Ник открыл глаза, но его веки остались тяжелыми.

– Ты собираешься еще долго работать?

– Примерно до полуночи. Дел невпроворот, а до открытия остается меньше недели. Я хочу, чтобы к тому времени, когда агенты турфирм сойдут с трапа самолета, все было...

– Тебе нельзя находиться здесь одной.

Она сделала вид, что он сказал банальность, хотя ее окатило радостной волной. Он беспокоится о ней!

– Я не одна. У нас есть охрана.

– Я вошел как ни в чем не бывало, меня никто не остановил.

– По-твоему, мне угрожает опасность?

Ник положил локти на ее стол.

– Всем нам следует проявлять осторожность. Это опасная публика. Мне давно следовало сообразить, что следующей мишенью могу стать я, но какое там: я болтался по Мальте, не помышляя об осторожности.

– Мы оба занимались глупостями: пожирали твой обжигающий соус, восхищались съедобным нижним бельем, и прочее, и прочее...

– У каждого человека есть право на удовольствие. – Ник внезапно осознал, что никогда за истекшие пять лет ему не было так хорошо, как в последнюю неделю. – Я не позволю Бредфордам мне мешать. Просто надо проявлять больше осмотрительности. – Он встал и добавил: – Поехали. Бери все, что тебе нужно, чтобы работать дома.

* * *

На море догорали последние желто-красные отблески заката; небо темнело на глазах. До наступления сумерек оставалось всего несколько минут.

Ник отнял у Джанны портфель.

– Давай присядем. – Он поставил у бассейна два шезлонга.

«Голубой грот» был построен на обрыве, откуда открывался вид на гроты и каменные арки, под которыми спокойно проплывали рыбацкие баркасы. Живописность морских картин контрастировала с суровым выветренным известняком берегов. Вечерние тени углубляли морщины, образовавшиеся в скалах под воздействием времени и ветров. Спокойную переливчато-синюю морскую гладь окаймляла широкая полоса мельчайшего песка. Безмятежную бухту усеивали faragli-oni – высокие вертикальные скалы, напоминающие колонны.

Джанна вспомнила, как стояла ребенком на этом самом месте, держась за руку тети Пиф и слушая ее объяснения о том, что благодаря содержащемуся в скалах фосфору вода искрится, а прибой похож на пряжу из стекловолокна.

«Настанет день, когда в наш отель потянутся люди со всего мира, – говорила тетя Пиф. – Они станут купаться на этом пляже и плавать на лодках в гроты. Мы докажем, что даже остров Капри меркнет по сравнению с красотами Мальты».

Мечта тети Пиф была теперь близка к осуществлению. На следующей неделе с «Голубым гротом» познакомятся агенты туристических фирм, а спустя еще несколько дней начнут прибывать первые гости, Джанна разделяла мечту тети с тех пор, как помнила себя, и радовалась возможности оказать помощь славной женщине, которая всю жизнь заботилась о других, ничего не требуя взамен.

Из-за скалы выплыла луна, напомнившая Нику тыкву с прорезями для глаз и рта. Тишину нарушал лишь шум волн, набегающих внизу на пустой пляж. Ник наслаждался обществом Джанны. Она была привлекательной женщиной, лишенной того отталкивающего блеска, к которому иные так стремятся. Прошлой ночью он так и не смог уснуть: все думал о Джанне, а также строил планы мести Бредфордам.

Она любит его! Да знает ли она, что говорит? Безусловно. Такие, как она, не лгут. К тому же она сказала это в такой момент, когда неискренность была почти невозможна. Ему хотелось подождать, узнать ее получше, разобраться в собственных чувствах. Сможет ли он изжить чувство вины перед умершей Амандой Джейн? Однако Джанна поторопила его своим признанием. Он встретил его молчанием и понимал, что причинил ей лишнюю боль. Но он еще не знал, что ответить. Она ему небезразлична, но любит ли он ее той любовью, которой она достойна? Так, как любил Аманду Джейн?

Он понимал, что секс рождает иллюзию близости. Она еще не знает его так, как Аманда Джейн. С другой стороны, он сам не позволял Джанне узнать его как следует. Значит, он играет с ней не в открытую. Она делилась с ним всеми своими чаяниями, а он утаил от неё даже то, что ожидает скорого перевода в Атланту. Сказать ей о предстоящем отъезде прямо сейчас? Нет, худшего момента не придумаешь: она решит, что он отвергает ее.

– Школьником я не сумел бы отыскать Мальту на карте, – сказал Ник, чтобы как-то начать разговор.

