Дима отправила Данилу к боксерской груше и велела бинтовать руки, а сама наблюдала как дерутся мужики. И не удержалась.

— Что ты его, как бабу тискаешь, а? Он здоровый молодой мужик, — крепче захват, крепче. Не барышня, пополам не сломается, — за спиной послышались смешки, Зураб покраснел, что-то рыкнул, усилил захват, — Но, если ты по парням ходок, то ладно, наслаждайся, я не против…

Зураб от ее слов замер, а второй участник сего действа этим воспользовался и теперь сам крепко скрутил Зураба, выйдя на болевой. Молодец какой. Не растерялся.

У мужчин вены повздувались на шее от напряжения, Зураб пытался вырваться, но зря. И пришлось сдаваться.

А минуту спустя подлетел к ней бешенный, как в одно место пчелкой ужаленный.

— Какого хрена, а?!

Потный, красный, едва дышащий.

— Что ты, как пацан малолетний ведешься? Тебе сколько лет?! Ты б его завалил давно, а все расшаркивался, потому что парень новый и жизни не видел?!

Имени второго не знала, не запомнила, но он тоже подошел к дружной компании пошушукаться.

— Ты на него посмотри. Бычище, его пользовать и пользовать, а ты решил в реверансах раскланиваться. На его стороне сила, а на твоей опыт. Обратно пошли, живо!

Данила наблюдал за представлением, улыбался.

— А ты чего застыл? Хотел тренироваться, так вперед! — подошла ближе, поправила стойку, левую ногу согнула ему, подвинула назад, — Так стоять будет удобней. Ты от природы правша?

— Да, — последовал короткий ответ, парень чуть качнулся, становясь удобней.

— Окей, смотри сюда. Сегодня джет кросс*, вот так.

Левая рука болела, но показать смогла как надо.

Данила повторил. Снова поправила.

— Знаешь, что в боксе самое главное?

Мальчишка колотил грушу, сохранял дыхание, но в руках не было нужной силы и сноровки, правда это поправимо.

— Не схлопотать по роже?

Ну да, кто о чем, а красавчик о красоте, то есть о своей физиономии.

— Нет, тяжелей всего не опускать руки.

Она придерживала грушу*, а парень бил. Две минуты, и руки начинают неметь. Еще тридцать секунд и силы начинают таять, руки дрожать, не слушаются. Руки парня начали опускаться.

Дима от природы была левшой, об этом мало кто знал. Отец ее переучил, а потом заставил одинаково развивать обе руки. Было больно, и сознание будто на части драли, но она справилась и теперь могла преподать мальчишке урок.

Он опустил руки, хотел передохнуть, но уже успел забыть то, что она ему говорила.

Ей даже стойку не пришлось менять, она автоматически остановилась так, чтоб было удобно бить.

Пусть левой, и от кисти жаром разошлась боль, но оно того стоило.

Груша сбила Данилу, и тот оказался лежащим на полу, прижимающим руку к окровавленному носу.

— Ты опустил руки. Запомни, Данила, беречь надо не лицо, а голову. Там у некоторых располагаются мозги, — подала ему руку, помогла подняться, — Еще раз!

***

Спустя пару дней случилось еще кое-что.

Кимура пришел в себя и повелся, как полный идиот. Поэтому, теперь он лежал на диване в гостиной и охал от любого резкого движения.

Как он уговорил врачей отпустить его в таком состоянии сюда, — не ясно, но имеем то, что имеем.

У Шраймана глаза на лоб полезли, когда он увидел сходку больных и травмированных.

Вася (уже практически здоровый), сама Дима и Кимура, лежащий на диване, бледный и напоминающий не свежий труп. С душком таким.

— Вы дебилы!

Вот и все, что было сказано. Без эмоций. Сухо. Сдержанно.

Похоже, Диме все же придется с ним поговорить, иначе в таком состоянии можно наделать много глупостей, уж она то знала.

Ромка присоединился к сходке, и притащил с собой целый ящик холодного вкусного пива.

Кимура аж глаза зажмурил от предвкушающего удовольствия.

— Ты ж недавно в реанимации валялся, совсем, что ли?

Но на нее никто и взгляда не бросил. Отмахнулись, как от назойливой мухи. Гады!

Холодное стекло в руке, капельки воды скатываются по коже, а на языке ощущается послевкусие от светлого нефильтрованного. Мммм. Она ж тоже человек.

