Мерил Сойер - Не целуйтесь с незнакомцем

– Мы любили друг друга.

Это простое признание, сделанное с полнейшей искренностью, едва не лишило Уоррена самообладания. Неужели его отец был способен любить, по-настоящему любить этого человека? Или это была всего лишь неведомая Уоррену разновидность похоти? Ответа у него не было. Он не знал собственного отца, а довольствовался всего лишь иллюзией, мастерски созданной самим Реджинальдом Атертоном. Совершенно ясно одно, отец был привязан к итальянцу достаточно сильно, чтобы оставить ему то, что по праву принадлежало Джанне, которая всю жизнь боготворила его!

А что он сам? Он позволял отцу подавлять его волю. Только в последнее время в Уоррене проснулся бунтарь. Отец настаивал, чтобы никто из Атертонов не марался зарабатыванием денег. Уоррен тем не менее включился в ряд проектов и кое-что в них вложил. Он тщательно скрывал свою деятельность, пока отец каким-то образом не узнал про то, чем занимаются брат и сестра. Стычка с отцом, ставшая их последним разговором, получилась безобразной. Теперь Уоррен вдобавок ко всему чувствовал себя виноватым в скоропостижной смерти Реджинальда. Отец не должен был сойти в могилу, так и не помирившись со своим единственным отпрыском.

– Отец хотел обеспечить вам достаток на случай, если с ним что-то случится. – Уоррен брал пример с Шадоу и никак не проявлял своего отвращения. – Он оставил вам неплохое наследство.

Утирая слезы, Джиан сказал:

– Он обещал, что у меня будет достаточно денег, чтобы открыть собственный ресторан.

Уоррен тотчас сообразил, как строить дальнейший разговор.

– Он оставил вам акции одной корпорации. Продав их, вы стали бы состоятельным человеком. Вы получили бы примерно полмиллиона фунтов стерлингов.

– Миллион.

Уоррен внутренне вскипел, но постарался не подать виду.

– Это гораздо выше рыночной стоимости...

– Не выше. Столько мне заплатил Энтони Бредфорд.

Уоррен вскочил.

– Вы уже продали акции?!

Впервые улыбка Джиана предназначалась не Шадоу, а Уоррену.

– Да. Сегодня утром я подписал все бумаги.

* * *

В сливовых сумерках гостиницу освещала луна, выглянувшая из-за облака. Шадоу и Уоррен торопливо шагали по выложенной плитами дорожке к «Ягуару» на стоянке.

– Ты ни в чем не виноват, – пыталась успокоить она его.

– Не уверен, что Джанна и тетя Пиф будут того же мнения. Я должен был первым найти Паоло. Непонятно только, как Бредфорд пронюхал о том, что Паоло – наследник этих акций.

– Он спит и видит, как бы завладеть отелями тети Пиф. Наверное, на него работает специальное детективное агентство. Бредфорд в деле похож на стервятника: он, выслеживая, кружит над добычей, а потом наносит точный удар. Он знает, что тетя Пиф была вынуждена продавать акции, чтобы собрать деньги на строительство «Голубого грота». Для него будет отрадой узнать, что предприятие провалилось. Тогда Бредфорд станет контролировать все мальтийские отели.

Уоррен распахнул перед Шадоу дверцу машины. Он не мог не заглядеться на ее стройные ноги, когда она усаживалась, но заставил себя не отвлекаться. Чертов итальянец! Он сел, вставил ключ в замок зажигания, но заводить мотор не торопился. Устав бороться с чувствами, он повернулся к Шадоу.

– Спасибо за то, что согласилась поехать со мной. Не знаю, что бы я делал без тебя.

– Я была уверена, что он не продаст нам акции. Карты...

– А что твои карты говорят о нас? – Вопрос вырвался неожиданно для него самого.

– О нас?

Барьер из пятнадцати лет рухнул в долю секунды. Он снова превратился в молодого человека в возрасте двадцати одного года, задыхающегося от испуга. Он дотронулся до ее плеча там, куда спадала волна огненно-рыжих волос, обнял за шею. Ее глаза сияли в темноте, губы разомкнулись, она приподняла подбородок и приняла поцелуй, словно ждала его все эти годы. Уоррен провел кончиком языка по ее полным губам, кляня себя за то, что столько лет отказывал себе в этом удовольствии. Ее язык затрепетал, и небывалый прилив желания охватил Уоррена. Чуть не задушив Шадоу в своих объятиях, перебирая пальцами ее густые тяжелые волосы, он осыпал ее поцелуями с жадностью юного повесы.

Неожиданно Шадоу отпрянула.

