Увидев ее стеснение, Карим усмехнулся, слегка коснулся ее подбородка и приподнял лицо.

– Красавица, мне сказали, ты говоришь по– арабски?

Она чуть заметно кивнула, все же не поднимая голову.

Снова усмешка и это хищный прищур миндалевидных черных глаз. На литературном арабском, намеренно говоря с ней медленно и правильно, чтобы подчеркнуть, что она иностранка, он продолжил свой диалог. Это такой местный прикол. Влада знала о нем и раньше, и сталкивалась с этим. Странно, но сами арабы не очень задумываются и ценят факт того, что человек говорит на их языке. Особенно на фусхе– литературном арабском– представляющим собой нечто схожее с древнеславянским, с той лишь разницей, что на нем все же продолжают говорить – дикторы новостных программ, политики в ходе официальных переговоров, поэты при чтении стихов…

– Я слышал, что русские женщины смелые и раскованные, а ты стесняешься меня, как хомрская малолетка в первую брачную ночь. Не нужно, не бойся меня. И их не бойся,–  он кивнул в сторону остальных мужчин, гнусно хихикаюших над происходящим.–  Они тебя теперь не тронут. Ты под моим…надзором…

Он употребил арабское слово «сейтара». Господство… Словно она раба или колония… Влада молчала, но так и не подняла на него глаз. Ей и так с лихвой хватало тяжести его взгляда. Этот взгляд давил на нее, проникал внутрь, под одежду, словно эти большие, пропахшие порохом руки блуждали по ее телу…

– Ялла, надо доехать до нашего убежища. Извини, пока не могу развязать тебе руки. Надо бы и ноги завязать, но думаю, на таких каблуках, если что, ты все равно далеко не убежишь,–  он снова усмехнулся. Сам кайфовал от своей остроты и крутости, идиот…

– И глаза. Глаза пока тоже завяжем,–  Карим снова надел ей на глаза повязку. На этот раз ее посадили на заднее сидение в автомобиль. Судя по всему, в тот, в котором был и он. Влада чувствовала его присутствие. В машине пахло тестостероном…

Она не знала, как себя вести, что говорить, какую линию занять. Она боялась. С каждым вздохом и выдохом ее тело пронизывала боль страха, отчаяния и паники, словно тебя с силой ударили под дых и ты пытаешься отдышаться… Она крепко зажмуривала глаза и думала, что все это дурной сон. Так нелепо было осознавать, что всего несколько часов назад она была совсем в другой среде, словно на другой планете. На фоне происходящего даже тошнотворные воспоминания о кабаре казались лучом света, который она упустила…Сколько же раз за это время девушка корила себя за то, что не поехала с Васелем, не засунула свою гордыню куда– нибудь подальше и поглубже… Она мысленно надеялась, хоть и понимала, что ее надежды бредовы, что Васель придет за мной…Вспомнила про Аймана, и чувство отчаяния затопило… Снова стала прокручивать произошедшее в машине…Ее падение, боль, багажник, трехчасовая тряска вперемешку с выхлопами и бензиновой вонью… Все казалось дурным сном.

Но все было реальным. Как никогда реальным. И самым реальным был его пытливый взгляд. Он вел Владу своим взглядом с того самого момента, как ее выволокли из багажника и он ее увидел . Вел, словно на цепи. Девушка чувствовала это в буквальном смысле физически, словно на ней реально были оковы. Но в то же время, он не казался ей безнадежным садистом и фанатиком, как другие. Он был прежде всего мужчиной на пике своей славы и уверенности. Это чувствовалось. И он это подчеркивал. Такие просто так не станут убивать женщин. Девушка увидела в его взгляде интерес и зацепилась за него, как за соломинку. Так происходит с человеком автоматически, когда ты пытаешься увидеть сострадание и теплоту в глазах самого отъявленного негодяя. Стокгольмский синдром… Мы всегда ищем свет в конце туннеля, надежду, на которой стараемся повиснуть всей тяжестью своего тела и сознания. Вопреки здравой логике, Влада не пыталась от него спрятаться за тупой страх, она исподтишка наблюдала за ним, и он, конечно, это чувствовал на уровне инстинкта. Как она потом узнала, едва ли можно было встретить человека с таким обостренным чувством инстинктов. У него была чуйка, как у зверя. На все– твой страх, боль, смятение, ненависть, на многое другое, о чем ей стыдно будет потом признаться даже самой себе… Да, он был зверем в хорошем значении этого слова, как собака, чующая адреналин у боящегося, или кошка–  возможное землетрясение… Так он чувствовал своих врагов, женщин, друзей… Наверное, мы называем это интуицией и проницательностью. Нет, это было что– то другое, что Влада до этого не встречала.

