Никтория Мазуровская - Не уходи. Останься

Можно даже сказать, что и она не в его вкусе, сам же об этом и сказал, когда она в дом зашла.

— А это кто тут у нас? — парень осмотрел ее с ног до головы, раздел взглядом, ухмыльнулся, глядя на ее берцы, — Оригинально, таких у меня еще не было. Братик, ты никак поменял свои предпочтения или так, милостыню подаешь?

— Заткнулся бы ты, Казанова, — Шрайман грозно глянул на братца и хорошенько приложился к стакану с виски, — Это охрана.

— Охрана? — презрительно переспросил малец и снова на нее уставился, — Красавица, ты сексом в них занимаешься? Или с пистолетом под подушкой?

Мальчик подумал, что это была шутка старшего брата, пытающего его осадить. Зря.

Дима скинула куртку, прошла в гостиную и села на диван. Вся злость и ярость от разговора с Дроздом переплавилась в желание утереть этому мальчишке нос, может и глупо, но она таких зарвавшихся сосунков терпеть не могла, поэтому, с удовольствием решила его немного позлить.

Скинула свои берцы, пошевелила пальцами, разминая ноги, сбросила пиджак и благосклонно кивнула подоспевшей домработнице, поинтересовавшейся все ли будут ужинать в зале.

— Да, сексом я занимаюсь с пистолетом под подушкой, — вытащила пушку и с удовольствием понаблюдала как этот красавчик сходит с лица и бледнеет, а шрам на щеке становится еще заметнее, — Но ты, красавчик, до моего вкуса не дотягиваешь, лицо со шрамом в твоем исполнении хромает на обе ноги.

Зацепила. Увидела, как мальчишка взбесился. Подорвался с дивана, но сделать ничего не успел.

— Сядь! — это рыкнул Шрайман, Дима аж застыла, не знала, что он так умеет, — Ты сейчас извинишься перед Димитрией и больше сегодня мне на глаза не попадаешься. Все твои проблемы, просьбы и жалобы на жизнь обсудим завтра утром, и будь добр, проснуться вовремя.

Даниил захлебнулся своим бешенством, и, если бы не стальной взгляд Шраймана, парень бы взорвался и натворил дел.

— Извините, — проблеял малец, зло глядя на брата, — Больше не повторится.

А позже вылетел из гостиной, и на ужин не спустился.

— Зря ты так.

— Он зарвался, Дима, а это я ему спускать с рук не буду.

— Ты поздно взялся его воспитывать.

— Может быть и поздно, но позволять так себя вести с… тобой не буду!

— Я не нуждаюсь в защитниках, — равнодушно заметила, и начала разбирать пистолет на винтики, почистить его надо.

— Знаю, и надеюсь, что Даня поймет то, что я понял.

— А что ты понял? — ей даже интересно стало, такой у него был тон.

— Что ты мне не по зубам, а уж ему, тем более.

Шрайман залпом допил свой виски, скривился, встал и пошел ужинать. А она осталась сидеть и думать, что он имел в виду, но так и не додумалась до истинного смысла его последнего высказывания. Забила на него и тоже пошла есть, она таки была дико голодной…

Первое впечатление, как правило, либо полностью верное, либо же совсем ошибочное.

Даниил Шрайман через пару дней доказал, что первое впечатление ошибочно и верно одновременно.

Сургут, Россия. Сейчас.

На часах 7.30 утра, а он находится в своем офисе. Не в удобной теплой постели в собственном доме. А в гребаном офисе, в своем кабинете, и спит на диване, пусть и достаточно удобном.

Видела бы его Дима, это точно бы стало очередным поводом его постебать, пошутить со вкусом, но недолго.

Удивительная штука жизнь. Если бы он верил в высшую силу, то считал бы, что жизнь, это женщина с черным чувством юмора.

Надо было вставать, принять ледяной душ и снова заниматься делами, которым конца и края не видно. Но надо. В последние годы это слово определяло всю его жизнь. На вопрос «зачем?», он сам себе отвечал: надо. Кому надо? Зачем надо? Все это оставалось без ответа.

Просто жил и делал то, что должен был делать-, не для себя, для других.

Для себя он делал другое. Строил, планировал, думал, как лучше. И практически закончил делать то, что так долго мечтал получить.

Оставалось совсем чуть-чуть.

