– Да. Некто – мужчина, чье лицо я не могу разглядеть, ибо его закрывает тень, – выстрелил ему вот сюда. – Лорел указала на свою голову, чуть повыше левого уха.

14

Саут-стрит! Что за болван забраковал отличное название улицы – Страда дель Палаццо – и умудрился столь неудачно сменить его. Совершенно непостижимо. Тони размышлял на эту тему, стоя на балконе своего офиса и глядя на выложенную булыжником улицу, застроенную великолепными зданиями. Зенитом его карьеры было возведение билдинга для «Бредфорд энтер-прайсиз» на этой улице, где сосредоточился почти весь мальтийский бизнес. Многие жители острова, в числе которых была и Пифани Кранделл, оплакивали утрату «Оберж де Франс», былого прибежища французских рыцарей, однако Тони полагал, что нацисты сделали благое дело, не пожалев бомб. Его билдинг, имевший мало общего со средневековьем, оставил далеко позади ту древнюю развалюху.

Луис Хизлер, президент «Банк оф Валлетта», помахал Тони с противоположной стороны улицы, не вставая из-за рабочего стола, Он распорядился убрать с галереи деревянный штакетник, целью которого было скрывать женщин, которые в прежние времена могли наблюдать за внешним миром только со своих балконов.

– Вот это было время! – пробормотал Тони, вновь вспоминая Пифани Кранделл. Тогда женщины знали свое место – дом – и не совались в мужские дела. – Что она затеяла с этим прятелем Трейвиса?

Тони вернулся в кабинет, сел и еще раз пролистал донесение частного детектива, шпионившего за Ником Дженсеном. Отец Ника был единственным отпрыском состоятельной бостонской семьи, ведшей родословную от пассажиров «Мейфлауэр». Он переехал на запад США, чтобы служить пилотом на базе ВВС в Каноне, где женился на местной красотке, родившей ему двух сыновей. Однако брак распался после возвращения в Бостон. Ничего удивительного: провинциалка и «голубая кровь»! В донесении вызывало недоумение лишь одно: провал во времени между окончанием Ником школы и поступлением в колледж.

Отучившись в школе, техасец несколько лет тянул лямку на складе «Империал-Кола». Загадочным был его внезапный уход со склада и поступление в колледж. Несомненно, здесь сказалось влияние жены. Парень избрал верную тактику. Потом он связался с Майком Ноланом – снова мудрый шаг. В настоящее время Нолан служил в штаб-квартире корпорации и вел дело к переводу Ника в Атланту.

Теперь Тони знал, как поступить с Ником Дженсеном. Он нажал кнопку, давая секретарю сигнал пригласить техасца. Он заранее послал за ним и нарочно заставил ждать. Ник Дженсен появился перед Тони с улыбочкой на лице, словно часовое ожидание нисколько не сказалось на его настроении. Тони оглядел его с ног до головы: темные волосы, широкие плечи, элегантный костюм-тройка. В душу Тони закралось недоброе предчувствие. Такое же неприятное чувство посетило его при виде Дженсена у себя на приеме. Тони встал и протянул руку.

– Энтони Бредфорд. – Он намеренно не извинился за задержку. – Зовите меня Тони.

Ник Дженсен представился и ретиво потряс руку Тони. Широкая улыбка свидетельствовала, что он слишком глуп, чтобы понять, что его унижают. Тони заглянул в голубые глаза Ника и снова ощутил страх. Это лицо...

Он указал на кресло перед письменным столом и уселся в свое, кожаное. Чем больше он изучал Ника, тем сильнее становилась его тревога. На приеме в замке было темно; там Тони мог ошибиться. Теперь, наблюдая посетителя вблизи, он понял, что первое впечатление его не обмануло. Впервые за многие годы Тони усомнился в своей проницательности: не иначе, он что-то упустил в донесении.

Он поерзал в кресле, чувствуя, как вспотел его затылок. От беспечной улыбки Дженсена у Тони леденела в жилах кровь. Напомнив себе, что прозвище Большой Тони дано ему вовсе не за рост, а за решительность, он тряхнул головой, отгоняя неприятные воспоминания. Ник Дженсен был всего лишь недалеким техасцем, с которым он, Тони, расправится в два счета.

– Мой сын предложил щедро расплатиться с вами за вашу долю акций в корпорации «Голубой грот». Когда состоится сделка?

– Я не заинтересован в продаже акций.

Что за заносчивый щенок! Как он смеет отказывать ему!

– «Бредфорд Боттлинг» и «Империал-Кола» успешно сотрудничают. Не думаю, что вы поспособствуете своей карьере, начав создавать проблемы для компании.