– Нет, Уоррен, я больше не имею дела с мужчинами. Я дала обет безбрачия.

Вцепившись в руль, Уоррен нахмурился, не веря собственным ушам. Шадоу Ханникатт – и обет безбрачия? Это невозможно. С другой стороны, он слишком давно ее знал, чтобы не отнестись к ее словам серьезно.

– Я не была с мужчиной с тех пор, как развелась, и не собираюсь. Ты знаешь, я всегда тверда в своих решениях.

«А как насчет твоего поцелуя минуту назад?» – вертелся на кончике языка вопрос, но он не стал его задавать. Вместо этого он спросил:

– А твоя дочка? – Девочка родилась спустя долгое время после развода. Или тогда о безбрачии еще не было речи?

– Мои отношения с мужчинами никогда не доводили до добра, – проговорила она, явно не собираясь давать определенного ответа. – Мне хочется того, чего у меня никогда не было, – семьи. Я люблю Хло. Кроме нее, мне никто не нужен. А ей не нужно никого, кроме меня.

Уоррен знал, как пренебрежительно относились к Шадоу ее собственные родители. Одри, несмотря на некоторые ее причуды, всегда старалась быть хорошей матерью. Кроме нее, у него были Джанна и тетя Пиф, в любви которых он ни на минуту не сомневался. Каково это – расти в одиночестве, не зная любви?

– Отец Хло наверняка хотел бы...

– Нет! – отрезала Шадоу. – Моя мать бросила меня с отцом, которому было на меня наплевать.

– Это не значит, что все мужчины такие же. Хло нужен отец.

– Я буду ей за отца и за мать. – Ее решительный тон еще больше его удручил.

Воцарилось молчание. В ночном небе все ярче светила луна. Шадоу тронула его за руку и сказала:

– Хло никогда не узнает, кто ее отец.

Уоррен хотел было возразить, что Шадоу поступает дурно, лишая ребенка родного отца. Мужчины умеют любить не хуже женщин.

– Я воспользовалась услугами банка спермы.

Он решил, что ослышался, но она поспешила развеять его сомнения, добавив:

– Искусственное осеменение.

– Зачем?! – вскричал он. Она была самой прекрасной, самой желанной женщиной во всем Лондоне. – Боже мой, зачем?!

– Я всегда хотела создать семью, но никак не могла найти подходящего мужчину.

Уоррен вспомнил напрасно растраченные годы, которые он мог бы прожить с Шадоу, и окончательно упал духом.

– Шадоу, прости меня за то, что я позволил отцу разлучить нас. Я...

– Ничего, – ответила она своим обычным тоном утешительницы. – Так легли карты.

– Неправда! Я – тот, кто тебе нужен.

– Нет, – убежденно ответила она. – Нам не суждено быть вместе. Теперь у меня есть дочь. Я должна растить ее, заботиться о ее будущем. Я не выйду замуж.

Уоррен почувствовал, что сейчас не время ее уговаривать. Она определила свой жизненный путь, на котором не было места мужчинам.

– Если я что-то могу сделать для тебя или Хло, дай мне знать.

– Нам и так хорошо, – сказала она, но ему послышалось в ее тоне колебание.

– Мы друзья. Ты хорошо это знаешь. Я не просто первый встречный, а брат Джанны. Я должен тебе помогать.

– Я подумываю о том, чтобы купить домик за городом и вывозить туда Хло на выходные. Но я откладываю деньги на ее учебу. Я пошлю ее не в Хантингтон, где так страдала сама, а в Европейскую школу в Куламе.

– Серьезно?

Намерение Шадоу не удивило Уоррена. Этих школ было много в Бельгии, Италии, Германии, Голландии, самой Англии. Учеников там делали европейцами. Их с самого начала учили двум-трем, а иногда и четырем языкам. Классы в этих школах были смешанными, что отражало особенности Европейского сообщества. Объединенная Европа быстро менялась. Выпускники таких школ смогут смотреть в будущее увереннее, чем учащиеся самых элитарных британских учебных заведений.

– Я дам тебе столько денег, сколько...

– Давать ничего не надо. Я открываю филиалы своего магазина белья в Хэмпстед-Хит, Сент-Джонс-Вуд, Риджент-парк. Они будут поскромнее, чем «Белье по Фрейду». Но у меня проблемы с банком «Барклайз». Он не дает ссуду – не потому, что сомневается в моей кредитоспособности, а потому, что считает магазины женского белья рискованным бизнесом. Если бы кто-то взял на себя труд переубедить их...

– Я займусь этим, – пообещал он.

