Поскольку за моё благополучие отвечает бармен, внешний вид и манеры которого располагают к себе, я без каких-либо опасений беру в руку первую стопку, которая до краёв заполнена сапфирового цвета жидкостью, и выпиваю её залпом. Но не успеваю я опустить обратно на барный стол стопку, как я получаю сообщение от Бонни, в котором она, к моему облегчению, пишет о своём примирение с Брайаном, а также о скромной просьбе дать им время побыть вдвоём до завтрашнего дня. Я лишь ухмыляюсь с их просьбы и пишу, что останусь в отеле, после чего откладываю телефон в сторону. Сообщив радостные известия двум девушкам, которые сопровождают их радостными возгласами и решением выпить и за это, следом я опрокидываю в себе ещё одну стопку с на сей раз прозрачной обжигающей внутренности жидкостью.

Первая половина ночи уходит на десятки выпитых стопок алкоголя и на безуспешные поиски ночного кавалера Лиззи. Но в конце концов пить нам становится в данный момент времени невмоготу, потому мы переходим на воду и соки. Но вдруг Лиззи совершенно случайно сталкивается по пути из уборной с парнем приятной наружности и, после долгих бесед и пары поцелуев, за которыми мы с Дженнифер издалека с любопытством наблюдаем, они вместе покидают ночный клуб. Разумеется, я никогда не поддерживала подобные связи, но осуждать Лиззи я даже и не собираюсь. То, что её взгляды на жизнь не совпадают с моими, не означает, что у меня есть право её нравоучать или же порицать.

— Слышала, между тобой и Алексом всё закончилось, — когда проходит пара минут с момента ухода Лиззи, брюнетка как бы невзначай задаёт мне крайне личный вопрос и возвращается к своему коктейлю.

— А я слышала, что ты любительница потрепать языком за спинами других, — я грубо ухожу от ответа, ибо одного упоминания его имени достаточно, чтобы вывести меня из до того шаткого душевного равновесия. Поскольку моё пьяное оскорбление ни капельки не задевает ухмыляющуюся Дженнифер, мы, как ни в чём ни бывало, выпиваем ещё по паре рюмок.

Проходит ещё пара часов, прежде чем брюнетке надоедает сидеть на барном стуле и глушить алкоголем свою обиду на бывшего парня, который не только изменил ей, но и «слил» в сеть её обнажённые фотографии. Поэтому она уходит довольно-таки надолго на танцпол. Я же, впервые за эту ночь оставшись наедине со своим пьяным сознанием и мыслями о Кинге, быстро прихожу в сильнейшее уныние. Громкая музыка, танцующие и веселящиеся молодые люди не препятствуют тому, что сплин в который раз охватывает моё сердце. Не выдерживая очередную волну печали, я кладу голову на барную стойку и вновь думаю о нём. Удручающие мысли об Александре, как солнце в восемь часов утра. Как бы я не хотела, я не могу просто взять и отключить их. Ну вот почему всё вышло именно так? И первые тоскливые по парню слёзы подступают к глазам. Действительно, когда как не сейчас поддаться эмоциям и не погоревать из-за разлада в наших отношениях? Свидетелями моих слёз станет всего-то пара десятков человек, одним из которых является Дженнифер Монтеро. И не проходит пары минут, как она, то ли увидев, в каком я нахожусь состоянии, то ли надумав что-то мне сказать, подходит ко мне.

— Нет, нет, нет, нет, — она начинает тараторить, стоит ей заметить слёзы, которые я отчаянно пытаюсь утереть с лица. — Риддл, я же тебе сказала, депрессия завтра, веселье сегодня.

— «Сегодня» закончилось, «Завтра» началось, — я ей отвечаю и тут же прячу своё лицо, дабы у неё больше не было возможности лицезреть мою жалкую жалость к самой себе.

— Какая же ты зануда, Нила, — в конце концов, так и не уболтав меня повеселиться, Дженнифер вздыхает и оставляет меня наедине с моим горем. Я же в свою очередь опрокидываю в себя ещё одну стопку жидкости насыщенного жёлто-зелёного цвета и обратно укладываю свою голову на стойку. Если не от разбитого сердца, то от алкогольного отравления я уж точно сегодня умру.

Наблюдая за толпой издалека одним лишь левым глазом, я, в край выбившись из сил, тянусь за своим телефоном, дабы вызвать такси, которое отвезёт меня к ближайшему отелю, где я просплю до самого вечера. Но алкоголь сильно действует на меня, потому мои руки едва ли слушаются меня. В конечном итоге я, в край запутавшись в собственных пальцах, неумышленно роняю свой телефон на залитый алкоголем пол. Простонав в голос из-за своей безмозглости и криворукости, я пытаюсь, не слезая с высокого барного стула, достать свой телефон, но в результате падаю на пол следом за ним.

