После неудачи очередного супружества она решила заняться делом и открыла в лондонском Найтсбридже магазинчик «Белье по Фрейду», торговавший эротическим нижним бельем. В следующие два года амурные похождения отступили на задний план, уступив место блестящей карьере. Она добилась успеха: прежняя лавчонка превратилась в процветающую торговую фирму, обслуживающую клиентов по почте. Достижения Шадоу Ханникатт нисколько не удивляли Уоррена. У нее был талант, а также гораздо более светлая голова, чем у тех, кто упражнялся в злословии на ее счет.

Она была слишком умна и независима, чтобы беспокоиться о том, какие слухи о ней ходят. Так продолжалось до тех пор, пока она не стала матерью. Она защищала дочь, отказываясь назвать отца не только ей, но и Джанне, своей ближайшей подруге.

– Джанна уехала в Париж? – спросила она Уоррена хорошо ему знакомым шепотом.

– Разумеется. – Его сестра всегда сопровождала мать на показы модных коллекций одежды. – А что?

– У нее вышла сильная ссора с Коллисом. Я подумала, что, раз он улетел на несколько дней в Америку, она останется дома. Гороскоп не советует ей путешествовать.

Уоррену было давно известно о чрезмерном пристрастии Шадоу к астрологии, поэтому он и ухом не повел. Его заботило другое: врожденная неприязнь к обсуждению с посторонними личных проблем мешала ему ответить ей откровенно. Впрочем, подумал он, Шадоу слишком проницательна, чтобы не догадываться, что брак Джанны вот-вот рухнет.

– Они все время то ссорятся, то мирятся. Это вошло у них в привычку.

– Он губит ей жизнь. – Шадоу произнесла это так тихо, что Уоррену пришлось, вопреки его намерениям, наклониться к ней, чтобы расслышать сказанное. – Джанна несчастна.

– Это ее личное дело, – ответил он, хотя был полностью согласен с прозвучавшим приговором. Муж мучил его сестру. – Мы ничем не можем им помочь.

– Лорд Лифорт! – окликнул его мужской голос. Оглянувшись, Уоррен увидел полицейского, проталкивающегося к нему сквозь толпу. – Срочно позвоните вот по этому номеру. Речь идет о графе.

Уоррен оставил Шадоу и заторопился за полицейским, недоумевая, что все это значит. Номер телефона на клочке бумаги ничего ему не говорил. Ни резиденция Атертонов, ни Вест-Энд... Полицейский провел его в отделение банка, в котором был развернут командный пункт.

– Звонили в Большой зал, – услыхал Уоррен. – Мы фиксируем все звонки, поступающие в Гилдхолл.

Ему указали на телефон, и он набрал странный номер. Трубку снял молодой человек. Уоррен назвал себя.

– Приезжайте быстрее! – Молодой человек был близок к истерике. – Реджи звал вас.

Реджи? Никто не называл так Реджинальда Атертона, восьмого графа Лифорта, даже его супруга. Уоррен заподозрил розыгрыш.

– Не знаю, чего вы хотите, но...

– Прошу вас! – На том конце провода всхлипнули. – Кажется, он умер.


Париж, полночь

Джанна Атертон Пемброк улыбнулась барону, исполнявшему за ужином роль ее кавалера, и отложила серебряную вилку, сверкнувшую в отблеске свечей.

О том, чтобы проглотить еще хоть кусочек, не могло быть и речи. Bratilles de canard aux lentilles последовали за щедрой порцией жареного кролика в оливковом соусе с маринованной тыквой.

– Графиня год от года хорошеет, – сообщил барон, глядя через длинный стол на мать Джанны, Одри Кранделл Атертон. Музыкант за клавесином заиграл новую мелодию и запел.

Джанна кивнула. В детстве казалось, что она унаследует патрицианский профиль матери, ее светло-пепельные волосы и темно-зеленые глаза. Этого не произошло. Глаза Джанны остались скорее серыми, чем зелеными, а волосы больше всего походили цветом на влажный песок. В свои тридцать четыре года она перестала завидовать яркой красоте матери. Она смирилась с тем, что пошла внешностью в менее заметных женщин рода Кранделлов, например, в тетушку Пиф. Во всяком случае, умом и душевной стойкостью она сильно напоминала свою тетю, которую вряд ли можно было назвать заурядной.

Сидевшая за тем же столом Пифани Кранделл с видом заговорщика подмигнула Джанне.

– Мы все кушаем?

Джанна кивнула, борясь с желанием расхохотаться. Благослови бог тетушку Пиф! Она всегда умела развеселить племянницу, каким бы дурным ни было у той настроение. Джанна всегда была более близка со старшей сестрой своей матери, чем с самой матерью. Тетя Пиф всегда чувствовала, о чем думает Джанна, тогда как Одри Атертон никогда не понимала собственную дочь.