Он завел мотор «Ягуара» и погнал его к шоссе разбрасывая в стороны гравий. Ну и дураком же он был! Больше этого не повторится. Он заставит Шадоу передумать. Она по-прежнему любит его, просто не готова в этом сознаться – до поры до времени.

Джанна гляделась в зеркало, проверяя, как смотрится на ней выходное платье от Мизраи; ей казалось, что светло-коралловый тон делает ее слишком блеклой, но принять окончательное решение было трудно. Бросив платье на кровать, она приложила к себе черное творение Лакруа. Простовато? Обычно она не испытывала проблем с туалетами. Однако предстоящая festa у Бредфордов была слишком ответственным событием.

Джанне хотелось произвести на это семейство впечатление, показать всем своим видом, что она приехала сюда надолго. Она слышала о них много. Однажды ей показали принадлежащую им яхту, проплывавшую мимо мыса Феррат. Однако пока ей не доводилось встречаться ни с Энтони Бредфордом, ни с его сыном Кертом. Их многоэтажные отели были, разумеется, известны всем, и не столько своими размерами, сколько огромным количеством туристов, которое они завлекали на остров, в общем, именно этим и живущий. Отели тети Пиф были, наоборот, миниатюрными, в европейском стиле, элитарными гостиницами: ее клиенты указывали в книге записей в качестве домашнего адреса громкие названия британских и немецких замков. Джанна гадала, какой будет реакция Бредфордов, когда им станет известно, что она берет из тетиных рук бразды правления. Колебаний перед лицом опасности она не испытывала; в том, что ей предстоят трудности, не сомневалась: объяснения тети Пиф убедили ее, что Бредфорды будут пытаться убрать ее с дороги – деньгами или силой.

Так и не решив, какому наряду отдать предпочтение, она отбросила очередное платье и вышла через застекленную дверь на балкон. Джанна глубоко вздохнула, наслаждаясь теплом и трепетным ароматом весенних цветов – предвестниками лета. Клонящееся к закату солнце еще грело ей спину, но вокруг «Соколиного логова» сгущались тени. Бассейн уже казался темным омутом. Вдали синела гладь глубокой бухты Святого Юлиана, пестрели покачивающиеся на волнах прибоя рыбацкие лодочки, чьи хозяева только что перенесли на берег дневной улов. Даже на таком расстоянии Джанна могла разглядеть горящие на носах лодок глаза Осириса.

Тетя Пиф сидела в саду на качелях, забыв, судя по всему, что до отлета ее самолета остается всего два часа. Джанна не впервые обратила внимание на то, насколько неудачно размещены эти качели на двоих. Она питала к тетушке искреннюю любовь, но не могла не обращать внимания на кое-какие ее странности. Например, никому еще не удавалось уговорить тетю Пиф слегка развернуть качели в южную сторону, чтобы с них можно было любоваться не просто открытым морем, но и живописной бухтой.

Джанна не поверила своим ушам, когда услыхала, что тетя Пиф отнюдь не собирается просить Ника Дженсена уступить ей свою долю акций. Подумать только, подобное безразличие – после того, как вся жизнь была посвящена созданию элитарной гостиничной сети? Джанна была не в состоянии это понять. Еще более странным было то, что именно сейчас, когда жемчужине среди ее отелей, «Голубому гроту», оставалось каких-то два месяца до открытия, тете Пиф вздумалось уехать, чтобы продемонстрировать свою мальтийскую собачку в международном клубе собаководов!

Из домика для гостей появился Ник. Повесив полотенце на спинку стула, он нырнул в бассейн. Грациозность движений этого могучего человека поразила Джанну. Шагнув назад, в тень, она по привычке, сложившейся за последние дни, стала наблюдать, как он рассекает воду бассейна безупречным баттерфляем. Плыл он совершенно без брызг. Только увидев взмах рук Ника, Джанна впервые поняла, почему этот стиль называется баттерфляй – «бабочка».

Когда Ник выбрался из воды, тетя Пиф встала с качелей и подошла к нему. Джанна была слишком далеко, чтобы услышать их разговор, но улыбка, озарившая лицо тети, не оставляла никаких сомнений по поводу ее чувств. Тетя Пиф неровно дышит к Нику! Как это объяснить? Ей не свойственно обмирать в присутствии красивых мужчин. Коллис, помнится, сделал все, чтобы добиться ее симпатии, но потерпел поражение.

Негромкий стук в дверь заставил Джанну опомниться. Ей предстоит ответственнейший вечер! Пусть тетя Пиф поступает как ей нравится, но она, Джанна, обязательно поговорит с Ником о его акциях.

Джанна откликнулась по-мальтийски, полагая, что это Клара, экономка, но в ответ услышала безупречный английский: