Иман Кальби - Не твоя…

– Я люблю другого,– сухо сказала она, не глядя на него,–  ты знаешь это. Мне нечего добавить. Ничего не изменилось и не изменится. Сердцу не прикажешь…

– Наивная девчонка,–  он смотрел на нее грустным взглядом, даже сочувствующим, что сразу насторожило,–  ты даже не можешь представить, какое чудовище ты полюбила… Он яд, который травит мозги таким дурам, как ты…

– Ты ничего о нем не знаешь!– истерично закричала она.

Карим лишь печально усмехнулся и вышел из комнаты.

Он снова пропал, снова не было слышно никаких телодвижений в той комнате. Ее спасением снова стал Мустафа. Погода была прекрасной. Он все еще не мог передвигаться без палочки, поэтому на фронт его не пускали. Так и сидели они часами вместе в саду, делая вид, что войны рядом нет…

Мустафа любил поэзию Джибрана, как и все образованные жители Сирии и Ливана. Влада всегда с удовольствием его слушала, но впадала в состояние глубокой печали всякий раз, когда Мустафа читал знакомые ей строки…Строки, открытые ей Васелем. Любопытно, но девушка заметила, что от чтения стихотворений Джибрана Карим тоже мрачнел… Он все еще пытался демонстрировать свое равнодушие к поэзии, но пару раз, попав на разговор ребят о «Пророке» и других произведений поэта, резко и насильно переводил тему.

В тот день Влада вышла на улицу, держа в руках старенький томик стихов, взятый у Карима. Она уже совсем забыла о нем, но наткнулась на него глазами и решила прихватить на прогулку. Было несколько фраз и выражений на арабском, которые она не совсем понимала, как раз был повод спросить у Мустафы…

Мустафа с интересом взял книгу из ее рук, и в этот момент оттуда выпала знакомая фотокарточка. Он поднял ее и молча задумчиво на нее смотрел.

– Откуда это у тебя?– спросил он девушку.

– Это книга Карима… Кто это? Он сказал, его сестра… Что– то случилось? Это из– за нее он так меняется в лице, когда мы обсуждаем Джибрана? Что за тайна за этим всем?

– Не ищи секретов там, где их нет, Влада. Он солдат, какая с него поэзия…–  попытался отболтаться Мустафа.

– Фото обрезано… Почему, ты знаешь?…

Мустафа молчал. Было видно, он колебался, беспокоился, и в то же время, эта информация жгла его изнутри, он хотел ею поделиться.

– Твоя беда в том, Влада, что ты видишь многие вещи не в реальном свете. Это неизбежно–  ты попала в этот искусственный, изуродованный, исковерканный мир, но хоть он и такой, люди в нем нормальные, добрые, искренние, пусть и в грязном камуфляже… Я скажу тебе это, только потому, что верю, что эта информация может изменить твое отношение к Кариму. Он достоин любви, он ее заслуживает…– парень снова задумался–  колебался, внутри его раздирали сомнения.

– На той фото старшая сестра Карима, Амаль. Это действительно ее книга, любимая книга. Она с ума сходила по поэзии. Училась в Дамасском университете на литературоведа. И ты права, фото обрезано. Оно было сделано давно, лет десять назад на ферме у родителей Карима, как сейчас помню то лето, хоть был тринадцатилетним юнцом. Ребята съехались на каникулы из Дамаска. Амаль только окончила первый курс… Фото делал я, хотя мне было и не место в той компании. Я был младше, а главное, ниже по статусу, но Карим и слушать не хотел о том, чтобы разделять людей по такому признаку. Он так и говорил–  это мой младший братишка и он будет тусоваться с нами.

– Так что такого на этом фото? Кто тот самый третий?

Влада снова вглядывалась в лица– такой веселый и юный Карим, очень породистая девушка. Только сейчас она увидела, как они похожи– та же статность, тот же дерзкий горячий взгляд. Эта Амаль была красавицей, при этом очень натуральной…

– На том фото,–  он невольно сглотнул,–  третий человек на том фото–  это бывший друг Карима. Очень близкий друг когда– то. Тот был на пару классов старше, но Карим всегда притягивал к себе людей не по возрасту. Карим закончил тогда девятый класс, его друг перешел в одиннадцатый. Они тоже приехали из Дамаска. Для Карима это был непростой год–  его перевезли в столицу, перевели в столичную школу. Дядя сказал, что нужно получить достойное образование. Так вот, этот друг сильно его обидел. Вернее не так, он его не обижал. Он оторвал у него часть его души, вырвал часть сердца. Он влюбил в себя сестру Карима, поиграл с ней, обесчестил и уехал восвояси. А девушка с поруганной честью в нашей среде–  живой труп, клеймо на всей семье. Амаль не стала с этим жить. Повесилась в конюшне. История наделала немало шума, должен я сказать. Уж не знаю, вылилось ли это в публичное пространство, но сил было приложено немало, чтобы все это загасить. Мы живем в косном, консервативном обществе, поэтому обе семьи решили, что единственное верное решение–  придать тему забвению. Хотя взаимная ненависть, конечно, и осталась. Приличия на то и приличия, чтобы прикрывать истинные чувства. Этого урода отправили на учебу за границу, да он и не парился особо, я думаю. А Карим остался со своей болью. Он и сейчас с ней живет. Этот человек–  Васель Увейдат… Слышал, что у тебя что– то с ним было… Не тот это мужчина, с кем можно верить в хорошее будущее, уж поверь мне…