– Изумительная женщина! – молвил барон, имея в виду уже тетю Пиф. – Насколько я понимаю, вы помогаете ей с новым отелем?

Джанна неохотно кивнула, не желая обсуждать деловые вопросы, из-за которых, собственно, и произошла ее последняя ссора с мужем. Коллису хотелось и впредь читать лекции в Лондонской школе экономики, и он ожидал от Джанны, что та будет довольствоваться ролью преподавательницы. У нее же были иные планы. С давних пор существовала договоренность, что в один прекрасный день она возьмет на себя управление гостиничной сетью на Мальте, находившейся в собственности Пифани Кранделл. Коллис знал об этом, когда женился на Джанне. Однако он предпочел предать это забвению и попытаться привязать ее к колледжу навсегда. Из этого ничего не вышло, и супруги напрасно терзали друг друга, не умея достичь согласия.

Джанна извинилась и зашагала по мраморному коридору, гулко стуча каблучками. Этот особняк на рю де Варенн, что на левом берегу Сены, был построен еще в конце XVI века. Джанне он напоминал принадлежавший ее родителям дом на Белграв-сквер в Лондоне. Сен-Жерменское предместье снова, как столетия назад, превратилось в шикарное место, подобно тому району Лондона, где проживали родители Джанны. И во Франции, и в Англии в этих, обретших новое великолепие районах, размещались теперь министерства и иностранные посольства. Здесь жили также те немногочисленные аристократы, которым удалось приспособиться к меняющимся временам и сохранить на пороге XXI века титулы и состояния.

Проще было украсть драгоценности Короны, чем добиться приглашения в особняк в этом районе с узкими улочками и высокими стенами, скрывающими от посторонних взглядов роскошные сады. Большинство восхищалось бульварами и громадными деревьями Шестнадцатого округа Парижа, но Джанна предпочитала Предместье. Оно казалось ей отмеченным возрожденным величием XVIII века: манила возможность совершить путешествие во времени. Она и ее лучшая подруга Шадоу обожали этот район и нередко воображали, будто уже жили здесь в эпоху Марии-Антуанетты. Они бродили вдвоем по этим узким улицам, вслушиваясь в дружелюбные приветствия, с которыми к ним обращались тени прошлого.

Предместье было для Джанны таким же родным домом, как родительский особняк на Белграв-сквер и Лифорт-Холл в Кенте. Как дома она чувствовала себя и в мальтийской резиденции тети Пиф, носившей странное название «Соколиное логово». Джанна училась в Сорбонне и потом несколько лет посвятила диссертации. Все это время она жила в апартаментах тети Пиф в «Отель де Суед». Сколько часов она провела за письменным столом в стиле Людовика XV, перед окном, вы ходившим в парк позади «Отель де Матиньон», резиденции французского премьер-министра!

Пройдя через холл, Джанна обнаружила за резной панелью телефонный аппарат в стиле начала века. Прежде чем набрать номер, она немного постояла в нерешительности. В самом деле, зачем тратить время на звонки мужу? Скорее всего ее, как всегда, выслушает автоответчик. Она тем не менее набрала номер и терпеливо переждала записанное на кассету сообщение на случай отсутствия хозяев.

– Коллис, это я. Возьми трубку, дорогой. Пожалуйста! Мне нужно с тобой поговорить. Прошу тебя...

Ответа не последовало. Она положила трубку на рычаг, не сомневаясь, что Коллис сидит дома. Скоро должна была начаться его поездка с лекциями по Соединенным Штатам. Несколько дней перед отъездом он, как водится, посвящал репетициям в ванной комнате, среди многочисленных зеркал, проверяя, как смотрится его пленительный профиль с разных углов.

Она закрыла телефонный аппарат панелью, представляя себе, как Коллис мокнет в ванне, репетируя свое выступление по проблемам мировой экономики. Ну его к черту! Она вернулась к столу, думая о том, как хорошо было бы немедленно отправиться самолетом домой и разом покончить со всем этим. Однако такой возможности не представлялось. На следующий день должно было состояться дефиле «Ланвена» с моделями Клода Монтана. Банк «Бритиш Мидландс», принадлежащий Атертонам, приобрел дом моделей «Ланвен» несколько лет тому назад. В обязанности Джанны входило сопровождать мать на показ моделей.

Она села в свое кресло. К этому времени был подан десерт – mille-feuille au chocolat. Она принялась как ни в чем не бывало ковырять десерт вилочкой, ведя учтивую застольную беседу.

