— Дженнифер, — Брайан не по-доброму произносит имя девушки, при этом не сводя с неё недовольный взгляд, на что она лишь закатывает глаза, не прекращая при этом самодовольно ухмыляться.

Я смеряю раздражённым взглядом девушку, которая в ответ ядовито мне улыбается, и прихожу к выводу, что отличить её от куклы барби крайне сложно. Даже не знаю, от природы у неё такие пухлые губы или же её папочка решил сделать внешность своей идеальной дочери ещё идеальнее. Но всё же её комментарий был странным, даже если предположить, что она очень, ну очень тупая. В этой школе учатся дети только из немыслимо богатых семей, так почему она старалась выставить меня нищебродкой перед всеми? Или она настолько глупа, или я чего-то не знаю. Я вновь перевожу взгляд на странного парня, который сидит на первом ряду, и хмурю брови.

— Мисс Риддл, так Вы ответите на мой вопрос, или нет? — игнорируя высказывание моей одноклассницы, вновь обращается ко мне учительница и любезно, но фальшиво улыбается.

— Нет, мисс Смит, — подперев щеку рукой, я скучающе ей отвечаю.

К моему большому облегчению, до конца урока меня никто больше не тревожит. Мисс Смит впредь не предпринимает попытки отвлечь меня от мыслей, в которые я ухожу с головой, а когда до конца урока остаются считанные минуты, она поспешно озвучивает задание на следующую неделю и впервые за полчаса садится за свой стол, заполняя какие-то бумаги. Все торопливо складывают свои вещи в рюкзаки и разговаривают между собой во весь голос, не забывая громко и раздражительно при этом смеяться. Я же не стремлюсь первой покинуть класс, потому медленно укладываю тетрадь в рюкзак, а затем достаю телефон. Я так и сижу, пока класс не наполняется трелью звонка. Мои одноклассники молниеносно вскакивают со своих мест и беспрепятственно вылетают из кабинета. Но когда я прохожу мимо стола учительницы, она, не отрывая взгляд от журнала, строгим голосом приказывает мне задержаться ненадолго. Я хмыкаю и подхожу к краю её деревянного белого стола, ожидая, когда она начнёт говорить, но она молчит.

— Что-то не так, мисс Смит? — я как можно вежливее спрашиваю у неё и жду, когда она поднимет свои глаза.

— Да, мисс Риддл, и это Ваше поведение и отсутствие подготовки к уроку. Я понимаю, что это Ваше первое занятие, но это не говорит о том, что Вы можете так по-хамски игнорировать меня и мои уроки. Попрошу Вас впредь быть более внимательной и сосредоточенной. Я не хочу принимать крайние меры. Теперь можете идти, — и она вновь зарывается носом в кипе бумаг.

Отлично, первый урок, а я уже получила выговор. Если такое будет происходить и дальше, то я долго тут не продержусь. Для меня школьные деньки и так являются сущим адом, а если каждый учитель будет читать мне лекции о том, что я, на их взгляд, плохо себя веду на их уроках, то я этого попросту не вынесу. Не знаю, что именно я сделаю, но я добьюсь того, чтобы меня перевели в обычную школу, где можно будет тихо посидеть на задней парте и не проронить ни слова до конца учебного года. Ну вот почему здесь так нельзя?

Обдумывая план побега, я иду мимо кабинета директора и прихожу к выводу, что утренняя потасовка не осталась незамеченной. Под строгим надзором директора Лидс две девушки идут к выходу из школы под всеобщие смешки и едкие комментарии. Что же они не смогли поделить между собой? Безусловно, обе не пожалели сил, дабы изуродовать лицо недоброжелательницы как можно сильнее. Хочу заметить, что у них это здорово вышло. Их волосы превратились в стог сена, косметика размазалась по всему, как оказалось, небезупречному лицу, а школьная форма помялась везде, где только можно вообразить. На выходе из школы их ждут обеспокоенные родители и не по-доброму глядят на горе детей, которые опозорили свои семьи подобной выходкой.