Он помолчал, ожидая реакции, но Дженсен ничего не ответил, продолжая по-дурацки улыбаться. Тони нахмурился, прибегая к своей обычной тактике запугивания.

– Давайте начистоту, Дженсен. Мне известно, что «Империал» требует от своих Сотрудников врастать в местное общество. Компания выступает как наш партнер, а не инородное тело. Если я стану отзываться о вас как о невозможном американце, с которым затруднительно сотрудничать, на вашей карьере будет поставлен крест. Марк Нолан уже не сможет перетащить вас в штаб-квартиру корпорации вопреки интересам более опытных работников.

Дженсен по-прежнему улыбался. Видимо, этот техасец был клиническим идиотом.

– Проявите благоразумие и примите мое предложение, иначе...

– Напрасно вы мне угрожаете. – Дженсен сполз в кресле, скрестив длинные ноги. – Иначе я представлю доказательства участия вашего сына в убийстве Трейвиса Прескотта.

– Керт? Что вы несете?

– Керт и Ронда. Им известно о его смерти гораздо больше, чем они говорят, и я могу это доказать.

Ронда? Никудышная стерва! Уже который год волочится за Кертом, добиваясь признания недействительным своего брака с каким-то старикашкой. Тони догадывался, что Дженсен блефует, но полной уверенности у него не было. Он знал, что его сын – подлец и лгун.

Ник встал и пошел к двери.

– О моей карьере не беспокойтесь. Если я не получу повышения, то с радостью останусь здесь, чтобы помогать Джанне управлять отелями.

Тони уставился на закрывшуюся за посетителем дверь. Потом он нажал кнопку и крикнул секретарю, чтобы послали за Кертом. Сын вырос перед отцом спустя несколько минут.

– Ты замешан в смерти Трейвиса Прескотта?

– Нет, конечно. А что?

Либо Керт говорил правду, либо он достиг новых высот в искусстве лжи. Пока Тони не знал, к какому ответу склониться.

– Дженсен утверждает, что может доказать твою причастность.

– Пусть попробует.

Тони смерил сына взглядом. Обычно ему удавалось запугать его, но сейчас Керт выглядел необычайно самоуверенным. Между отцом и сыном не существовало близости, и Тони не горевал об этом. Всю свою жизнь он трудился, чтобы создать империю. Долг Керта – от которого он слишком долго уклонялся – состоял в том, чтобы выгодно жениться и дать жизнь наследнику. Тони жаждал твердых гарантий, что его имя надолго переживет его самого.

Основатель династии!

– Дженсен утверждает, – Тони пристально следил за реакций Керта на его слова, – что в убийстве замешана и Ронда Сиббет.

Керт пожал плечами.

– Мне об этом неизвестно. Я и не видел ее с того приема.

* * *

Ник отложил наушники. Пленка с текстом романа Джона Санфорда «Добыча в тени» не заинтересовала его. Он зашагал по гостевому домику из угла в угол, размышляя, правильно ли поступил, солгав Тони Бредфорду. Никаких доказательств у Ника не было. Хуже того, изобличающая фотография еще не достигла Мальты. Остин выслал ее по просьбе Ника, но посылку ему еще не доставили. Однако он привык доверять своей интуиции, а она подсказывала, что в смерти его друга повинны Керт и Ронда.

Он подошел к застекленной двери, через которую было видно все «Соколиное логово», и взглянул на окно Джанны, хотя давал себе слово не думать о ней, В окне горел свет: значит, она вернулась и будет работать у себя добрую половину ночи.

Он знал, что она пытается разобраться со всеми мелочами до открытия «Голубого грота». Джанна взяла на себя подготовку персонала, чтобы этот отель, превосходящий по размеру остальные отели Пифани, не отставал от них по качеству обслуживания.

За неделю, прошедшую после возвращения Джанны из Лондона, Ник видел ее дважды. Оба раза она махала ему рукой из окна автомобиля. Он понимал, что обидел ее, не пригласив в Лайм-Реджис. Но, вспоминая тот день, он только укреплялся в мысли, что никак не мог взять ее с собой.

Тогда ноги сами привели его на широкий мол, известный в Лайм-Реджис как Кобб. Там не было ни души; чайки парили над волнами, перекликаясь друг с другом. Он беззвучно присоединил свой голос к их крикам: «Аманда Джейн! Аманда Джейн!» Ответа не было. Волны продолжали ритмично набегать на берег, без умолку гомонили птицы.

Он присел на каменный мол и устремил взгляд на гавань, бывшую в свое время раем для контрабандистов. Море легонько колыхало рыбацкие баркасы, похожие на уток, нежащихся на солнце. Зрелище ничуть не напоминало картину из фильма «Женщина французского лейтенанта», который он смотрел вместе с Амандой Джейн. Сцена, где Мэрил Стрип, готовая совершить самоубийство, бежала к краю мола, борясь с ветром, грозящим сорвать с нее плащ, всегда вызывала у Аманды Джейн слезы.

