— А что? Мне нельзя, а тебе можно? — я с непрозрачным намёком у него спрашиваю и получаю за это непонимающий взгляд обоих. — Да, я видела, как ты сдавал пустые листы и получал за них «пятёрки». Как по мне, то всё честно.

— Ты понимаешь, что…

— Как скажешь, Нила, — прерывая начало гневной тирады Александра, мне отвечает мисс Смит с таким видом, будто я заставляю её убить всю свою семью голыми руками, что малость раздражает. Она ещё легко от меня отделалась.

Кабинет английского языка и литературы все покидают молча, и, когда учительница идёт в противоположную сторону от выхода из школы, так как её всё ещё ждёт разговор с директором, я иду на парковку в компании молчащего и недовольного Кинга. Может, он, наконец, и осознал, что я никоим образом не причастна к разоблачению его запретных отношений с учительницей, но злость, что я встала на сторону Вильяма никуда не исчезла. Поэтому он продолжает смотреть на меня, как на изменщицу. Но его косые взгляды самую малость докучают мне, поскольку через пару дней он благополучно об этом забудет. Не будет же он всю жизнь на меня обижаться из-за того, что я заступилась за парня, которого он так сильно избивал. Но, когда ко мне подходит тот самый Вильям и нарочито игнорирует рядом идущего Кинга, копаясь при этом в своём рюкзаке, я понимаю, что Александр ещё долго будет на меня злиться, ведь я знаю, что парень там ищет.

— Ты забыла вчера вечером свою кофту у меня дома, — Вильям с невинной улыбкой протягивает мне мою кофту, но я прекрасно понимаю, что он умышленно отдаёт мне её на глазах у Кинга. Я молча принимаю свою вещь, и парень, на губах которого я замечаю лёгкую ухмылку, с чувством выполненного долга идёт дальше. Как-никак, эти тупорылые слухи и до него дошли.

— Ну и сука ты, Нила, — Александр говорит это с поразительным спокойствием, а затем идёт дальше, оставляя меня позади. Я же продолжаю стоять на месте со своей кофтой в руке, гадая над тем, стоит ли мне оправдываться перед ним за только что произошедшее, или это уже чересчур. Я ведь не виновата, что у меня с ним общий проект по биологии, над которым мы трудились вчера весь вечер у него дома. К тому же его недовольство и обида неуместны. В конце концов, я не знала, что Лиззи изменила ему с Вильямом, когда заступалась за него…

Когда я оказываюсь на улице, то первое, что я вижу — это смеющуюся Бонни в компании Брайана и только что подошедшего к ним Кинга. Поскольку я не хочу пересекаться с последним, я иду к автомобилю моего братца, чтобы у него дождаться его прихода. Но я не успеваю пройти и половины дистанции, как вдруг я слышу задористый голос Бонни, которая подзывает меня к ним. Стоит мне обернуться, дабы отказаться, как Брайан, предугадав мою реакцию, говорит, чтобы я топала к ним, так как это важно. Несмотря на то что я испытываю глубочайшее сомнение на счёт важности будущего разговора, я всё же к ним подхожу. И когда мой ненавистный братец в очередной раз просит Кинга подвезти меня домой, ведь он вместе с Бонни прямо сейчас едет в центр города, я готова выцарапать ему глаза. Но прежде чем я успеваю возразить, к моему превеликому удивлению, Александр с отчетливым раздражением в голосе соглашается. Я делаю глубокий вдох, так как я едва балансирую на грани истерики и убийства Брайана, который как будто бы специально не замечает царящее между мной и брюнетом напряжение. Но так как Кинг уже согласился, а начинать очередной скандал с моим несносным братцем у меня нет ни сил, ни желания, вслух я не возражаю. И когда мы с Кингом оказываемся в одном автомобиле, первым делом я решаю объяснить ему причину, по которой я была в доме семьи Коулман, дабы у него не было ложных представлений о моих с Вильямом отношениях. Но он даже слушать меня не хочет, лишь говорит своим ледяным голосом: «Давай доедем до твоего дома без лишних разговоров». Так мы и поступаем, разве что во время пути мне звонит Ричард и просит, чтобы я расплатилась с горничной, которая приедет через пару часов, так как они с Гвинет не скоро вернутся. Я говорю ему, что знаю где лежат нужные деньги и отключаюсь, радуясь про себя тому, что пятничный вечер я проведу одна. Брайан не скоро вернётся со своего свидания, а Ричард и Гвинет ещё вчера вечером уехали в соседний город, чтобы поучаствовать в аукционе и купить какую-то старую шкатулку для украшений, о которой Гвинет мечтала последние полгода.