Через полчаса они, наконец, остановились. Ей помогли выйти из машины. Она слышала, как к ним подлетели несколько человек, оживленно зовущих Карима, как поняла девушка, на военную вылазку. Он слился с толпой вояк, оставшись позади. Ее куда– то повели, как потом оказалось, внутрь большого дома, к которому они подъехали, и уже на пороге сняли с глаз повязку. Первое, что она увидела –  портрет президента на полу. Его положили прямо на пороге, чтобы специально всякий раз на него наступать, такая, особая демонстрация неуважения на Востоке… Они пошли вверх по лестнице. Двери, двери. Красивый большой частный дом… Некогда красивый… Судя по всему, теперь здесь жили боевики…Выбрали его за красоту и уют… Вот только от его уюта осталось мало что…Ее завели в просторную комнату, в которой я провела еще часа три до того, как все началось, до того, как механизм адских часов, которые ей подарила судьба, заработал…

Глава 2

Владу привязали к батарее. Комната, в которой она находилась с боевиками, очквидно, служила своим бывшим хозяевам гостиной – в центре стоял красивый мягкий угол бежевого цвета, возле него –  стеклянный журнальный столик, несколько картин на стенах, на окнах весели элегантные гардины. Явно «не из этой оперы» был «письменный стол», заваленный бумагами. Как показалось, это была школьная парта… На нем же находилась какая– то техника–  телефоны, видимо, спутниковые, компьютеры, еще какие– то устройства. «Иностранные поставки» оппозиционерам, –  пронеслось у Влады в голове с горечью, когда она вспомнила, как о подобном «добре» рассказывали пропрезидентские журналисты. В комнату постоянно входили и выходили какие– то мужчины, до зубов нагруженные оружием. Кто– то то и дело бросал в ее адрес оскорбительные реплики. К счастью, они говорились на таком дремучем народном наречии, что большую половину фраз девушка попросту не понимала, однако по неприятным усмешкам других «слушателей» нетрудно было догадаться, что это явно не отрывки из высокой поэзии. Час от часу ее руки и ноги онемевали. В добавок ко всему становилось все холоднее и холоднее. Стоявший у стола «шуфаж»– подобие местной буржуйки–  был предназначен не для ее обогрева–  его несильным теплом наслаждались мужчины, сидевшие на диване, в противоположном конце комнаты. Кто– то подходил к дальнему столику, на котором, видимо, когда– то стоял телевизор, а сейчас–  красовался самодельный кипятильник, то и дел наливал себе чай или растворимый кофе.

Неужели они постоянно будут держать ее тут? Ноги затекли, бечевка резала руки. Она пребывала в таком стрессе, что ей на удивление совсем не хотелось даже в туалет… На отдалении не утихала стрельба. К тяжелому размеренному грохоту артиллерии, напоминавшему раскаты грома, примешивались бесперебойные автоматные очереди. Однако звуки эти явно доносились с расстояния в несколько километров. Видимо, они находились где– то в тылу…Но где именно? Все были убеждены, что Карим Диб в старом городе Хомра, но там ведь сейчас «кровавая баня», а этот район не производил впечатления сровненного с землей…

Заметила, что один из военных с интересом шарил в ее сумочке, перебирая вещи. Он по очереди доставал косметику, показывал друзьям и они весело заливались смехом. Кто– то из компании выхватил ее помаду и нарисовал на друге огромные красные клоунские губы…Изящная губнушка от Шанель была превращена в красную непонятную мазь… Он дошел до кошелька и без зазрения совести вытряхнул оттуда все до последней монеты деньги, как ни в чем не бывало засунув их себе в карман. Влада пока не понимала, хорошо или плохо, что они не нашарили пока в ее сумке крайне замысловатый потайной кармашек под низом подкладки, где она спрятала свое официальное удостоверение журналиста. Девушка не собиралась что– то объяснять этим глупым полуобезьянам, ёрничающим над ее вещами, а вот с Каримом вопрос ее статуса поднять стоило. Все– таки она журналист, а он ведь так охотно с ними общается. Может и ей удастся под этим соусом благополучно вернуться обратно… Хотя надежды на то, что ее отпустят, становилось все меньше и меньше. Она была свидетельницей убийства, она здесь как шлюха Васеля, трофей, попавший к ним на халяву с его машиной.