В столовую на шум и смех пришла Катерина, ее решено было на всякий случай поселить на пару дней здесь, во избежание, так сказать. Ну, и пока Дима не поправится, и не сможет разобраться с теми ее синяками.

— Офигеть! Вам же нельзя!

Женщина в домашних джинсовых шортах и простой белой футболке совсем не напоминала ту акулу юриспруденции, которую Дима видела. Это была просто молодая веселая женщина со смешинками в глазах.

Ромашка посмотрел на нее, взял еще бутылку из мини-холодильника и протянул Кате.

Секунду она смотрела на бутылку, потом вздохнула, взяла в руки и плюхнулась на диван рядом с Кимурой, тот заохал опять.

— Заткнулся бы ты уже, выпендрежник, — Дима засмеялась от замечания женщины, Кимура нахмурился, Вася просто заржал.

В дружной компании не хватало еще лиц, но Шрайман ходил по дому, бросал в их сторону взгляды, однако не присоединялся. Не положено. Субординация, ага.

Катя понаблюдала за такими хождениями, прикусила губу в задумчивости.

— Ну и дурак, нам больше достанется.

Минутная пауза и все снова ржут.

Да, хорошо. Но тревожно. Дима вроде была здесь и не здесь. Грызло что-то, не давало успокоиться.

Она ведь тоже ловушку расставила и ждала: попадется кто, или нет. Пришлось просить Дрозда подсобить, но не именно его ребятам, а просто передать сообщение кому следует.

Как только очухались все более-менее, так и передала. И ждала результата.

Хмель немного расслабил, затуманил мозги. И не только ей с непривычки. Она вообще алкоголь не шибко любила. Мешал концентрироваться. Но сегодня решила, что можно, и даже нужно. Иначе она перегорит. И не сделает то, что должна, когда придет время.

У Ромки зазвонил телефон, никто и внимания не обратил, все продолжали шутить, смеяться и подкалывать друг друга. Но она-то видела. Он тоже ждал чего-то. И было бы хорошо, если бы сам все рассказал, лезть ему в душу Дима бы никогда не стала. Поэтому молчала.

Короткий разговор занял не больше тридцати секунд.

— Пляши, Димуля, взяли нашего паренька, уже везут сюда!

Ромашка улыбался, но глаз эта улыбка не тронула. Они сделали очередной шаг, выпад. Вряд ли допрос что-то даст, но сам факт, — парня взяли.

Ведь профи, наверняка. Колоть его толку нет. Тогда, как его так быстро нашли? Кто-то либо помог ему засветиться, либо просто слили его местонахождение.

Дима бы поставила на второй вариант. Кто-то их дразнит, подкидывает людей, раззадоривает, а заодно избавляется от наемного балласта.

Кимура вдруг заржал.

— Лучше не надо, Романыч, ты забыл, что ли? Она умеет танцевать только стриптиз, до сих пор это помню.

Все недоуменно повернулись к ней. А Дима… она тоже помнила. И могла бы даже покраснеть, но она побледнела.

— Да, Ром, лучше не надо. А то вдруг все закончится, как в прошлый раз.

Хлебнула еще глоток пива и пошла к себе. Мозги успели захмелеть, память подкидывала картинки прошлого.

Ей нужен ледяной душ. И трезвая голова. А не эта гребаная боль.

***

Рома успел пожалеть, что с дуру ляпнул про «плясать». Идиота кусок.

— А чем все в прошлый раз закончилось?

Катерина переводила непонимающий взгляд с одного мужчины на другого, а потом посмотрела на лестницу, где скрылась Дима.

Ей нравилась эта суровая и сдержанная женщина. Было в ней что-то завораживающее.

Но на ее вопрос никто не спешил отвечать. Вася просто пожал плечами, он и знать то ничего такого не знал. И представить себе не мог, что вот эта тощая девчушка с перекатывающимися под кожей стальными мускулами, могла танцевать стриптиз. Кто угодно, но не она. Он бы скорей поверил в то, что Зураб гей, чем в это.

Кимура улыбнулся сам себе, а потом решил ответить.

— Чем-чем? Свадьбой, конечно.

Рома бросил на того предостерегающий взгляд, но обезболивающее и алкоголь сделали свое дело, развязали ему язык.

— Она ж девчонкой по нему с ума сходила, и не надо на меня так гневно смотреть, Рома. Твой брат все видел, а девочку держал при себе. То, что у Димки башню снесло, не видел только слепой, да и тот бы заметил.