— Это не день, а беспросветная срань, — я безжизненно и монотонно бурчу себе под нос хмельным голосом, продолжая при этом лежать под стулом.

— Не то слово, — до меня доносится малость смешливый голос сегодняшнего бармена, который свысока наблюдает за буквально падшей мной.

— Даже если б я из лужи пила, было бы не так унизительно, — я отзываюсь, после чего принимаю вертикальное положение благодаря помощи парня.

Убедившись, что я в полном порядке и не пострадала от падения, он уходит, а я, в конце концов, вызываю себе такси. И дабы не ждать автомобиль в клубе, я, шатаясь из стороны в сторону, плетусь к выходу. Не будь я так пьяна, свежий ночной воздух мог бы меня протрезвить. Но выпила за эту ночь я столько спирта, что выветриваться он будет ещё пару тройку дней. И когда я сажусь в салон так скоро подъехавшего такси, я очень надеюсь, что меня не стошнит на моего сегодняшнего водителя. Сообщив, к какому отелю он меня везёт, я киваю головой и, облокотившись на заднее сиденье, наблюдаю за неспящим городом через лобовое стекло. Всё же по сравнению с Нью-Йорком Лондон спящий город. И это поистине прекрасно, ведь безумный трафик и неугомонность Нью-Йорка меня никогда не привлекала. И с жадным любопытством наблюдая за различиями двух городов, я вдруг вскрикиваю, отчего водитель вздрагивает и резко жмёт по тормозам. Кинув двадцать долларов недоумевающему мужчине, я с трудом выхожу на улицу и, как в сопливой мелодраме, срываюсь на бег, дабы как можно скорее добраться до знакомой мне до боли многоэтажке, в которой я провела свои лучшие зимние каникулы. Выпитый за сегодняшнюю ночь алкоголь придаёт мне некую уверенность, потому я, наконец, отважившись попросить прощение у Александра, бегу к нему домой, при этом даже мысли не допуская, что ему может не прийтись по душе моё появление на пороге его дома в три часа ночи.

Стоит двери квартиры Кинга оказаться прямо перед моим носом, как я начинаю колебаться и сомневаться в правильности своих действий. Вновь страх быть отвергнутой охватывает меня с головы до пят, почему я молча стою под дверью вот уже как пятую минуту. Как вдруг я усмехаюсь, чувствуя при этом космическую иронию, ведь это далеко не первый раз, когда меня и Александра разделяет всего лишь одна дверь. День, когда я решалась ответить парню взаимностью, действительно схож с этим. Тогда я также сомневалась в взаимности своих чувств, потому и медлила. Но в прошлый раз моё волнение было напрасным, потому я, вдохнув полной грудью, дрожащей рукой нажимаю на звонок и, прикрыв глаза, жду его появления. Вот я слышу его шаги, вот он открывает замок, берётся за дверную ручку, и я открываю глаза. И впервые за долгие месяцы мы встречаемся взглядами. Его малость удивлённый, и мой до смерти напуганный. Между нами повисает безмолвие.

— Я проебалась, — я произношу на выдохе дрожащим от волнения голосом, в ответ на что он лишь открывает дверь шире, тем самым предлагая мне зайти внутрь. Я захожу вглубь его квартиры, и с каждым сделанным шагом чувство вины перед ним увеличивается. Я опуская глаза в пол, как провинившийся ребёнок, и не знаю с чего начать. Как объясниться перед ним, дабы при этом не выглядеть и не звучать, как лживая лицемерка? — Я не знаю как начинать просить у тебя прощение, — неловко переминаясь с одной ноги на другую, я честно ему говорю, когда мы в полном молчании стоим в гостиной его дома. — Просто я… не думай, что я пытаюсь оправдаться, в надежде что ты меня тут же простишь, и всё будет как раньше. Я знаю, что облажалась. Я просто сильно туплю в таких вещах, поэтому до меня так долго доходило, — я пьяно лепечу, с трудом при этом подбирая слова. — Я знала, что что-то произошло между тобой и твоим отцом, но я не хотела докучать тебя расспросами, поскольку думала, что тебе станет только хуже от этого.

— Дело не только в моём отце, — он прерывает меня, облокотившись о быльце рядом стоящего дивана, благодаря чему наши глаза оказываются на одном уровне.

— Я знаю, — я отвечаю, поджав губы. — Я правда создавала впечатление, будто мне всё равно на тебя? — сжимая от волнения пальцы рук, я задаюсь вопросом.