Но «черный юмор» опять решил вмешаться и внести свои коррективы.

Ибрагим, (а за глаза его называли Сургут), всегда шел вперед и не оглядывался по сторонам, не позволял никому и ничему отвлекать его от намеченного пути, конечной цели. И уж тем более он бы никогда не позволил женщине встать на его пути.

Когда-то.

Он никогда не понимал отца: как тот мог бросить его мать и жениться на другой, завести еще одного ребенка, решиться перечеркнуть все, ради какого-то туманного эфемерного понятия «счастье».

Отец пытался что-то объяснить, вдолбить в дурную голову, Ибрагим его тогда услышать не был готов, и понять тоже.

Многим позже, когда сам столкнулся с неизбежностью любви к своей женщине, смог понять не только отца, но и многих других мужчин, что ради своих женщин совершали безумства.

Его Дима была необыкновенно упрямой, самоотверженной, храброй и безумно сильной.

Она не жила с душой на распашку, не подпускала к себе людей, не спешила им доверять, верить. Вообще была не склонна к вере в людей, как таковой.

Но… Ибрагим не знал, честно, не знал, чем заслужил ее. Кому или чему ему нужно молиться, говорить спасибо, что Она повстречалась на его пути. Что не отступила, когда он ее прогонял. Что осталась, когда он не мог и не хотел видеть ее рядом.

Наверное, каждому воздается по заслугам еще при жизни. Ему уж точно.

Пока не потеряешь, не начнешь ценить так, как нужно.

Он не понимал важность их семьи. Не ценил. Привык за столько лет, что она рядом, что всегда за его спиной, что всегда на его стороне.

Что бы он не говорил, какие бы жесткие меры ему порой не приходилось принимать, и как бы жестоко он не поступал со своими врагами, Она всегда была на его стороне.

Его лучший друг. Его жизнь. Его семья. Его дом.

Она ушла, потому, что имела на это полное право. Потому, что он не защитил, не доверился, подвел.

Дима ушла, и он остался без дома. Потому что все, что у него есть, носит ее отпечаток на себе.

В доме, в квартире, в каждом миллиметре, — везде, она. Ее незримое, но ощутимое присутствие.

Поэтому, в 7.30 утра он в офисе, с затекшей спиной, на диване, не таком уж и удобном.

Встал. Потянулся. Вздохнул.

Телефон лежал рядом, мигал входящим сообщением:

«Через два дня. Будь на месте.»

Номер не определить, но этого и не требовалось.

Ибрагим здорово рисковал, да, но, когда человек находится в диком отчаянье, как он сейчас, плевать на риски, на жизнь, на все. Вся шелуха отсеивается за ненадобностью и остается только самое главное.

Маленькая возможность получить доказательства. Понять, что есть шанс. Большего ему пока и не надо. Один важный шаг за раз.

***

Москва, Россия. Сейчас.

В своей профессии, — что в прошлой, что в настоящей, — Дима выработала несколько правил, чтобы избежать возможных потенциально опасных ситуаций. И самым главным, основополагающим правилом, было только одно — никогда нельзя недооценивать своего противника и его возможных союзников.

Никто не может знать на все сто, кто окажется врагом, а кто другом.

Бывают такие ситуации, что предатель и сам не знает, что он предатель. Не понимает и не замечает, что им умело манипулируют, дергают за ниточки, направляют, играя на слабостях. Причем, слабости могут быть абсолютно разные: деньги, долги, проблемы в семье, игровая зависимость, наркомания и так далее, — список можно продолжать вечно. Суть в том, что у каждого есть слабое место, и, если знать, как давить и куда, живой человек с работающими мозгами превращается в тупую куклу, готовую выполнять все, что ей прикажут.

Жестоко, но тем не менее правда.

Людей ломают по-разному, и в шестидесяти процентах случаев, это моральный прессинг, воздействие на психику. Физически сломать человека не трудно, под пытками быстро понимаешь, чья жизнь тебе дороже, но слишком велик риск перегнуть палку, и сломать до самого конца. Поэтому, физическое насилие, это эффектно, но не эффективно.

Эти же ее мысли подтверждались картинкой с камер видеонаблюдения, наружными по периметру здания и внутренними, а также той, что они установили совсем недавно.

— О*ренеть! — Кимура сидел рядом и жевал чипсы, — Кто бы мог подумать?!