Моё желание сходить в лес к концу учебного дня никуда не пропадает, а лишь усиливается, поэтому я выхожу во внутренний двор, который заполнен школьниками, дабы узнать, возможно ли покинуть территорию школы. Я прохожу мимо столиков и иду в сторону небольшого сада, который создан для того, чтобы заполнить огромный участок земли. Оглянувшись вокруг, у меня создаётся впечатление, будто я нахожусь не в какой-то школе, а в королевском дворце. Настолько всё выглядит потрясающе и сказочно. Но стоит мне зайти вглубь сада, как мне в сию же секунду хочется опустошить желудок от сегодняшнего завтрака. Боже правый, помимо обычных громких компаний друзей, здесь целая куча влюблённых парочек, которые едва сдерживают себя, дабы не съесть друг друга на глазах у всех. Некоторые даже позволяют себе бесстыдно залезть на своих парней сверху и присосаться к их шеям, звучно при этом причмокивая. Если вдруг у меня появиться парень, и моё поведение хотя бы отдалённо будет схоже с этим похабством, я себя никогда не прощу и навеки утрачу к себе уважение. Чем дольше я тут стою, тем сильнее завтрак просится наружу, потому я быстро прохожу этот элитный школьный бордель и выхожу из сада. И упираюсь в высокий кирпичный забор. Не знаю, на что я рассчитывала, но всё же мне хотелось прогуляться по лесу, вместо того чтобы в полном одиночестве сидеть в углу коридора, как какой-то лузер. Но школьная администрация посчитала это слишком опасным занятием для школьников во время перерывов от уроков. Действительно, лучше пусть они будут вылизывать рты друг другу, чуть ли не доставая языком до самых гланд.

Какое-то время я бесцельно брожу вдоль забора, надеясь найти небольшую лазейку, с помощью которой я смогу улизнуть с территории школы, но, увы, забор находится в идеальном состоянии. Когда я уже собираюсь вернуться обратно, то недалеко от себя замечаю старое деревянное сооружение, которое явно давно забросили и забыли. Стенки здания, которое сильно напоминает разваливающийся сарай, покрыты полопавшейся в некоторых местах тиоциановой краской, а развалившаяся прогнившая деревянная дверь находится под заржавевшим замком, который не трогали, наверное, уже несколько лет. Я подхожу ближе и присаживаюсь на хилую лавочку, которая выглядит не лучше, а на моих губах на секунду растягивается едва заметная улыбка. Я чувствую себя этим сараем. Может я и нахожусь в элитной школе, но от себя не убежать. Не люблю, когда в голову приходят столь пессимистичные мысли, но не могу с этим ничего поделать, ибо это правда. Ещё семь лет назад я жила со своей бабушкой по маминой линии в небольшом городке. Конечно, тогда меня не окружала прислуга, и все мои капризные прихоти не выполнялись по щелчку пальцев, как сейчас, ведь жила тогда я за чертой бедности. Однако с тем временем связаны мои самые душевные и трепетные воспоминания. Разумеется, как бы я не превозносила своё детство, я не смогу сказать, что никогда не стыдилась своей нищеты и не желала никаких благ в виде дорогих побрякушек. Но я, в конце концов, была на своём привычном месте. По сей день я, так и не свыкшись с окружающей меня роскошью, чувствую, что жизнь, которую я получила после смерти бабушки взамен, мне не подходит. Когда её не стало, органы опеки долгое время не знали, куда меня деть. Выбор у них был весьма скудным, так как дальних родственников, которым можно было меня доверить, элементарно не было. Кто-то сильно выпивал, у кого-то были проблемы с законом, а у других и без меня детей в семье было предостаточно. Поэтому меня в конечном итоге отправили в детский дом, где я провела около четырёх удручающих и страшных месяцев. А после меня удочерил неизвестно откуда взявшийся Ричард Джонсон, который только развёлся со своей женой и остался с одиннадцатилетним сыном.

«Красивый цвет получился», — проносится у меня в голове, когда я смотрю на выцветшую от палящего солнца краску. Я с детства имею талант к рисованию, а благодаря тому, что у семьи, с которой я живу, много денег, я могу попросить купить мне не самую дешёвую акварель, которую только можно найти в магазине канцтоваров, а дорогую гуашь и масляные краски. И рисую я теперь не на обычных листках бумаги, а на холстах. В новом особняке Ричард выделил мне целую комнату под мастерскую, в которой я могу рисовать. Но недолго я любуюсь цветом краски, потому как на глаза попадается чертовски интересная выцарапанная надпись на стене. А затем ещё одна, и ещё. Многие из них нельзя прочесть, потому что они слишком старые, а некоторые буквы с трудом удаётся распознать из-за особенности почерка. Но с боку от меня красуется свежая разборчивая надпись: «БОННИ ШЛЮХА». Все надписи идентичны друг другу, меняется лишь почерк и имя девушки. Я недовольно хмурю брови. Что это за место вообще такое? Я надеялась, что сюда никто из школьников не забредает, но в который раз за этот день меня ждёт полное разочарование.

