Наблюдая за приглашенными семьями, часть которых прилетела в Сан-Франциско куда раньше нас, я тяжело вздыхаю. Вот теперь мне искренне становится жаль Джозефину. Смею предположить, что она пригласила их, дабы провести безмятежное оставшееся ей время вместе с ними и на время забыться от неизбежного. Но вместо этого её родственники устраивают будто бы игру — кто дольше, громче и чаще будет плакать из-за её болезни и скорой кончины. Конечно, они имеют полное право страдать из-за этого, ведь их связывает кровное родство, а также вполне ожидаемые надежды на упоминание своего имени в завещание. В отличие от меня, которая даже на дверную ручку от сарая не претендует. Но, чёрт возьми, делают они это так наигранно и жалко, что мне от этого вида становится противно и тошно. Поэтому я не выдерживаю в их компании и часа и, в конце концов, покидаю гостиную, отчего в мою сторону неодобрительно смотрит Ричард, который отличается от своей родни тем, что страдает молча и искренне. Даже Гвинет, которой доставалось от Джозефины куда чаще и сильнее, нежели мне, приходит в настоящее уныние от новостей о здоровье своей свекрови.

Поскольку первый день моего пребывания в этом месте близится к концу, я захожу в свою временную спальню и одеваюсь так, чтобы у злосчастных москитов не было и шанса меня искусать, пока я буду находиться на открытой террасе и созерцать божественные виды на сад поместья Блосфилд, о котором я была так наслышана. Покинув комнату, но так и не отыскав в коридорах дома ни одного официанта, который мог бы приготовить мне чашку вечернего кофе, я, не желая возвращаться в гостиную, где они обслуживают приглашённых родственников своей хозяйки, вольно захожу на кухню и самостоятельно готовлю себе мой любимый ароматный напиток. На это уходит всего пара минут, потому, когда я сажусь на небольшой диванчик на террасе с ногами, мои наручные часы указывают ровно на восемь часов вечера. Поджав ноги под себя, я делаю глоток горячего кофе и, вместо того чтобы поразмышлять о том, какую книгу мне стоит сегодня ночью продолжить читать, меня настигает случайная мысль о том, что мне никогда не удастся приготовить такой же вкусный и ароматный кофе, который мне всегда делал Александр. И от мыслей о парне мне становится дурно. Но отнюдь не потому, что он мне стал омерзителен после ссоры, а поскольку я страшусь мысли, что он так мне и не перезвонит.

За всю жизнь я прочла несметное количество любовных романах, и в каждой чёртовой книге, на каждой чёртовой странице парни всегда якобы неосознанно поступают в угоду своим девушкам, которые лишь ради приличия делают вид, будто это не приходится им по душе. Избранников главных героинь зачастую позиционируют, как несовершенных и полных недостатков и проблем персонажей. Но в действительности они являются идеалами девушек, мысли которых они будто бы читают. Иначе как ещё объяснить тот факт, что парни всегда говорят и поступают точь-в-точь как им того хочется? И если во время прочтения подобных романов, я лишь раздражалась из-за нереалистичности, то сейчас я готова отдать всё на свете, чтобы стать главой героиней подобного романа, ведь тогда Кинг, позабыв о своей обиде, прилетел бы ко мне из Лондона с букетом алых роз в зубах и с решительными намерениями помириться. Но, увы, этому не бывать, ведь гордыня Александра никогда не позволит ему сделать ни шагу в сторону нашего примирения.

— И не стыдно тебе? Я тут без пяти минут покойница, но выгляжу куда бодрее тебя, девушки, которую всего-то бросил парень, — до меня неожиданно доносится голос Джозефины, которая садится подле меня, что повергает меня если не в шок, то в сильное недоумение. Что она тут делает? И кто, чёрт возьми, рассказал ей про меня и Кинга?.. Тц, однозначно это был Брайан, который имеет привычку рассказывать своей бабушке буквально всё.

— Жалеть я Вас не буду, даже не надейтесь, — я малость обиженно бурчу, ибо мы с Александром не расставались. Просто сильно поругались. Я надеюсь… Но в любом случае, я не стану подхалимничать и расхваливать Джозефину, как это делали все остальные. Не выношу лицемерие.

— Боже упаси тебя от этого, Нила. Именно поэтому я здесь. Это место — единственный уголок во всём доме, в котором передо мной никто не станет актёрствовать, либо же на протяжении каждой секунды напоминать о состоянии моего здоровья, — она отвечает, а я мысленно улыбаюсь. Значит чрезмерно драматичные и неестественные сцены, которые устроили её родственники напоказ, не ускользнули от её глаз. Удивительно, мне казалось, что её тщеславие не позволит ей увидеть их неприкрытую лесть и неискренность чувств.

