— Алекс, два фута от Нилы, — он строго заявляет из-за того, что замечает руку парня на моей ноге. Благо, что он не зашёл в комнату где-то полчаса назад, иначе Кингу и мне не поздоровилось за то, чем мы занимались.

— Может ты ещё камеры по всей моей комнате расставишь? — я с упрёком спрашиваю, когда Александр в самом деле отстраняется от меня, держа желанную Ричардом дистанцию.

— Будешь так говорить, то именно так и поступлю. Мне внуки в сорок с лишним лет не нужны.

— Ричард, фу! — я с омерзением восклицаю, поскольку не переношу какие-либо разговоры о сексе с ним, либо же с Гвинет. Даже столь завуалированные вызывают у меня отвращение.

— Серьёзно, Нила? — вдруг подаёт голос рядом лежащий Александр. — Гипотетический секс со мной именно такие эмоции у тебя вызывает?

— Мне нравится слово «гипотетический», — с одобрением говорит Ричард Кингу, после чего покидает комнату, оставив за собой дверь чуть приоткрытой, что просто не может не подействовать мне на нервы. Я незамедлительно подрываюсь с кровати и с громким хлопком показательно закрываю её.

— Вот же вредина, — с улыбкой говорит брюнет, когда я обратно ложусь в постель и кладу голову ему на плечо, после чего он целует меня в макушку и включает фильм.

Спустя час, когда на экране ноутбука появляются титры, Александр, взглянув на время, начинает поспешно собираться, ведь этим вечером у него самолёт в Лондон. Я с огорчением наблюдаю за этим действием, потому что в следующий раз мы сможем увидеться только через несколько недель. Зимние каникулы наступили, поэтому Кинг вынужден лететь в Лондон к отцу, а я — в Финляндию на праздники, поскольку Гвинет считает, что временная смена обстановки благоприятно повлияет на напряжённые взаимоотношения в семье, в чём лично я сильно сомневаюсь. Рождество и Новый год — это два ненавистных мною праздника, с которыми у меня связаны худшие воспоминания в моей жизни, так как их я праздновала, если, конечно, так можно выразиться, в приюте спустя несколько дней с момента смерти бабушки. Да и в семье Джонсонов эти праздники с тех пор также перестали ассоциироваться с чем-то радостным, сказочным и счастливым, поскольку именно тогда Ричард и его бывшая жена, родная мать Брайана, в край разругавшись, признались друг другу в том, что у них на протяжении нескольких лет есть любовники, и пришли к решению, что им стоит незамедлительно развестись.

После затяжного прощания Александр уходит, заранее пообещав, что напишет мне перед отлётом в Лондон. Закрыв за ним входную дверь, я иду на кухню, дабы чем-нибудь перекусить. Но не успеваю я даже дверцу холодильника открыть, как раздаётся звонок в дверь. Мысленно предположив, что Кинг что-то забыл и вернулся, я быстрым шагом иду в сторону прихожей. Но когда дверь открывается, я вижу перед собой не суетливого парня, а Бонни, что приводит меня в лёгкий ступор. Я молча пропускаю девушку внутрь дома, про себя отмечая насколько она взвинчена и напряжена, и с нескрываемым недоумением на неё смотрю, ведь осознаю, что приехала она сюда отнюдь не для того, чтобы со мной задушевно поболтать. По всей видимости, здесь она исключительно для того, чтобы поговорить с моим несносным братцем, что не приходится мне по душе, так как ещё две недели назад Брайан окончательно расстался с ней. На следующий день после его срыва на физкультуре он заявил, что не хочет обременять себя на данный момент серьёзными отношениями, после чего прекратил с девушкой какое-либо общение, при этом отказываясь озвучивать ей истинную причину разрыва. Подобное заявление Брайана повергло Бонни сперва в обездвиживающий шок, а затем в глубокую депрессию, которая длится и по сей день. Именно поэтому я с едва прикрытым недоумением в глазах на неё смотрю, ведь мне не хочется верить, что она сюда пришла, дабы в очередной раз поступиться своей гордостью и путём нескончаемых мольб вернуть Брайана.

— Он дома? — без лишних слов спрашивает Бонни, а я всё никак не могу смириться с её чрезмерной мягкостью и уступчивостью.

— Серьёзно, Бонни?