Влада уже не слышала его последних наставнических слов. В памяти яркими всполохами оживал их разговор с Васелем еще на заре отношений:

«Была замечательная девушка, отношения с которой вопреки воле и желанию обеих наших семей, развивались быстро и стремительно, но ни к чему не привели. Я быстро вернулся на землю, поняв, что это детское увлечение. А она так и осталась витать в облаках… Поверь мне, ничего хорошего из этих отношений не вышло. Она восприняла все слишком серьезно, наломала дров, как вы говорите в России. Я жалею о тех отношениях. Единственное хорошее, что они мне дали–  это любовь к поэту Джибрану Халилю Джибрану. Она его любила. Пожалуй, это единственное, в чем наши вкусы оставались неизменны.»

Все сошлось…. Как же раньше она об этом не подумала. Негативный образ Карима ослеплял ее. Она не видела очевидного. Если бы она была внимательнее, если бы ни была обыграна собственными эмоциями, давно бы увидела в его фразах, реакциях, обрывках слов и недосказанностях то, что Васеля он знал намного лучше, чем хотелось думать Владе… Что для него он был не просто статистом в этой борьбе. Там было личное… И теперь стало понятно, что за личное…

Больно, словно ударили под дых. Вмиг ответ Васеля вызвал в ее душе какую– то жгучую, терпкую боль. Циничный, уничтожающий своим презрением и равнодушием к трагедии других людей… Разве это ее Васель? Нет, он был далеко не идеален, но он был благородным, жертвующим. А кем был этот человек, про которого ей рассказывал Мустафа?

Она постаралась поспешно распрощаться с парнем и удалилась к себе. Надо было как– то обработать эти мысли. Как– то попытаться их уместить в своей голове…

***

Ей нужно было найти Карима, нужно было поговорить с ним… А его все не было и не было… Не приходил и Мустафа на их ежедневную прогулку. Это потом она узнала, что он– таки напросился в бой. К счастью, в комнату вошла Мария Павловна. Влада сразу удивилась ее непривычной рассеянности, отстраненности и бледности. В сердце что– то екнуло. Ничего ли не случилось.

– Все хорошо?–  спросила она с искренним беспокойством у принесшей ей еду женщины.

– Что?–  словно вышедшая из забытья та опомнилась,–  да, все нормально…

– Карим в поле?

– Нет, Карим в доме,–  не задумываясь, ответила женщина.

Но было видно, что ее точно что– то беспокоит. Настолько, что она забыла закрыть дверь на замок… Влада не могла поверить. Ее дверь в дом, во внешний мир, была открыта… Вот только могла ли она бежать… Куда, как? Сколько она проживет без телефона, денег, документов, одежды… В этой враждебной среде. Иностранка с медовыми волосами… Стало страшно. Так ведь всегда бывает. Часто мы задаемся вопросом, почему человек, имея все возможности совершить какой– то смелый поступок, в итоге трусит… Потому что все несколько сложнее, чем представляется в фильмах о героях…

И в то же время, порыв выйти из комнаты был слишком велик. Нестерпимо хотелось поговорить с Каримом. Теперь он был просто обязан рассказать ей все. Она имела право знать ту страшную правду о Васеле, которую частично приоткрыл ей Мустафа… Если он в доме, то она так или иначе найдет его. Вот только проникнуть к нему едва ли удастся в ее обычном виде… И девушку осенило… Разве можно найти что– то, что так хорошо стирает женскую идентичность, как абайя и никаб… Через минуту она стояла у зеркала, смотря в отражении на совершенно ей незнакомую женщину в черном. И только янтарный цвет ее глаз мог выдать ее личность. Но ее глаза здесь мог узнать разве что только Карим…

Она незаметно вышла из комнаты, прошла темной тенью до лестницы и поспешила вниз, повторяя маршрут которым ее привели сюда из старой части дома, где находился штаб и кабинет Карима. Там, однако, она его не нашла. Там вообще никого не было, дверь была закрыта. И тогда девушка решила проверить еще одно место, где он мог быть–  ту самую комнату, куда ее привели в первый день, где прошли самые непростые ее дни пребывания здесь. Шанс был невелик, но внутренний голос ей подсказывал, что он может быть там….

