Иман Кальби - Не твоя…

О горе Мустафы Влада узнала от Марии Павловны. Он ей ничего не рассказывал из своей жизни. Ничего не спрашивал и о ее, возможно, все о ней знал, а может Карим запретил обсуждать эту тему. Влада понимала, что Диб старался начать их историю с нуля, и в душе была ему благодарна за этот глоток свежего воздуха, передышку, пусть даже каждый из них воспринимал ее по– своему. Карим–  с надеждой, она–  с облегчением… Эти встречи стали для нее удивительным открытием и в то же время бегством от действительности. Особенно она любила проводить время с Мустафой тет– а– тет. Они переносились в другой мир…Арабской поэзии, русской и английской прозы. Появление Карима в ходе их бесед несколько ее сковывало. И она сама не могла понять природу этого чувства–  она словно смущалась его, словно напрягалась, хотя их общение втроем было не менее интересным. Более того, когда его не было, где– то в глубине души она разочаровывалась… Он на удивление оказался начитанным, рассуждающим человеком. Карим не только хорошо закончил одну из лучших дамасских школ, но и юридический факультет Открытого университета Эмиратов в Дубае. Она все больше и чаще задумывалась о своих противоречивых эмоциях к нему. Все очевиднее понимала, какой природной силой и харизмой все– таки обладал этот человек. Его обожали местные дети, с неприличным для консервативного общества озорством и даже вызовом на него смотрели местные девушки, каждая из которых мечтала стать спутницей нового героя Сирии. На эту тему любил по– дружески шутить Мустафа, Карим принимал эти приколы равнодушно отстраненно. Но Владу все равно эти темы задевали, что бы она сама себе ни внушала.

Мустафа все это, конечно замечал, смотрел лукавым взглядом, но никак не комментировал. Однажды, правда, не выдержал. Тогда, когда Карим пришел к ним на прогулку уставший, не выспавшийся, после очередной ночной вылазки. Ему бы отлежаться, отдохнуть, а он сидит, словно со вставленными спичками в глаза, и слушает их праздную болтовню. Оставшись с ней один на один, когда Карима позвали в штаб, Мустафа с легкой улыбкой тихо произнес.

– Не припомню, чтобы он в кого– то так втрескался…

Влада вздрогнула. Она боялась этих тем, и в то же время, все в ней встрепенулось.

– Даже в Малику?

Мустафа усмехнулся.

– Даже в Малику…

Больше они не возвращались к этой теме.

Непринужденная идиллия их общения продолжалась еще недели две, не больше. Постепенно и Мустафа, и Влада стали замечать на себе тяжелый взгляд Карима. Он становился все более мрачным и неразговорчивым. Девушка понимала, что плохой мальчик устал играть роль невинного агнца. Значит, их война характеров вот– вот вспыхнет с новой силой… Пыталась себя к ней психологически готовить. Она все еще не хотела прогибаться под его желания и волю, но возвращаться к жизни взаперти не могла… Последние недели одиночества ей дались крайне тяжело…

Она понимала и видела, что Карим начинал терять терпение, слишком они заигрались в этот невинный флирт. В конце концов, он мужчина, который не обязан отказывать себе в близости с женщиной так долго. Но Влада не догадывалась, что было кое– что еще, что одновременно бесило его и не давало покоя. Он видел со стороны, как весело и оживленно девушка проводит время с Мустафой, как в этот момент менялись и она, и он…И это все больше его тяготило…Словно какое– то паразитическое насекомое, его подтачивала изнутри жгучая ревность… И он даже не знал, чему он больше завидует–  тому, какой веселой этот паренек может сделать Владу, или тому, как свободно и легко они общаются без перебоя…

– Как это ты ее так веселишь?– с плохо скрываемой обидой как– то сказал Карим Мустафе.

Тот лишь пожал плечами.

– Наверное, она просто чувствует, что я ничего от нее не хочу…

– Я и так терплю, как могу, стараюсь держаться от нее подальше…

– Твой взгляд все выдает, Карим. Ты пожираешь ее глазами. Не оставляешь ей простора, даже чтобы свободно вздохнуть. Джибран говорил: «Любите друг друга, но не превращайте любовь в цепи…»

– Чушь, – резко перебил его Карим,–  можешь не умничать при мне, сыпля цитатами этих поэтов– демагогов– неудачников. Да и вообще, надоел со своими книгами. Здесь тебе нужны не книги, а вот это,– он потряс в руках автомат,–  может, тогда бы тебе не пришлось хромать–  он вышел из комнаты с тяжелым осадком на душе. Ему не хотелось обижать Мустафу, говоря о его ранении, тем более, что врач из полевого госпиталя сказал, что тот никогда не сможет избавиться от хромоты, но эмоции были его сильнее.