Ник купил ей кассету с фильмом, и она просмотрела ее бесчисленное количество раз. Он дал ей слово, что отвезет ее в Лайм-Реджис, когда заработает денег на поездку. Даже когда у Аманды Джейн обнаружили рак, она не расставалась с надеждой, что когда-нибудь побывает в этой деревне.

«Тебе бы понравилось, – прошептал он, оглядываясь на необычного вида порт, приютившийся между известковых утесов, которым деревня и была обязана своим названием – Королевская известь. – Говорят, Джон Фаулз по-прежнему живет здесь».

Ответа от Аманды Джейн не было. Он понял, что она все больше удаляется от него. Ник и не заметил, когда она начала ускользать. Возможно, началом стало зрелище ее могилы между могил матери и брата, возможно – его возвращение в дом, где они когда-то были счастливы. Этому могла быть дюжина причин, но главная перемена в его жизни произошла, когда он оказался на Мальте. Он ступил на землю людей, полных жизни, и оказался в самой гуще их проблем.

Однако Ник по-прежнему ощущал вину. Стоило ему получить хоть малейшее удовольствие от жизни – и перед его глазами возникал образ Аманды Джейн. Ник не переставал перебирать в памяти все, что она делала для него, все, чего так и не увидела, в том числе Лайм-Реджис. Он, конечно, постепенно возвращался к жизни, проявлял к ней интерес, что было невозможно несколько месяцев тому назад, но, радуясь, всякий раз еще чувствовал себя виноватым.

Он не знал, сколько времени просидел так, уставясь на воду незрячими глазами. Поднявшись, он обнаружил, что начался отлив. Лодки лежали на обнажившемся дне, накренясь, как пьяные моряки. Чудесная гавань превратилась в болото, безмолвно ждущее возвращения моря.

Ник заставил себя вернуться в настоящее, простившись с Лайм-Реджис. Он пошел в спальню за плавками. Желая забыться, он активно занялся плаванием, зная, что физическое напряжение отвлечет его от проблем и успокоит, насколько это возможно.

Он подошел к бассейну, овеваемый теплым ночным ветерком, предвещавшим лето с его жарой. Запах свежескошенной травы навевал воспоминания о детстве, когда он косил с утра по воскресеньям лужайку перед домом – сорняки, выдаваемые за газон. Назвать двором здешний газон ни у кого не поворачивался язык: он простирался больше чем на два акра, а то и на три, если считать площадку сбоку. Трава росла до самого обрыва, откуда открывался вид на бухту Святого Юлиана и где стояли качели. Ник бросил полотенце на шезлонг и нырнул в бассейн в глубоком месте, сразу достигнув дна.

Проплыв половину дорожки и заметив движение в окне Джанны, он выбрался из воды. Всякий раз, когда он плавал в бассейне, она наблюдала за ним, но никогда не спускалась, чтобы поболтать.

– Эй, Коротышка! – позвал он. – Спускайся!

Джанна вышла на балкон.

– У меня дела...

– Сделай перерыв и поплавай.

Поколебавшись, она ответила:

– Хорошо.

Ник отошел к качелям на двоих, обращенным к морю. Сиденья скрипнули, и он решил, что надо бы смазать петли до возвращения Пифани. Она собиралась быть здесь на следующей неделе.

Он глядел на море – сотни миль водного пространства. Картина напоминала ему Техас – бесконечные прерии, начинающиеся у самого крыльца. Обычно этот вид действовал на него успокаивающе, но сегодня произошло наоборот: бескрайний простор вселил в него чувство одиночества.

Он обернулся, надеясь найти утешение в зрелище земной тверди. Валлетта казалась отсюда средневековой крепостью, гордо вырисовывающейся на фоне ночного неба, залитого лунным светом. По безмятежной глади закрытой бухты скользили лодки под парусами. Свисающие с лодочных носов фонари напоминали Нику светлячков.

– Привет. – Рядом стояла Джанна в белом бикини.

Полотенце, которое она прижимала к груди, прикрывало торс, но не стройные ноги. Он подвинулся, освобождая ей местечко на качелях. Она села, стараясь, чтобы их тела не соприкоснулись. Сиденье качнулось, но Ник уперся ногой в землю и остановил движение. Ему были видны сверху стиснутые лифчиком груди Джанны – безумно сексуальное зрелище. Для того чтобы красоваться на развороте «Плейбоя», они были, пожалуй, маловаты, зато всему ее облику была присуща чувственность, на которую он никак не мог не прореагировать.