Хомр, несколькими днями ранее

Карим буквально выбежал из комнаты Влады, решив не идти в большой зал, слишком не хотелось видеть сейчас кого– либо. Он мечтал о таком банальном и одновременно таком недостижимом в ее случае– мечтал любить ее и быть любимым ею…Другие женщины попросту отошли для него на второй план, уступив место этой русской. Но самое болезненное во всем этом было не просто быть отвергнутым, быть отвергнутым из– за Него…Он не хотел себе признаться, но ему было больно смотреть на Владу и видеть призрак их любви с Ним, словно Васель все время был между ними…Сегодня он поедет в штурмовом отряде…И плевать, что будет…Пусть его ранят или убьют… Плевать… Больнее уже вряд ли…

***

– Ты не щадишь себя, парень, и нас тоже не щадишь!– возмущался Валид, когда Карим приказал третий раз за день совершить налет на правительственный КПП на въезде в район.

Он молчал, спокойно заряжая свой автомат новым магазином патронов.

– Что с тобой? Ты хочешь нас всех угробить из– за нее?– продолжал, уже переходя на возмущение, Валид.– Что случилось? Что мешает тебе ее снова трахать?

– Заткнись,– процедил, наконец, сквозь зубы Карим и бросил на друга испепеляющий взгляд, – еще хоть слово в таком духе…

– Как знаешь…Просто глупо страдать из– за женщины, которая уже доступна и уже лежит в твоей постели, по– моему,–  почти бубня, тихо пробурчал Валид.

– Да что ты знаешь про женщин,–  горько усмехнулся Диб.– Я хочу ее любви.

– Ооо, как он заговорил. Откуда такая романтика?– прыснул Валид, запев попурри из известных арабских песен о любви– Вахаиштинииии…Бихиббак муууутт….Ма фи аиииишь иллля маак. (араб–  Ты сводишь меня с ума, люблю тебя до смерти, нет жизни без тебя…)– Да…

– Заткнись.– огрызнулся Карим– тоз фик (араб. здесь– пошел ты).

– Я просто хочу тебя развеселить…Знаешь, Карим, а Малика, должно быть, очень на тебя зла…

– Не хочу про нее ничего слышать, достала,– отрезал Карим.

– А ведь тоже была страсть до смерти…Знаешь, думаю, когда ты станешь президентом или министром, тебе надо будет завести гарем с твоей любвеобильностью.

Карим усмехнулся, но промолчал.

– Слышал, у твоего знаменитого деда– дяди тоже были интриги с известными актрисами. Даже американками,– продолжал подшучивать Валид, но Карим, как правило с легкостью заражающийся приколами друзей, оставался совершенно равнодушным к словам друга сейчас.

– Хочу только ее… До боли в яйцах….

– Кстати, о боли в яйцах. Ты уже задолбал нас всех. Очевидно, некуда слить свою энергию… Может ты все– таки выпустишь пар с кем– нибудь еще? Или сам… Прости, но твои душевные страдания и физическое воздержание скоро приведет к тому, что мы и спать не будем– только воевать…

Карим молчал. Он и сам думал о том, что уже сходит с ума без секса. Он не привык отказывать себе так долго, так много. Секс уже давно стал в его непростой жизни способом разрядиться, расслабиться, смягчить излишнюю импульсивность. Он мужчина, активный во всех смыслах мужчина, привыкший брать женщину не раз за ночь, теперь страдает от спермотоксикоза, как мальчишка в старших классах… А главное, Она это совершенно не ценит…

***

Карим не стал заходить в свою комнату, борясь с соблазном пойти к ней. Решил опять переночевать в старой комнате в доме Умм Валид. Но перед этим надо было все– таки заглянуть в штаб, подсчитать потери… В эти дни успех был не на их стороне. Мужчина не мог не замечать, что были и те в их бригаде, кто винил в провалах его рассеянность, излишнюю горячность, на фоне которой он терял бдительность. Были и те, кто стремился воспользоваться неудачами, чтобы пошатнуть его авторитет как руководителя. Особенно опасны были те члены бригады, кто выступал с явными экстремистскими, радикальными взглядами. Он мечтал избавиться от них, в его Сирии будущего им не было места, но кураторы из– за рубежа упорно навязывали таких членов команды, упирая на их богатый военный опыт. К таким относился и Абу Умар, 46– летний иракец с длинной бородой, озлобленный на весь мир, лишившийся семьи еще в годы войны с американцами и прикрывающий свою гнилую душонку религией. Карим никак не мог сформировать свое отношение к нему–  с одной стороны, тот был исполнительным и учтивым, с другой–  любил подлить масла в огонь. Оставалось одно– приглядываться к нему. В отряд, на вылазки, он брать его пока не решался. Абу Умар говорил намеками и все чаще пытался издалека задеть Карима, как бы невзначай указывая на его неидеальное поведение. Сегодняшний день не стал исключением.