***

Влада сидела в своей комнате и чистила апельсин, когда зашел Карим. Молча кивнул, сел на кресло напротив кровати.

– Скоро конец декабря, новый год,–  пространно начал он.

Влада с удивлением подняла на него глаза. Действительно, в этом мире сюрреализма, со спелыми апельсинами на деревьях и ярким солнцем на ясном небе, она совсем забыла, что на дворе самый любимый ее праздник, праздник, дающий надежду, что все будет хорошо, праздник отсчета новых желаний и целей.

– Совсем забыла…

– В России его отмечают с размахом, у нас совсем не так…– мялся Карим,–  вы ведь дарите друг другу подарки… Вот, принес тебе…

Девушка только сейчас заметила, что в руках у него был какой– то бумажный пакет. Карим вытащил оттуда новый ноутбук и протянул Владе.

– Бери, журналистка, там даже есть русская раскладка на клавиатуре. Можешь писать все, что хочешь. Только не питай иллюзий. Компьютер глухой, выйти в интернет с него не получится…

Девушка не поверила своим глазам. Взяла в руки ноутбук и чуть не подпрыгнула от счастья.

– То есть я могу описывать все, что вижу?–  с недоверием переспросила она.

– Да, кто знает, как все сложится, напишешь потом книгу о новом президенте Сирии, – с озорством ответил он, – Мне кажется, я впервые вижу тебя довольной.

Влада молчала, скользя взглядом по стоящему перед ней мужчине. Он был красив и породист, этого отнять было нельзя. В сущности, поэтому он, скорее всего, и был так популярен. Его красота не была утонченной или аристократичной, напротив, он был по– мужлански груб и брутален. Но именно это и делало его неотразимым. Его немного выдающийся вперед, но очень притягательный нос. Большие черные выразительные глаза, открытая улыбка и оливковая кожа. Мускулистое тело, статность… Вполне понятно, почему женщины сходили по нему с ума.

– Мне нравится, как ты на меня смотришь, Влада,–  многозначительно проговорил он.

– А как я смотрю?

– Как женщина, которая проявляет ко мне интерес как к мужчине…– сказал он, пристально сверля ее глазами.

Влада опустила взор и тихо возразила.

– Не хочу вводить тебя в заблуждение. Знаешь, Карим, ты, возможно, действительно хороший парень… Но… ничего не получится… И этот подарок, он замечательный, но…я не могу его принять… На подарок принято отвечать подарком, а мне тебе взамен предложить нечего…

Она боялась того, что он может попросить…

Карим подошел вплотную, нагнулся и взял губами дольку апельсина, которую она держала в руках, коснувшись и кончиков ее пальцев.

– Хочу, чтобы ты была такой же веселой со мной, как с Мустафой,–  тихо признался он ей тогда.

– Это невозможно– откровенно ответила девушка, встав и отойдя к окну.

– Бас лиш (араб. Но почему?)?– в его голосе слышалось отчаяние и непонимание.

– Все просто. Он не пытается меня все время унизить или изнасиловать.

– Разве я не отступил? Разве не дал достаточно времени, чтобы ты привыкла, чтобы успокоилась…– обиженно спросил он ее, пригвоздив к стеклу оковами своих рук. Его горячее дыхание обжигало ее,–  я мужчина, сколько еще ты будешь меня мучать…

– Я не давала тебе никаких обещаний, Карим…

– Иногда я жалею, что мы познакомились с тобой при таких обстоятельствах. – резко выпалил он.

– Нет смысла жалеть о том, что уже произошло. Эта война, эта боль, все это… Неправильно… Вы не правы, Карим… Ты не прав…

– Я не прав, Влада?!– взорвался он,–  Ты просто не понимаешь, тебе все кажется красивым и чистым по ту сторону, таким ведь вам все это видится из ваших кабинетов!

– Поверь мне, братоубийством вы ничего не добьетесь, нужно сесть за стол переговоров….

– С кем? С убийцами и тиранами? С теми, кто убивает просто потому, что у него есть власть? Я буду говорить только с президентом!

– А разве вы этого не делаете?!– тоже вошла в кураж Влада.– Разве ты можешь сказать, что не убил ни одного безвинного…Я слышу время от времени стоны людей откуда– то из подвала…Меня ты пытаешься обмануть?

– Это война, Влада…И мы в ней добро.

– Где добро? В том полевом госпитале добро?! Я видела страдания тех людей! Я видела доктора Аделя!

– Вот именно! Ты видела, что сделали правительственные налеты!