— Нила… Пожалуйста, не смотри на меня так, — говорит она, подходя к лестнице, которая ведёт на второй этаж к спальне Брайана, из которой он в последний раз выходил вчера днём. — Знаешь, рано или поздно тебе тоже придётся задушить свою гордость ради отношений. Надеюсь, тогда ты, наконец, поймёшь насколько была несправедлива ко мне, — больше и слова не сказав мне, Ривера поднимается на второй этаж, а я сперва иду на кухню, дабы, в конце концов, поесть, а после в свою излюбленную комнату, так как я абсолютно убеждена, что примирение Брайана и Бонни будет сопровождаться поначалу возмущенными и злостными, а затем — восторженными криками девушки, которую не смутит присутствие Ричарда и Гвинет в доме. Ей неслыханно повезло, что именно я открыла дверь и встретила её. Иначе ей пришлось либо выслушивать восторженный лепет Гвинет, которая с удивительной лёгкостью может всего за пару минут беседы довести любого человека до белого коленья, либо же встретить Ричарда на пороге и покинуть дом под его, в лучшем случае, зловещий взгляд.

Под вечер, когда стрелки часов указывают ровно на девять часов, я слышу быстрые шаги спускающейся по лестнице Бонни. Не зная, стоит ли мне ободрять или же поздравлять её, я с лёгким беспокойством выглядываю в прихожую и замечаю вполне счастливую, но немного всё же опечаленную девушку, которая наспех надевает зимнюю куртку. Так и не сообразив, помирились они или же окончательно разошлись, я подхожу к ней, дабы выудить из неё интересующую меня информацию. И после недолгого разговора с ней я понимаю, что Брайан не просто попросил у неё прощение за всё сказанное им ранее, но и сделал немыслимое, а именно — поведал ей правду об Элисон и их ребёнке. Бонни так и продолжила бы слёзно пересказывать давно уже известную мне историю и восклицать о том, как же это всё печально и несправедливо, если бы не телефонный звонок от её матери, которая буквально кричит в трубку о том, что она до сих пор не дома. Ривера малость смущается из-за того, что я отчётливо услышала истерический вопль её крикливой мамаши, после чего она судорожно прощается со мной, сетуя на то, что её ждут дома, и убегает. Заперев за девушкой входную дверь, я поднимаюсь на второй этаж, дабы подготовиться ко сну, ведь уже завтра ранним утром мы летим в Финляндию. Но прежде чем я захожу к себе в спальню, я решаю наведать Брайана, чтобы отчитать его за то, как бездушно он себя ведет с Бонни, которая слишком легко его прощает. Но стоит мне бесшумно открыть дверь в его комнату, как я замираю сперва в недоумении, а затем в ужасе. А всё потому, что я вижу собравшиеся на его подбородке слёзы. Брайан сидит на краю постели, закрыв лицо ладонями, и беззвучно плачет. Я всего пару секунд стою в дверном проёме, так и оставшись незамеченной, после чего незамедлительно ухожу к себе в спальню, ибо не знаю, что делать и как реагировать. После увиденного я чувствую сильнейший укор совести за то, что я смела злиться и обижаться на него, в то время как он так мучился от боли. Вся обида на сказанные им слова тут же улетучивается, не оставив после себя и следа, а перед глазами всплывает образ плачущего Брайана, который, по всей видимости, не смог сдержать эмоции, после разговора с Бонни о трагедии.

— Брайан? — в конце концов, я не выдерживаю и спустя несколько минут вновь захожу к нему в спальню, при этом сама не зная зачем. На сей раз он, к счастью, сидит на краю кровати и пустым взглядом смотрит в пол. Но стоит ему посмотреть на меня, как я замечаю малость опухшие и покрасневшие глаза, отчего у меня появляется чувство, будто кто-то со всей силы ударил меня прямиком в живот.

— Я в порядке, — он бесстрастно отвечает после минутного молчания, ведь понимает, что его состояние не осталось незамеченным мной. Но вопреки его словам я не ухожу и не делаю вид, будто верю и не замечаю его заплаканные глаза.

— Ты ведь знаешь, что в случившемся твоей вины нет? — я тихо спрашиваю, и в ответ Брайан поджимает губы и убитым взглядом смотрит в пол, будто сказанные мною слова долгое время причиняют ему боль.

— Это не так, — он качает головой, после чего смотрит на меня таким жалостливым, безжизненным взглядом, что мне на физическом уровне становится больно. Закрыв за собой дверь, я подхожу к краю постели и присаживаюсь подле него, дабы сделать единственное, что в моих силах — молча выслушать его. — Она ведь с самого начала не хотела рожать, но я надавил на неё. Говорил, что аборт — это убийство и грех, потому она просто обязана оставить ребёнка. Но, как оказалось, если девушка не хочет сохранить беременность — ничто её не остановит… — он сознаётся, не поднимая на меня глаза. — Я обещал ей безбедное будущее, и она обольстилась. Элисон не жила, она выживала, поэтому и приняла решение родить, ведь это был её единственный шанс вырваться из нищеты. Головой, конечно, я понимал, что деньги папы — это единственное, что манило её, но я закрыл на это глаза. Я отказывался слушать её слова о том, что она жалеет о решении не делать аборт, игнорировал и никому не рассказывал о том, как она мучается из-за беременности… Но если бы я в самом начале дал ей время трезво оценить ситуацию и самостоятельно принять решение, то Энни либо выжила, либо даже не появилась на этот свет.

