и вечеринки, на которые он их возил, — по приглашению. Дон Селт, конечно, всегда был с ними, довольно тепло и сентиментально пытаясь заполучить Лесли, у которой не было ни малейшего желания. Обе девушки знали, что Дон Селт на самом деле хочет Лаки, они это обсуждали и смеялись.
Однажды вечером Бадди повез их к Клинтону Эптону после обеда с обильной выпивкой. Клинт Эптон для своего поколения был таким же большим драматургом, как Рон Грант для своего. В последние годы он писал мало пьес, они всегда проваливались, но зато он очень много работал в кино, большей частью занимаясь спасением плохих сценариев, за что получал фантастические деньги. У него был огромный, невероятно дорогой дом, фантастическая коллекция пластинок для одной из самых фантастических в мире по качеству систем, бесценная коллекция Клее, Кандинского и подобных, дом был украшен подлинными вещами времен Реставрации. И он все это показывал обеим девушкам, особенно Лаки. Все, вплоть до малейшей вещи. И вскоре стало ясно, что Бадди самым чудесным, самым вежливейшим из возможных, конечно, способов предлагает Лаки Клинту Эптону, который, со своей стороны, берет ее. Позднее выяснилось, что у Бадди и Дона Селта были проблемы с их канадским сценарием. Они хотели, чтобы Эптон поработал над ним.
"Не страшись урагана любви" отзывы
Отзывы читателей о книге "Не страшись урагана любви". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Не страшись урагана любви" друзьям в соцсетях.