– Это не налеты сделали, это сделали вы! Вы допустили, чтобы мирные граждане продолжали жить на войне! На бойне!!! Это вы!

– И что ты предлагаешь?

– Отдайте раненых, выведите мирных граждан! Проведите переговоры с правительством! Привлеките гуманитарные организации!

Он лишь усмехнулся.

– Я не могу забыть это проклятое место! Эту девочку, Халу.. Я обещала прийти к ней, навестить…

– Это исключено,–  осек ее Карим, – больше я не позволю тебе так рисковать.

– Вот именно! Мне ты не позволяешь рисковать, потому что еще хочешь поразвлекаться со мной, а им можно рисковать?! Они и так уже все потеряли! И так искалечены! Отпустите их! Я знаю, что такие опыты замирения уже были, и не раз. Карим! Ты ведь не подонок, не радикал, ты достойный человек! Останови этот кошмар! Начни переговоры с правительством!

– Ты зарываешься, Влада, я дал тебе слишком много свободы в разговорах. Остановись,–  его взгляд теперь был жестким и предупреждающим,–  эти люди клянут режим за то, что он отнял у них нормальную жизнь…

– Карим, в этом виноват не только режим, ты же понимаешь…Поверь мне, я никого не оправдываю. Не правы обе стороны. Понимаешь, ведь бомбят не просто так…Бомбят те районы, где есть террористы…А они прикрываются мирными людьми как живым щитом…Понимаешь, это жернова, которые перетирают в муку всех…И вы не найдете в этом правды…Я знаю многих из тех, кого ты ненавидишь, называя деспотами, но узнала и вас…Поверь, все вы простые сирийцы, желающие лучшей жизни…Стабильность лучше хаоса…Построить сложнее, чем разрушить…Возможно, есть шанс примириться, сохранить то, что осталось…

– Влада, ускути (араб.– замолчи)– яростно сказал он ей. – В прошлый раз твои слова уже вывели меня из себя,– намекнул он ей на свою жесткую реакцию на ее отзывы в адрес их армии,– при этом он с силой сжал ее руку.

Влада с силой вырвала запястье из его захвата, отбежала в сторону и не смогла сдержать слез. Карим закатил глаза и подошел к ней, нежно обнял и прошептал на ухо:

– Ладно, асфура, не плачь… Это пустой разговор… Мы ничего не докажем и не изменим им…

– Я уже не знаю, что мне делать, я с ума схожу тут, пойми, я не из этого мира, мне страшно, одиноко и больно! Ты сказал, что на своем месте, но я– НЕТ! Я чужая тут и мне не хочется больше тут быть! И это не связано с тобой, просто я не могу больше…– говорила она взахлеб, сама уже не осознавая, что делает это на диалекте, автоматически и бегло, словно сирийка.

– Посмотри на меня, Влада– встряхнул вдруг ее за плечи Карим. Влада подняла на него свое заплаканное лицо. –Слушай!– приказал он, прикладывая ее руку к своему сердцу.– Мне все равно, кто ты, Влада, кто был у тебя до меня, я люблю тебя, неужели ты этого не видишь, люблю! Бихиббик мут (араб.– люблю до смерти), Влада! И ты тут потому, что я хочу, чтобы ты была моей женщиной, была со мной…Знаешь, у нас не так, как у Вас…Женщина должна следовать за мужчиной,– он почти молил ее, пытаясь отыскать в ее красных заплаканных глазах хоть толику взаимности.

Увидев лишь пустоту и боль, Карим отскочил от нее, как ошпаренный, нервно обхватил руками голову и громко выдохнул.

– Я знаю, что мое отношение к тебе не самый верный способ добиться победы. Мои солдаты это понимают, и если вначале они лишь ухмылялись тому, что я с тобой развлекаюсь, теперь мое отлучение в эту комнату встречается ухмылками уже в мой адрес. Это угрожает моей репутации.

Он замолчал на несколько секунд, а потом продолжал.

– Знаешь, сначала я просто хотел тебя. Думал, поимею– и пройдет….Но потом моя тяга стала только сильнее…Я хочу слушать тебя, хочу разговаривать с тобой…Ты мне интересна как человек…Не знаю, может, ты меня и ненавидишь, но верь мне, мои чувства очень сильны к тебе, Влада. Я люблю тебя, слышишь, люблю. Желание быть с тобой почти так же сильно, как и мое желание победить. Я получу вас обоих – он буквально пронзал ее взглядом – и тебя, и победу. Ты будешь моей, не надейся на то, что сможешь уйти от меня....Не будет никакого обмена или выкупа,– последние слова он снова почти прокричал, и в нотках его голоса читалось отчаяние и страсть, мольба и озлобленность…