— Энни? — я тихо переспрашиваю у него, на что он кивает головой.

— Энни Джонсон… — он протягивает её имя с едва уловимой горькой улыбкой на лице, которое искаженно от мучительной боли. — Даже если Элисон родила и бросила меня с ребёнком, я не пожалел бы. Но я всё запорол…

— Ты не сделал ничего плохого, — я твёрдо возражаю, в попытке избавить Брайана от отравляющих его мыслей. — Ты в свои пятнадцать лет собирался взять всю ответственность за нежелательного ребёнка и за эту… девку. Единственный человек, которого можно и нужно во всём винить — это Элисон. Так что даже думать не смей, что ты являешься виновником в этой истории.

До самой ночи я сижу у Брайана в комнате и внимательно слушаю его, пока он выворачивает мне свою душу наизнанку. Потому как мне непосильно подобрать правильные и нужные слова, дабы при этом не усугубить ситуацию и не причинить Брайану очередную порцию боли, я большую часть времени молчу. Изредка я встреваю в его речь ради того, чтобы в который раз отогнать его мысли и страхи о том, что он якобы повинен в смерти Энни. В случившемся виновна лишь Элисон, которая навсегда оставила неизгладимый отпечаток в жизни Брайана. Но ради него я себя сдерживаю, и не один презрительный и оскорбительный комментарий в сторону девушки не вырывается из моего рта. В данный момент я рядом с ним лишь для того, чтобы он смог выговориться, почувствовать мою поддержку и хоть немного облегчить себе душу, ибо я уже начала скучать по бестолковым шуткам и неуместному звонкому смеху Брайана. Лишь когда часы указывают на час ночи, мой братец умолкает. После недолго, но такого нужного молчания, я, убедившись, что ему стало легче, собираюсь к себе в спальню. Но прежде чем я покидаю комнату, он внезапно окликает меня. Я в лёгком замешательстве оборачиваюсь, после чего он вдруг просит у меня прощение за сказанные им слова в школе. Но я незамедлительно его прерываю, ибо не хочу, чтобы его беспокоило нечто подобное. Его слова были лишь попыткой обвинить кого-то другого, дабы самому хоть на секунду не чувствовать чудовищную и давящую вину. Теперь я это понимаю, потому и не держу на него больше зла. Мне не нужны его извинения и раскаяния, я просто хочу, чтобы ему стало легче. И утром следующего дня, когда все постепенно собираются в гостиной перед отъездом в аэропорт, в комнату заходит Брайан, тем самым вызывая всеобщее замешательство и успокоение, ведь на его лице отныне нет и знака былой измождённости и безрадостности.


ххх

Изначально планировалось, что мы проведём в Финляндии ровно три недели зимних каникул. Но этот план терпит разительные изменения, потому как сразу после Нового года Гвинет начинает чувствовать сильное недомогание и тошноту по утрам. И стоит ей озвучить своё подозрение о предположительной беременности, как Ричард, после часового шока, решает прервать наш отпуск и преждевременно вернуться в Нью-Йорк, дабы семейный врач назвал точную причину подобного недуга, ведь сделанные тесты на беременность показывают неоднозначные результаты. А причина тому — редкая болезнь, с которой Гвинет боролась несколько лет назад, а сейчас вынуждена каждодневно принимать таблетки. И когда мы после восьмичасового полёта оказываемся дома, Гвинет в этот же день спешит к врачу, не в силах больше находиться в угнетающей неизвестности. И когда она по прибытии домой объявляет об отрицательном результате, все чувствуют значительное облегчение, даже несмотря на то что мысли о новом члене семьи воспринимались всеми положительно. Разумеется, что после подобного потрясения мысли о каком-либо продолжении отпуска поначалу уходят на задний план, а затем и вовсе забываются. В конечном итоге решается провести остаток зимних каникул в заснеженном Нью-Йорке, что неописуемо сильно радует Брайана, который во время всего отдыха чувствовал себя крайне паршиво, ибо на следующий день после его примирения с Бонни, он улетел в другую страну. Потому как Ричард после долгих раздумий и разговоров с сыном официально дал своё согласие на отношения Брайана и Бонни, своего несносного братца я практически не вижу, так как он старается как можно больше времени проводить со своей девушкой. С одной стороны это хорошо, ведь в доме куда тише и спокойней без него, а с другой — мне завидно, поскольку Александра я ещё не скоро встречу.