— Это лишь вопрос времени, — я убеждённо протягиваю. — Вас надолго не оставят в покое, ведь они должны быть уверены, что их лица достаточно часто мелькали перед Вашим, чтобы Вы, составляя завещание, припоминали их довольно убедительные страдания и в меру зарёванные глаза.

— Надеюсь, что ты ошибаешься, — она миролюбиво протягивает и впервые за все годы одаривает меня лёгкой, едва заметной улыбкой, что повергает меня в ужас. Неужели страх приближающейся смерти всё-таки лишил её рассудка? Иначе как объяснить небывалую для неё снисходительность и мягкость в общении со мной?

Поскольку сказать друг другу нам решительно нечего, между нами повисает совершенно не давящая тишина. По крайней мере для меня, ибо я ухожу в свои мысли, которые всецело посвящены Кингу и моей надежде на наше с ним скорое примирение. Но боюсь, всё не так-то просто, как мне того бы хотелось, ведь мы повздорили и так обозлились друг на друга не из-за глупой фразы, после которой он сказал мне пару гнусностей, а я бросила трубку. Это началось задолго до этого. Но что, чёрт возьми, послужило причиной подобного разлада, я ума не приложу. Мучаясь из-за жгучей обиды и неясности я даже смею подозревать, что Александр может испытывать тоже, что и Лиззи однажды. Боюсь, как бы он не столкнулся с дилеммой в виде двух девушек, к одной из которых он испытывает сильные и настоящие чувства, а с другой он встречается…

Я поджимаю губы. Нет, даже думать не могу о подобном, иначе на моих ладонях, в которые я имею несознательную привычку от сильного волнения впиваться ногтями, не останется неповреждённой кожи. В попытке отделаться от тяготящих мыслей, я поднимаю глаза и устремляю их к небу. И к своему изумлению, мои раздумья о парне временно отходят на задний план, ибо я впиваюсь взглядом в заходящее за горизонт солнце. Не часто встретишь такое изобилие красок.

— Ого, — я не удерживаюсь и тихо шепчу себе под нос, продолжая рассматривать жадным до деталей взглядом будто бы горящее небо.

— Наконец хоть кто-то оценил здешние закаты, — всё-таки мой короткий и едва слышный комментарий не остался незамеченным Джозефиной, которая самодовольно улыбается, отчего у меня складывается впечатление, будто она считает, что красота здешних закатов всецело её заслуга. — Так что же произошло между тобой и тем очаровательным пареньком? Помнится, я говорила тебе держаться за него, как за последнюю надежду, — по всей видимости, молчание между нами ей сильно наскучило, а возвращаться к подхалимничающей компании она не хочет, потому и решает поболтать со мной и затронуть при этом единственную тему, на которую я совершенно ни с кем не хочу говорить. — Я жду ответа, и даже не смей мне отказывать, — она твёрдо, но с примесью лёгкого любопытства настаивает. — Ты ведь не хочешь, чтобы я тебя с того света донимала?

— Из ада не выпускают, — я с ухмылкой отвечаю, ибо чувствую, что подобная фраза на сей раз останется безнаказанной.

— Вот же засранка, — она со смешком отвечает, делая глоток красного вина из бокала, с которым она, по всей видимости, не расстаётся. — Но всё же… — теперь она уже более серьёзным тоном протягивает.

— Просто поругались, — я отвечаю, неотрывно глядя на небо.

— Ну что за скука смертная? Могла бы хоть немного красноречивей ответить, — Джозефина упрекает меня, а я, знающая её не один год, всё равно поражаюсь её наглости, ведь понимаю, что она до сих пор ожидает от меня обширный и захватывающий её сердце ответ. И осознав, что рано или поздно мне при всём моём нежелании придётся подчиниться и поведать ей причину нашего разлада, я ей отвечаю.

— Всё было хорошо, даже прекрасно, вплоть до того момента, как он стал вести себя отстранённо и холодно. Он меня обидел, я бросила трубку. Прошло почти три недели, и больше я от него ничего не слышала, — я пожимаю плечами, не желая больше затрагивать эту тему. Но Джозефина, которой не приходится по душе мой краткий и сухой ответ, решает развить эту тему.

— Ох уж эти парни… Излюбленное их дело — держать внутри себя все обиды и недовольства, делать вид, что всё хорошо, а затем в один прекрасный день они не выдерживают вес собственных чувств и, взорвавшись будто бы по щелчку пальцев, уходят в закат без каких-либо объяснений, при этом считая, что причина их злости и обиды была всем предельно ясна, — она изрекает с видом женщины, которая достаточно часто встречалась с подобным поведением мужчин в жизни.