Владины грустные мысли были прерваны скрипом двери. В комнату в очередной раз кто– то вошел. Это был он…Карим Диб, от которого зависела ее дальнейшая судьба, а может даже и жизнь… Вальяжно развалившиеся мужчины, даже те, кто выглядел намного его старше, резко поднялись на ноги. Карим всех поприветствовал, быстро проследовал к одному из кресел, снял с себя автомат, кабуру и резко обернулся в сторону девушки. Она мигом отвела свой взгляд, однако парень успел его поймать. Если бы она видела его глаза, прочитала бы в них лишь детскую усмешку, ничего, кроме усмешки…

Высокий, накачанный, он действительно превосходил по своим физическим данным всех остальных находящихся в комнате. В нем чувствовалась какая– то статность и брутальность, но в то же время притягательная простота и открытость, которая, наверное, и делала его таким популярным среди простого народа…Эдакий идеальный образ сирийского парня…. Влада никогда не дала бы ему всего 26 лет… Он держался самодовольно и уверенно. Его жесткие волосы цвета вороньего пера были аккуратно подстрижены и уложены. Такой же аккуратной была модная бородка. Лицо – на удивление светлое для сирийца. Нос несколько длинноват, но не портит его, напротив, придает еще больше достоинства. Но самой яркой чертой его лица были угольно черные миндалевидные глаза с хитроватым прищуром. Они сканировали тебя насквозь…

Итак, она у батареи. С завязанными руками, в жутко холодной, непротапливаемой комнате. Краем глаза чувствует, что его взгляд с полминуты был обращен на нее. После этого Карим так же невозмутимо подошел к столу с кипятильником, насыпал растворимого кофе и залил его кипятком, не обращая внимание на семенящего и пресмыкающегося перед ним мелкого парня в военной форме. С хлюпаньем отпил из чашки, повернулся в ее сторону и громко проговорил на литературном арабском языке.

– Нашей гостье холодно.

Находящиеся в комнате, в том числе и сама Влада, с удивлением подняли на него глаза. Он же не сводил глаз с нее, медленно размешивая содержимое своей чашки. Еще несколько глотков. Поставил кофе на тот же стол– взял брошенную им на стул при входе куртку и, подойдя к ней, наклонился и накрыл плечи, на секунду задержав на них свои руки. Влада подняла глаза, наполненные молчаливой благодарностью на него и тихо произнесла в первый раз за этот день, – Шукран (араб.– спасибо).

Карим улыбнулся и с издевкой ответил, – Афван (араб– не за что), отчеканивая каждый звук, чем опять подчеркнул то, что девушка была иностранкой– между собой сирийцы так никогда не общаются.

– Валлах, хия бтахки аль– араби (араб.–  реально, она говорит на арабском),– бросил он с некоторой издевкой своим побратимам, которые, в свою очередь, так же улыбнулись. Этот факт их забавлял.

– Таали, изан (араб.– тогда пойдем),– обратился он к Владе, повелительно поманив рукой.– Хали бнахки швейят. Валид, саидха (араб.– сейчас немного поговорим. Валид, помоги ей).

К ней подорвался Валид. Она узнала его. Тот самый, кто объяснял, почему ее пришлось притащить вместе с машиной… Он был явно возраста Карима, только мельче и суетливее. Подошел, отвязал от батареи и поднял. Ноги еле слушались–  они так затекли, что просто не чувствовались. Карим заметил ее неуверенную походку и криво усмехнулся.

– Таали (араб.– давай пошли),– снова произнёс он, небрежно махнув рукой и показав, чтобы она шла за ним.

– Биддак мусаада (араб.– тебе нужна помощь?)?– повернулся к ней на ходу. Его забота была граничащей с издевательством, а может, и с флиртом. Тогда она не могла еще понять, что хуже в ее случае.

Они прошли в узкий коридор, ведущий в маленькую комнатку, судя по всему, служащую ему кабинетом. Стол с какими– то картами и документами, военные предметы в углу, несколько хаотично стоящих стульев. Карим поставил по центру один из этих стульев и показал ей, чтобы садилась на него.

Влада пыталась сделать это как можно осторожнее, чтобы он не увидел ни чулок, ни разреза, но получилось с трудом. Она и так сверкала этим идиотским полупрозначным свитером… Зачем только так вырядилась… Кто бы знал… Насколько было бы сейчас удобнее в джинсах и каком– нибудь широком толстом свитере…Он скользнул по ней откровенным, заинтересованным взглядом, и девушка почему– то испытала жгучий стыд.