— Я не понимаю о ком вы, — Катя совсем растерялась, обстановка в комнате накалилась до предела, а Кимуру все несло.

Он ведь живой свидетель той истории.

Они вот, как сейчас прям отдыхали дома, с Сургутом вторая смена ребят поехала. Но что-то там случилось, и все решили раньше вернуться. Диме, как начальнику смены сообщили, что босс едет обратно.

А ей разве много надо? Напилась. Хотя, скорее набралась храбрости. У молодой девчонки ничего и никого, кроме Сургута, не было. И его по сути тоже не было. Она не переходила границ, не страдала и не ревела. Не бросала на него ревнивые взгляды. Даже молча сносила визиты его любовниц.

Но свою жизнь за него и ради него могла отдать. Куда бы он ни ездил, с кем бы не проводил время, Дима всегда была за его спиной. Всегда прикрывала. Молча, и ничего не прося взамен.

А в тот день, как прорвало. Можно было списать на алкоголь, но Кимура не спешил с выводами. Просто на грани девочка была, на грани. Когда от боли, ревности и гребаной любви к неподходящему мужчине могла умереть.

Напилась. Врубила музыку и начала танцевать.

Парни плясали тоже, выходной же.

А тут Сургут, злой, как собака. Рыкнул на всех, а девчонку утащил в дом.

Через два часа штампы в паспорте, и билеты на Багамы.

— Так Дима, что, замужем?

Широко распахнутые глаза, и вопрос, в них застывший: как же ей муж позволяет так рисковать собой?

Рома мотнул головой, поднялся с кресла.

— Получается, что замужем.

Ответил и ушел.

Ему тоже было больно. И даже невыносимо.

Он, как и Кимура, помнил и тот день, и что было потом. Дима — часть его семьи, большая ее часть. И то, как все закончилось, рвало ему сердце.

Братом можно было восхищаться, он взял в жены самую невероятную женщину, и почти сделал ее счастливой.

Почти. И эта полумера заставила Рому уйти вместе с Димой, а не остаться с братом.

Иногда он задумывался: почему брат вообще женился? Они этого никогда не обсуждали, не откровенничали.

Сказать, что Сургут любил Диму и поэтому женился, Рома не мог, потому что не верил и сомневался в этом.

Его брат эгоист и собственник. И тот танец, скорей взыграл на его эго, не более, — задело за живое, что девочка, влюбленная в него, устроила представление для других.

Плохо так думать о родном брате? Да, плохо. Но, правдой это быть не перестанет. Почему Рома так уверен в правдивости своих выводов?

Когда любишь по-настоящему, оно должно быть важнее всего. Женщина должна быть на первом месте, а не на втором.

Ибрагим же, власть и влияние с пьедестала подвинуть не смог, иначе все было бы по-другому сейчас.

***

Холодный душ. Ледяной. Такой, чтоб зубы от холода стучали и судорогой мышцы сводило.

Стояла, вцепившись руками в стену, и терпела.

Не сейчас. Нельзя вспоминать. Чувства- это непозволительная роскошь в ее ситуации, но разве им есть дело до ее желаний?

Она бы хотела уметь ими управлять, повелевать. Но это нереально. Можно их запереть, спрятаться от них, отвернуться. Но не управлять.

Смотрела на свою правую ладонь, а видела только два кольца. На большом и безымянном. Так и не сумела их снять, не нашла в себе сил.

У нее не было свадьбы. Торжественной росписи. Венчания. Ее просто привезли в ювелирный, ткнули на два кольца из белого золота и повезли в ЗАГС.

Одно кольцо на ее пальце, другое на его.

Вот и вся свадьба.

Ибрагим сделал ее своей только на островах. Когда остались совсем одни. Впервые поцеловал. Жадно. Страстно. Наказывая за то представление. Наказывал за то, что посмела даже не раздеться (она и не собиралась), а просто не надеть белье под футболку.

Заметил и озверел.

Ей не обещали вечной любви. О ней вообще речь не шла. Но поклялись быть верным, и быть рядом.

Она же поклялась всегда принимать его таким, какой он есть. И никогда его не покидать.

Что ж, оба не сдержали клятв. Хоть и старались. И даже любовь на грани с одержимостью, стала взаимной со временем.

Иногда ей хотелось повернуть все вспять. Забыть. Никогда не любить. Жить по-другому. Но это невозможно, поэтому имеем то, что имеем.