Пара дней были спокойными, никаких чрезвычайных ситуаций, работали по схеме и, при этом, пытались найти лазутчика.

Они потратили уйму времени, чтобы просмотреть все файлы, присланные ребятами Шаха с наружки, и теперь, так сказать, вкушали плоды собственного труда.

— Довольно разумно, вы не находите?

Данила Шрайман ее приятно удивлял, пока не выкидывал никаких фокусов, спокойно занимался своими делами и периодически наведывался в офис к брату, тоже, кстати, по каким-то делам. Не зря он за бугром учился, парень на самом деле головастый. А в последнее время даже по утрам устраивался в спортзале и смотрел на тренировки охраны. Правда, шуточки у него были, мягко скажем, очень специфические, и будь она или кто-то из парней менее сдержанными, его бы давно окунули милой мордашкой в унитаз, — хлебнуть водички и остудиться.

Пока еще ребята сдерживались, но она замечала, что хватит их ненадолго и тогда полетят головы. Вопрос только в том, чьи именно, и как далеко полетят?!

Парень стоял за их спинами, оперевшись локтями на спинку дивана.

— Разумно?

Кимура повернулся к парню, поставил «кино» на паузу.

— Да, вы посмотрите на неё, — он кивнул на экран лэптопа, — Затюканная, уставшая от постоянной каторжной работы, приходит рано, уходит поздно. Спорю на косарь, что это ее не единственная работа, есть еще как минимум одна. Она замужем? Дети?

Вот это в нем и поражало.

Слишком разумные и проницательные вопросы, как для зажравшегося мажорика. Слишком многие в этой странной семье играют роли, каждый день натягивая на рожу «маски».

— Мы проверили, взяли дело у кадровиков. Не замужем, детей нет.

— Сколько ей лет?

— Тридцать три года, через пару дней тридцать четыре.

— Тетка разменяла сорокет, нет ни мужа, ни ребенка. Я бы сказал, что это странно, но вы и так это знаете.

— У нее чистая биография. Приехала из районного городка покорять столицу, поступила, выучилась, но с работой по диплому ей не повезло, не брали.

— И поэтому она столько лет горбатится уборщицей в деловом центре? Шутите? Она вроде не очень страшная.

— Ее тут что-то держит, или кто-то, — Дима внимательно посмотрела на Кимуру, — И это надо выяснить, срочно.

— Еще предложи ее по базе пробить, давай ФСБешников проинформируем. Да нас на смех поднимут.

— Пусть, пусть. Она то ладно, полы драит, а вот паренек этот…

Кимура откинулся на спинку, убрал пачку с чипсами на столик.

— Как и просила, ребята за ним присмотрели, прогулялись.

— Дошел до метро, да? И затерялся.

— Ну это и понятно, я бы на его месте тоже в метро прятался, но он не до ближайшей станции шел, Дим, топал до кольца.

— А вот это странно, — она кивнула, поднялась с места, прошлась по комнате, — Дворами шел? Или по Кутузке?

На дворе ночь, но они не спали, Ромка тоже где-то бродил по дому, что-то делал, снова устанавливал или настраивал какие-то свои примочки.

Дни были хоть и простые, но насыщенные. Все на пределе. Шрайман-старший не сидел на месте, ему нужно было ездить по разным местам, встречам, бывать на производстве. Все это усложняло ей задачу по его охране. И Данила тоже не спешил помогать и просто сидеть дома, и ездил соответственно с охраной тоже.

И так получалось, что обмозговать все, обсудить, получалось только ночью.

— По Кутузке, не оглядывался, шел абсолютно спокойно, будто из дома вышел и топал на работу.

— Пусть ребята еще повисят у него на хвосте. Если вдруг у него изменится маршрут, сразу пусть сообщают тебе, но проводят его до конца.

— Может, кого-то возле метро поставить? Боюсь, заметит, если они его от офиса будут вести до самого дома.

— Поставь-поставь, посмотрим, сработает ли.

Что она там говорила себе пару дней назад? Что Данила ее приятно удивляет?

Черта с два!

Идиот чертов!

Такое ощущение, что ему башку переклинило основательно, иначе пояснить его действия у нее не выходило.

Час назад в ее спальню врывается Игорь, злой и в пижаме, а еще ужасно обеспокоенный.