Пифани, обратив внимание на удрученный вид Джанны, про себя крепко выругала Коллиса Пемброка, Иногда Джанна становилась очень похожей на нее, свою тетку: она тоже не улавливала момента, когда следует дать мужчине отставку.

На противоположном конце стола младшая сестра Пифани увлеченно беседовала с соседом. Пифани подумала, что Одри унаследовала цвет глаз от их отца. Отца она вспоминала с любовью и печалью. С тех пор как Пифани, стоя на пристани, махала на прощанье рукой лодке, увозившей отца на остров Гоцо, минуло больше полувека, однако она по-прежнему помнила его нахмуренное лицо. «Позаботься об Одри!» – наказал он ей. Пифани постаралась сделать все, что считала нужным. Как только закончилась война, Пифани немедленно полетела в Англию.

Одри она нашла уже не той привязчивой малышкой, какой она была до войны. Младшей сестре исполнилось тринадцать лет, она взрослела на глазах; всякому было видно, что из нее вырастет красавица. По сравнению с сестрой Пифани казалась самой себе невзрачной, истерзанной войной, которой так долго не было конца. Она сказала Одри, что отец погиб на войне, несколько погрешив против истины. Сообщение вызвало у Одри приступ истерических рыданий, за которым последовала глубокая депрессия. Потом Реджинальд Атертон, графский сын, которого Одри боготворила, открыл ей правду. У Пифани не хватило духу признаться сестре, что их отец, приплыв на Гоцо, вскоре покончил с собой.

Слыша через стол смех Джанны, Пифани догадывалась, что племянница веселится через силу. Сославшись на мигрень, она попросила Джанну проводить ее домой. Одри пожелала остаться у барона, своего давнего приятеля, который обещал позднее доставить ее домой лично.

– Ты хочешь об этом разговаривать? – спросила Пифани, прекрасно зная, что Джанна огорчена из-за Коллиса.

Джанна задумчиво покачала головой. Пифани очень любила Джанну, но в данном случае ничем не могла помочь. Ее радовало, однако, что племянница нашла в себе силы восстать против Коллиса Пемброка. В противном случае пришлось бы мучиться, повинуясь мужу вопреки собственной воле. Супруг Джанны был неисправимым снобом, совсем как Реджинальд Атертон. Оба жаждали денег, но ни тот ни другой не хотели, чтобы их видели за зарабатыванием звонкой монеты. Пифани считала такой подход сильно устаревшим.

Следствием семейной традиции было то, что Уоррен Атертон, старший брат Джанны, мучился бездельем, дожидаясь наследственного титула. Граф Лифорт держал всех окружающих в страхе. На Уоррена, наследника титула, он обращал все же какое-то внимание, Джанну же полностью игнорировал.

Небольшое расстояние до «Отель де Суед» они преодолели пешком. У входа их приветствовал портье, сообщивший, что дам ожидает гость – лорд Лифорт.

– Зачем ему было прилетать из Лондона? – удивилась Джанна. – Я думала, что он участвует в сборе средств на спасение джунглей.

В апартаментах было совершенно темно. Джанна включила свет. Пифани увидела племянника. Он сидел на диване, откинув на подушку голову. Его светлые волосы, обыкновенно очень чистые, сейчас неопрятно свисали на лоб. Племянник был одет вполне корректно, но отсутствовал смокинг, что выглядело необычно.

Джанна кинулась к брату.

– Что случилось, Уоррен?

– Отец... – горестно пробормотал он. – Он умер.

– Нет! – крикнули Джанна и Пифани в один голос. – От чего?

– Сердечный приступ.

Пифани упала на диван рядом с Уорреном. Реджинальду Атертону было пятьдесят восемь лет, он был на десять лет моложе ее. Умирать ему было, безусловно, рано.

– Не может быть... – прошептала Джанна, готовая расплакаться.

У Пифани сжалось сердце – от жалости к ней, а вовсе не к Реджинальду Атертону. Всю жизнь Джанна любила отца и старалась сделать ему приятное, но тщетно. Он неизменно отталкивал ее, отдавая предпочтение сыну. Уоррен обнял сестру. Пифани утешалась тем, что брат и сестра искренне любят друг друга.

Но кто утешит Одри? Всю войну она прожила у Атертонов, боготворила Реджинальда и в конце концов стала его женой. Красавчик граф и одна из красивейших женщин страны: великолепный брак, заключенный не без содействия небес, решили все. Одна Пифани придерживалась иного мнения. Она считала Реджинальда холодным эгоистом, имея на это все основания; впрочем, ее сестра оказалась преданной женой. Пифани молилась сейчас только об одном, чтобы Одри хватило душевных сил снести удар судьбы.