Когда Александр останавливает автомобиль у моего дома, я бросаю мимолётный взгляд в его сторону, при этом отмечая уровень его злости, ведь он даже голову в мою сторону не поворачивает, а после выхожу из машины. Стоит мне только дверь за собой захлопнуть, как Кинг с силой нажимает на педаль газа, и я теряю его автомобиль из виду уже на следующую секунду. Всё же его оскорблённый вид сильно меня напрягает. Уж лучше его тупые шуточки и самую малость навязчивое общение, нежели грозные взгляды и раздражающая обида. В очередной раз разозлившись на парня, я захожу в дом. Я быстро обедаю на кухне, а затем поднимаюсь на второй этаж, чтобы переодеться в домашнюю одежду и поваляться в постели. Но стоит мне подойти к своей двери, как я непонимающе на неё начинаю таращиться, ибо она не то, что не прикрыта, она настежь открыта, что очень странно, ведь я всегда её закрываю за собой. Горничная не должна была сегодня убирать мою спальню, а Брайану незачем было перед школой заходить ко мне в комнату. Поэтому к себе в спальню я захожу с некой опаской, при этом оглядываясь по сторонам, дабы убедиться, что всё в порядке и мне незачем переживать. С облегчением вздохнув, так как никаких видимых изменений в своей комнате я не нахожу, я, наконец, снимаю школьную форму и надеваю любимые спортивные штаны и свободную футболку, на которой изображены глупые рожицы мультяшных героев.

Как Ричард и говорил, горничная приезжает через несколько часов. Дав ей нужную сумму денег, я вновь поднимаюсь к себе в спальню, чтобы взять свой ноутбук, а затем пойти в мастерскую и закончить картину, которую я начала писать после злополучных каникул на том острове. Но когда я подхожу к письменному столу, то нахожу на нём то, что я не заметила, когда осматривала свою комнату. Я знаю точно, что у меня никогда не было этой уродливой потрёпанной чёрной папки, которая сейчас лежит у меня прямо перед глазами. Находясь в сильном замешательстве, поскольку я не имею ни малейшего понятия откуда она тут взялась, я беру её в руки, мысленно предположив, что она, возможно, принадлежит Ричарду. Быстро открыв её, чтобы опровергнуть или же подтвердить свою догадку, я натыкаюсь на практически пустой лист бумаги, на котором написана лишь одна жуткая фраза: «Ничего ты не знаешь, Неонилла Эвелин Риддл». Я понимаю, что содержимое этой папки предназначено исключительно для моих глаз, потому быстро перелистываю первую страницу, на котором напечатано тонким шрифтом непонятное и устрашающее обращение ко мне. А затем я вижу то, из-за чего у меня кровь в жилах стынет. Я чувствую, как бледнею, чувствую как к горлу подступает ком, а моя голова начинает гудеть так, будто кто-то стукнул меня по затылку чем-то по-настоящему тяжелым и большим. Эти бумаги точно не должны были оказаться у меня в руках. И я не знаю, должна ли я называть этого человека больным ублюдком, либо же благодарить его за то, что я смогла обо всём узнать.

Я никогда не видела ни единой фотографии своих родителей. Наверное поэтому я с малых лет мечтала узнать, как они выглядели. Мне всегда казалось, что я буду непомерно счастлива, когда, наконец, найду хотя бы одно изображение с ними. Но когда я смотрю на фотографии, на которых запечатлены их окровавленные и искалеченные мёртвые тела, которые лежат на асфальте, мне хочется опустошить свой желудок от недавнего обеда. Мне довольно-таки сложно разобрать отчёт о произошедшей аварии, но благодаря многочисленным язвительным комментариям, которые написаны от руки на полях, я понимаю о чём идёт речь. Я и до этого знала, что они погибли в результате автомобильной аварии первого апреля, в день моего рождения, в то время как я сама находилась на заднем сиденье машины. Я была единственной, кто выжил, лишь потому, что была надёжно пристёгнута… в отличие от моих родителей, которые вылетели через лобовое стекло. Единственное, что всегда было для меня загадкой — это причина аварии. Но когда я вижу среди кучи замудрённых слов имя Ричарда Джонсона, мне становится по-настоящему плохо. Не понимая как такое может быть, я вновь и вновь перечитываю написанное, желая убедиться в том, что это неправда и просто чудовищная ошибка. Но это правда. И стоит мне осознать тот факт, что мои родители погибли по вине Ричарда, а тот избежал своё наказание, как меня охватывает неконтролируемая ярость. Когда я краем глаза вижу, что он сейчас пытается до меня дозвониться, я отключаю свой телефон, не желая даже видеть надпись с его именем на экране.