– Как и большинство американцев. Именно поэтому я попросила рекламное агентство поместить во всех наших брошюрах карты. Стоит туристам понять, что от нас рукой подать до Италии, как у нас прибавится американцев.

После продолжительной паузы он сказал:

– Я был не таким ребенком, как остальные. У меня были трудности – масса трудностей...

А она-то воображала его типичным американским героем: красив до обворожительности, звезда футбола...

– Я ненавидел школу. Использовал любую возможность, чтобы сказаться больным. Только и делал, что прогуливал.

Джанна, наоборот, школу любила. В колледже она бездельничала, тратила время на путешествия, лишь бы продлить период учебы.

– Что тебе так не нравилось в школе?

– Я с трудом читал, отсюда и все проблемы.

Она едва не ахнула от удивления и тут же спохватилась. Не хватало только, чтобы он принял ее реакцию за выражение презрения!

– Как же ты доучился?

– Я полагался на память и на улыбку. Так и дотянул до выпуска.

– Неужели ни мать, ни учителя не могли тебе помочь? – Еще не успев задать этот вопрос, она знала ответ: ему помогла Аманда Джейн.

– У матери хватало собственных проблем. Кое-кто из учителей пытался что-то сделать, но дислексия требует особого подхода. Среди учителей попалась одна, которая не польстилась на мою улыбочку. Старая леди Мут, учительница шестого класса. Она заставляла меня на уроках вставать и читать вслух при всех – каждый день! Она думала, что стыд заставит меня лучше заниматься дома.

Джанне было трудно себе представить такую жестокость и полное непонимание со стороны учительницы.

Горечь в голосе Ника свидетельствовала, что он до сих пор не забыл обиду.

– Потом я познакомился с Прескоттами, которые уговорили меня обратиться в поликлинику, где мне поставили диагноз – «дислексия». После года натаскивания я освоил чтение в достаточном объеме, чтобы поступить в колледж. Однако я и по сей день часто перевертываю слова и читаю медленно, поэтому предпочитаю воспринимать на слух, хотя на работе без чтения не обойтись.

Всякий раз, когда он говорил «Прескотты», она знала, что подразумевается его жена. Джанна понимала, что Аманда Джейн дала Нику то, что ей уже не удастся ему дать: уважение к самому себе. Неудивительно, что с утратой жены в его душе образовалась пустота, которую время не смогло заполнить. Джанне было до безнадежности ясно, что место Аманды Джейн не занять уже никому.

– Пока я учился в колледже, Трейвис тратил много времени на помощь мне. Если бы не он, я бы не справился.

– Ты часто виделся с Трейвисом, когда он переехал работать сюда?

– На следующий день после похорон Аманды Джейн я улетел в Японию и ни разу больше не разговаривал с ним.

– Почему? – удивилась она. И смысл последней фразы, и горечь, с которой она была произнесена, требовали объяснения.

– Меня перевели в Денвер. Я работал в «Империал» по программе «Снизу вверх». Раз в месяц я бывал в Хьюстоне. Я чувствовал, что что-то не так, но Аманда Джейн уверяла меня, что все в порядке. Трейвис и Остин тоже помалкивали. Наконец я заметил, как она исхудала. Она твердила, что села на диету. Она скрывала от меня, что у нее рак печени, пока я не пригрозил, что силой отведу ее к врачу, потому что она стала слишком худой и немощной.

– Рак печени развивается очень быстро, да?

– Ее болезнь не медлила. Мы похоронили ее спустя четыре месяца после первоначального диагноза.

– О, Ник, как это печально! Какой ужас ты пережил!

– Ей не надо было от меня таиться. – Он повысил голос, не в силах сдержать негодование. – Трейвис и Остин тоже напрасно отмалчивались. Не хотели, видите ли, мешать моей карьере! – Он встал, засунул руки в карманы и устремил взгляд на Голубой грот. – А мне было наплевать! Я бы с радостью махнул на все рукой и посвятил себя Аманде Джейн. Свозил бы ее в Лайм-Ред-жис, когда еще не было поздно...

У Джанны разрывалось сердце от сочувствия. Боль и страдание, сквозившие в его словах, тронули ее за живое. Теперь понятно, почему ему было так важно побывать в Лайм-Реджис одному. Это место имело для него особое значение. К ней это никогда не будет иметь отношения.

– Теперь я понимаю, что сердиться на Трейвиса из-за того, что он скрыл от меня ее болезнь, было просто ребячеством, – продолжал Ник, успокоившись. – Но когда это до меня дошло, было уже поздно: его успели убить.

– Не суди себя так строго!