— Не против? — слышу я чей-то хрипловатый голос неподалёку от себя.

— Садись, — я почти сразу отвечаю и смотрю на девушку, которая стоит у другого конца лавочки. Она быстро присаживается возле меня и почему-то сразу привлекает моё внимание. И дело не в том, что у неё просто огромные янтарные глаза или забавные кудрявые тёмно-русые волосы, которые переливаются золотым блеском на солнце. Что-то другое привлекает моё внимание в ней, и лишь через пару минут я понимаю в чём дело. Почти каждая девушка в этой школе носится по коридорам с ужасно надменным лицом, а подсевшая ко мне шатенка всем своим видом излучает один лишь позитив и открытость.

— Я Бонни, кстати, — неожиданно она представляется и пытливо смотрит на меня, ожидая, когда я назовусь.

— Нила, — я почти сразу меланхоличным тоном ей отвечаю, а затем вспоминаю про надпись. Я поворачиваю голову в её сторону и с непониманием смотрю на девушку. Затем перевожу взгляд на стенку сарая, которая находится прямо за её спиной, и думаю, не о ней ли шла речь в самой свежей надписи. Когда сама Бонни замечает куда устремлён мой взгляд, то начинает задорно смеяться и мимолетно кивать головой.

— Да-да, та самая Бонни, — оборачиваясь лицом к стенке, она взглядом скользит по надписи за своей спиной. — Когда я, напившись в хлам, лишилась девственности с одним парнем, моё имя уже через несколько недель было здесь. Какая разница. Ты всё равно от кого-то это услышала бы, — она пожимает плечами, объясняя своё откровение.

— Думаешь, это он его нацарапал? — я со скукой интересуюсь у неё и гляжу перед собой. В одной из школ, в которой я училась, каждый год одна компания парней вела учёт всех девушек, с которыми они были. Они писали имена девушек на стене одного заброшенного сооружения, после чего проводили подсчёты и выбирали победителя. Как бы глупо это не звучало, но это была негласная традиция среди подростков, которая поддерживалась не один год. Но та школа была в небольшом городке штата Пенсильвания. А встретить подобную дурость среди подростков из влиятельных семей, которые учатся в одной из самых престижных школ страны, было не просто странно, а крайне тупо.

— Нет. То есть, не знаю. Меня немного недолюбливают в этой школе. Так что любой мог написать это, — уклончиво отвечает она. — Видишь ли, он имеет не одну тайную обожательницу. Любая из них могла узнать о том, что произошло между нами, и прийти сюда, чтобы написать это.

— Разве это не бессмысленно? Какое им до этого дело, если после случившегося вы не стали встречаться?

— Боюсь, логика не применима ко многим девушкам, которые здесь учатся. Они приходят в эту школу и всерьёз считают, что найдут здесь ту самую любовь, о которой снимает Нетфликс. А парни этим и пользуются. Сядут им на уши, скажут пару банальных фраз о том, как они достанут им звезду с неба и бросят свою семью, чтобы сбежать именно с ней в закат, ведь она для него та самая. А они, дурёхи, от этого таят. Потому тут что не день, то сцена из третьесортного романа. А в главной роли — очередная брошенная парнем бестолочь, которая кричит о том, что всего неделю назад он клялся ей в бесконечной и всепоглощающей любви, — смеётся Бонни, а на моих губах растягивается улыбка. Неужели сегодняшняя драка тех девушек была из-за парня? — Ты видела утреннюю потасовку? — будто слыша мои мысли, Бонни спрашивает у меня. Я положительно киваю.

— Они из-за парня так вцепились друг в друга?

— Из-за Александра Кинга, если быть точнее. У меня язык даже не поворачивается, чтобы назвать это человеком, — с отвращением выплёвывает она. — Насколько мне известно, они не смогли его поделить между собой, наплевав при этом на тот не малозначительный факт, что он с ними даже не знаком. Глупышки. Видите ли, раз у него британский акцент, то он неотразим. Знаешь его?

— Кажется, да. Сегодня на уроке английского был такой парень. И судя по твоему тону, именно он…

— Да, именно он и затащил меня в постель в конце июня, — она откровенно рассказывает с поникшим видом, а затем смотрит в сторону часов, которые находятся на здании школы. — Урок через пять минут. У тебя что по расписанию?

— Физкультура, — я отвечаю и сразу морщу нос так, как будто учуяла запах испорченной еды. Ненавижу бегать по всему залу, как безголовая курица, под возмущённые крики учителя, который недоволен моей физической формой.