Всю жизнь я мечтала узнать, кто мои родители и что вообще значит быть по-настоящему чьей-то дочерью. Но этому не бывать из-за него. Уж лучше б я продолжила жить в детском доме, нежели под одной крышей с Ричардом, который все эти годы непрестанно мне твердил, что если бы не он, то у меня не было бы никакой жизни, одни лишь страдания. Но почему-то он даже не заикался о том, что он является причиной аварии, в результате которой погибло два человека.

— Почему твой телефон отключён? — в мою спальню буквально врывается Ричард спустя два часа, после его первого звонка. Я же даже в его сторону не смотрю, продолжая сидеть на краю постели и крутить в руках папку, благодаря которой я обо всём узнала. За прошедшее время я по нескольку раз перечитывала документы, которые по неизвестной мне причине попали в мои руки. Но несмотря на это мне до сих пор сложно свыкнуться с мыслью, что человек, который сейчас стоит возле меня, является источником всех моих бед. — Где ты взяла эту папку? — голос Ричарда как всегда серьёзен, но помимо этого я отчётливо слышу, как он взволнован. Значит ему известно, какие бумаги находятся у меня в руках.

— Ты собирался мне об этом рассказать? — выдержав небольшую паузу, я тихо спрашиваю у него и поднимаю папку. Но моё самообладание летит ко всем чертям после первого же вопроса. — Или тебя совсем не волнует, что по твоей вине я осталась сиротой? Тебе было плевать, что моя жизнь была кромешным адом, в то время как ты продолжил жить спокойной жизнью! Ты был причиной аварии! Из-за тебя мои родители погибли той ночью! Но ты откупился от тюрьмы и забыл о моём существовании на десять лет! — как бы я хотела не срываться на крики и обвинения, но оставаться в полном спокойствии мне не удаётся из-за того, что взвалилось сейчас на меня. Я вскакиваю на ноги, откинув папку с документами в сторону, и гневно смотрю на недовольное лицо мужчины.

— Во-первых, убавь тон! — Ричард, который никому и никогда не позволяет обращаться к себе в грубой или непочтительной форме, даже сейчас кричит на меня, несмотря на то что я имею полное право его ненавидеть за содеянное. — А во-вторых, не делай вид, будто тебе есть до них дело. Тебя никогда не волновали эти отбросы, так что успокойся и прекрати эту истерику.

— Эти отбросы — мои родители! Как ты вообще можешь так говорить о людях, которых ты убил? — я до невозможности широко распахиваю глаза, ибо мне сложно поверить, что он может так отозваться о моих родителях, в смерти которых он повинен.

— Что ты только что сказала? Убил? Это был несчастный случай, Нила, — Ричард пытается быть холоднокровным в этой беседе, однако прозвучавшее из моих уст слово «убил» привело его в исступление.

— Кому и сколько ты заплатил, чтобы это было признано несчастным случаем? — мой голос звенит от презрения и злости к этому человеку, а сердце бешено колотится в груди, когда я это произношу.

— Значит вот какого мнения ты обо мне? — он зловеще спрашивает, прожигая при этом меня своим устрашающим, лютым взглядом. В любой другой раз я бы сжалась, в страхе получить выговор, но не сейчас. Не после всплывшей наружу правды. — Это твоя благодарность за всё, что я для тебя сделал? Да как ты смеешь так на меня смотреть, при этом защищая своих родителей! — он с таким отвращением и неким фырканьем произносит последнее слово, что моя злоба на него доходит до немыслимых высот. — Ты действительно защищаешь свою непутёвую мать и отца, которые ни черта, кроме страданий, не смогли бы тебе дать?! Этих людей ты сейчас жалеешь? Ты должна понимать, что если бы они тебя воспитали, то ты, как и твоя разгульная мать, с малых лет…

— Да! Да, я защищаю свою маму и своего папу! — я кричу, не сдерживая обиду от услышанного. Поверить не могу, что Ричард готов без доли вины сказать мне нечто подобное о них.

— Ты действительно думаешь, что раз твоя мать не оборвала беременность, значит она тебя хотела и любила, Нила? — он спрашивает меня тихим, спокойным голосом с легкой, нервозной улыбкой на губах, при этом глядя на меня так, будто я несу какую-то несусветную чушь. — Ты на это надеешься, не так ли? Срать хотела она на тебя, Нила. Впрочем, как и твой папаша, — Ричард с брезгливым видом отвечает, но мне плевать на его слова, ибо он понятия не имеет о чем говорит. Он их не знал. Он ничего не знал о моей семье. Он лишь пытается убедить меня в том, что злодеями этой истории являются мои родители, но никак не он.