— Создавалось впечатление, что, если я перестану первым звонить, писать и искать с тобой встречи, то ты буквально исчезнешь из моей жизни. Я так поступил, и сама как видишь. Почти два месяца я от тебя ничего не слышал, — в его голосе, который он малость на меня повышает, звучит неприкрытая резкость и злость, почему я вот-вот перед ним расплачусь.

— Я просто не хотела казаться навязчивой или докучающей. Я боялась, что если меня будет слишком много в твоей жизни, то я тебе быстро надоем, — я искренне ему отвечаю, ибо в детстве я, страдая от невыносимого одиночества, именно так и поступала. — Раньше я имела привычку ко всем цепляться, пытаясь… Пытаясь хоть с кем-то сблизиться или подружиться. Но я лишь всех раздражала своей навязчивостью, поэтому все с отвращением меня отвергали. И в итоге я всегда оставалась одной. Со временем я привыкла к тому, что я сама по себе, потому и перестала так делать. До сих пор стыдно от того, какой жалкой я была… А потом мы познакомились и начали встречаться. И ты сам прекрасно понимаешь, что такие парни, как ты, не встречаются с такими девушками, как я. Поэтому я очень боялась, что ты поймёшь, что я не твоего уровня, и бросишь меня. Я боялась произвести впечатление типичной лохушки, которая может существовать только рядом со своим парнем. Я до смерти боялась, что забудусь и стану невыносимой, надоедливой и… жалкой. А ты это заметишь и пожалеешь, что я стала твоей… — я прерываю себя на секунду, ибо от вины перед парнем и воспоминаний о детстве слёзы застилают мне глаза. Вновь я становлюсь той несносной девочкой, которая была готова пойти на всё — лишь бы её существование хоть кто-то признал и заметил. — Я правда не хотела, чтобы… Блядство, — слёзы в конце концов стекают по моим щекам, потому я разворачиваюсь к нему спиной, дабы быстро утереть их с лица и взять себя в руки. Не для этого я сюда пришла. Не для того, чтобы, надавив на жалость, выбить из него прощение.

— Нила, — слышится на сей раз его мягкий и обеспокоенный голос, но я его сразу же перебиваю.

— Я сейчас. Дай мне пару минут, — утирая, кажись, нескончаемые слёзы с раскрасневшихся щёк, я прошу его и сбегаю в другую комнату, дабы скрыть от него свои рыдания. Оказавшись на кухне, я подхожу к раковине и умываюсь холодной водой, дабы унять истерику. Но вода мне не помогает. Я просто склоняюсь над столешницей и беззвучно плачу. Так и знала, что заглушать боль алкоголем не лучшая идея. Ведь вот она я — пьяная до невозможности реву на кухне, вместо того чтобы разрешить наши с Кином недомолвки и обиды.

— Вот поэтому я тебе всегда говорил давать волю чувствам и не держать всё в себе. Вечно ты избегаешь эту боль, а потом у тебя истерики и слёзы, из-за которых ты чудом ещё не повесилась, — нравоучительным тоном говорит мне Александр, после чего крепко прижимает меня к себе в попытке успокоить. Он ласково гладит меня по спине и голове до тех пор, пока я не нахожу в себе силы унять рыданья и прекратить думать лишь о плохом. — Кто тебя надоумил, что мы разного с тобой уровня люди? С чего ты это взяла? Откуда у тебя эти мысли? — он, беря моё лицо в ладони, поднимает на себя мой взгляд и заставляем меня ответить на вопрос.

— Потому что я ужасный и недостойный тебя человек, — я честно ему отвечаю, при этому будучи больше не в состоянии сдержать очередную истерику. — Всё это время я вела себя, как дерьмо. И мне очень, очень жаль, что я была такой. Прости меня. Пожалуйста. Я не хочу расставаться.

— Нила, — он с тяжёлым вздохом произносит моё имя, потому я понимаю, что сегодняшний день станет последним для нас. Он меня не простит… Из-за неудержимого рыдания моя голова начинает раскалываться, а слёзы застилают глаза так, что я не в состоянии увидеть что-либо перед собой. Я лишь сильнее к нему прижимаюсь, ибо это может стать последним днём, когда он ко мне прикасается.

— Пожалуйста, не бросай меня, — рыдая, я жалостливо прошу его. Что угодно, но только не это. Пусть наорёт на меня, пусть ударит. Что угодно, но только не это. — Умоляю, не бросай.

— Да не собираюсь я тебя бросить, мелкая, — он с лёгкой улыбкой говорит, когда берёт меня за подбородок и приподнимает моё лицо, заглядывая при этом мне в глаза. — Пожалуйста, прекращай плакать и… — он пытается унять мои рыданья, как вдруг странно морщит нос, будто принюхиваясь. — Ты что, пьяная? — по всей видимости, запах алкоголя уже стал перегаром, иначе он так быстро его не уловил и не округлил бы глаза.