Потому как оспаривать её слова я не могу по причине того, что у меня был всего лишь один парень, к которому не соответствует подобное замечание, я решаю сказать ей лишь то, что подобным не оправдать Александра. Но прежде чем я успеваю даже рот открыть, в памяти внезапно всплывают многочисленные лёгкие обиды Кинга, которые были вызваны тем, что я крайне редко проявляю инициативу в наших отношениях — не пишу и не звоню первая. А я всего-то боялась показаться навязчивой… Но не успеваю я отделаться от наваждения, будто бы Александр и в самом деле многие месяцы таил на меня обиду, как следом я припоминаю его шутки, которые сейчас кажутся мне совсем не шутками, отчего всё внутри горит то ли от ужаса осознания, то ли от страха не быть прощённой.

«Спорю, не будь я так хорош в постели, ты и месяца бы со мной не повстречалась», — он как-то сказал, а я в шутливой форме съязвила в ответ, поскольку посчитала, что он в привычной ему манере хвалился передо мной своим мужским достоинством. Но сейчас я понимаю, что его слова были далеки от вознесения себя до небес. Я до боли прикусываю внутреннюю сторону щеки. Только сейчас я понимаю, что подобные высказывания могли быть вызваны тем, что я, лишь после произошедшего безумства на заднем сиденье его автомобиля, стала смотреть на него влюбленными глазами и в конечном итоге пришла на порог его номера в отеле. Неужели он и в самом деле подумал, что испытанный с ним оргазм стал причиной всему? Но ведь всё было совсем не так… Не будь той ночи, я всё равно искала бы с ним встречи, ведь дошла до точки невозврата я ещё в его объятиях во время панической атаки в школе.

«Не думает же он, что всё это время он едва ли меня заботил?», — я с ужасом задаю себе вопрос. И минуту над этим поразмыслив, я начинаю испытывать к себе самое настоящее отвращение, ибо понимаю, что именно так он и думал. Я ведь никогда не давала волю своим чувствам, ибо боялась показаться до невозможности докучающей, либо же нелепой. К тому же я ведь знала, что Александр, после инцидента с Себастьяном Кингом, столкнулся с неизвестными мне трудностями, но я решительно ничего не сделала. Даже словом не обмолвилась об этом, ибо думала, что так ему будет легче. Вместо того чтобы быть рядом и поддерживать его, как поступил он во время нашей совместной поездки в мой родной город, я избрала самый простой и бездушный путь — решила ему не мешать и не докучать. Вплоть до сегодняшнего дня я даже мысли не допускала, что его это как-то может задевать. Но теперь я понимаю, что именно это стало для него последней каплей, после которой он, найдя доказательства моей безучастности, стал таким отдалённым и, как мне ранее казалось, малодушным. Ну и что же мне теперь делать?..

Комментарий к Глава XXVI. Трещина разрослась.

Прошу прощение за такой долгий перерыв. Обещаю, что следующие главы будут выходить куда чаще. Буду надеяться, что эта глава придётся Вам по душе, и если она в самом деле понравилась, то, пожалуйста, ставьте «палец вверх» и оставляйте комментарии. Это многое будет для меня значить.


========== Глава XXVII. Капля за каплей. ==========


Ненавижу этот потолок. Кто, чёрт возьми, додумался превратить его в дешевую, убогую и некачественную версию звёздного неба? Продолжая рассматривать неестественные цвета ночного неба, я тяжело вздыхаю. Всё же вина отчасти лежит и на мне, ведь когда Ричард согласовывал со мной дизайн моей новой спальни в Лондоне, я, кинув лишь беглый взгляд на финальные рендеры, с едва прикрытым безразличием согласилась и продолжила дальше меланхолить в своей комнате. Устремив взгляд на сей раз на правую стенку комнаты, я отчётливо слышу, как Брайан шумно собирается перед прогулкой по Лондону, а затем захлопывает за собой входную дверь. Поскольку я единственный человек, кроме Александра, разумеется, с котором Брайан здесь знаком, он бесчисленное количество раз пытался уговорить меня составить ему сегодня компанию. Но я отказала, потому как с момента осознания своей вины и своего вопиющего невнимания к Кингу, я, как мне самой кажется, впала в небольшую депрессию, которая напрямую связана с моим разбитым сердцем. И разбито оно, конечно же, по моей вине, ибо, вместо того чтобы набраться сил и позвонить Александру, я на протяжении целого месяца находила тысячи причин, почему мне стоит на день отложить столь важный и меняющий решительно всё телефонный звонок. А всё потому, что я элементарно боюсь получить в ответ на свои отчаянные попытки помириться два пугающих меня до смерти слова: «Всё кончено». Я в самом деле боюсь это от него услышать. Он ведь действительно может покончить с нашими отношениями, ибо на протяжении далеко не одного месяца мы едва ли походили на пару, которая находилась в здоровых и счастливых отношениях. А виной всему моё поведение, в котором Кинг, к моему ужасу, мог увидеть невзаимность своих чувств.