Вместо ответа он задрал голову к звездам, светившим сквозь легкую дымку, всегда приносимую от североафриканских берегов в начале лета. Дымка никогда не становилась туманом и не ложилась на сушу, а поднималась все выше, заслоняя звезды.

– Я знаю, как трудно прощать. После смерти отца я была очень зла на тетю Пиф, но потом сумела простить ее. Она думала, что защищает меня... – Джанна колебалась, сказать или промолчать, и наконец решилась: – Она долгое время скрывала от меня, что меня удочерили.

– Неужели? – Ник сел и внимательно оглядел ее. – Удивительно! Меня обманули твои зеленые глаза.

– Они у меня скорее сероватые, ближе по оттенку к глазам тети Пиф, чем Одри. В юности, глядясь в зеркало, я твердила себе, что в один прекрасный день мои глаза станут изумрудно-зелеными, как у Одри. Только после смерти Реджинальда Атертона я узнала, почему этого так и не произошло.

Ник внимательно выслушал ее рассказ об обстоятельствах, сопутствовавших кончине графа и прочтению его завещания. Джанна упирала на то, что вовсе не обижена, что все понимает, но Ника было трудно обмануть.

– Думаю, тебе повезло, что тебя удочерили Атертоны, даже если Реджинальд, как ты говоришь, не питал к тебе любви. Тебя любит Уоррен, а Пифани вообще печется о тебе, как родная мать. Одри немного... странная, но и она, полагаю, по-своему любит тебя.

– Я не жалуюсь. Я люблю свою семью.

– Иногда неродные родители бывают лучше родных. Прескотты были мне роднее, чем моя семья. Я бы и сейчас оставался с Остином, но мой долг перед стариком – выяснить, кто отнял у него сына.

После ужина в ресторане «Кошер Ностра Дели» в заливе Святого Юлиана Джанна оставила машину в гараже, охраняемом недавно нанятыми для «Соколиного логова» людьми. Ник поставил свою машину рядом. На протяжении всего вечера она твердила себе, что ей невероятно повезло в жизни. Ведь и ее детство, как детство Ника, могло превратиться в сплошной кошмар одиночества. Но судьба смилостивилась над ней; только узнав о прошлом Ника, она поняла, что бывает гораздо хуже. Она выпорхнула из машины, сгорая от нетерпения расцеловать своих близких.

Ник удержал ее и сказал:

– Не удирай. Давай проведем ночь вместе. Мне не помешает защита.

Джанна хотела ответить, что ей не по силам тягаться с призраком, однако ее тронул его тон. Она поняла, что Ник поделился с ней самым сокровенным, впервые после смерти жены выразив горе словами. Джанна знала теперь, что является для Ника Дженсена не просто партнершей на одну ночь. Она уже начала проникать в его сердце. Бросить его теперь было бы непростительным предательством.

– Подожди минуточку, – сказала она, отдавая ему свой портфель. – Я только сбегаю наверх и скажу всем, что вернулась живой и невредимой.

Джанна одним махом взлетела на второй этаж и бросилась к двери тети Пиф. Услыхав стук, тетя пригласила ее войти. Она лежала, водрузив ноги на гору подушек.

– Тебя снова беспокоят ноги? Ты вызвала врача? – обеспокоенно спросила Джанна, сомневаясь, что Пифани обратилась к врачу. Тетя презирала медиков, так как провела слишком много времени под дверями их кабинетов, когда пыталась помочь Одри.

– Немного устала, вот и все. Слишком долго возилась в саду.

– Тогда отдыхай. – Джанна наклонилась и поцеловала ее в щеку. – Я заглянула, чтобы сказать, что очень тебя люблю.

Довольное выражение тетиного лица подсказало Джанне, что следовало почаще радовать ее такими признаниями. Любой человек нуждается в напоминаниях, что он любим. Судьба обошлась с тетей Пиф несправедливо, поспешив отнять у нее самого дорогого человека.

– И я тебя люблю. – Она сжала руку Джанны и улыбнулась нежной улыбкой, запомнившейся той с раннего детства. – Наверное, прошедшая ночь заставила всех нас вспомнить о тех, кто нам дорог.

– Ты права. Я весь день только о том и думала, как нам повезло, что печеньем полакомился Ромми, а не кто-то из нас и не Ник. Сегодня вечером мы с Ником наблюдали закат у Голубого грота. Я вспомнила, как часто мы с тобой стояли на том же самом месте и ты говорила мне о своей мечте – выстроить там отель. Теперь отель готов к открытию, а я собираюсь тебя осчастливить: я постараюсь, чтобы «Голубой грот» стал лучшим отелем Средиземноморья.