Никтория Мазуровская - Не уходи. Останься

— Хорошо, понял. Но…

— Никаких «но», Шрайман. Все уже решили, менять что-то поздно. Иди спать.

На дворе ночь и Дима устала за этот день. Они рассмотрели кучу планов, еще больше разных планов развития ситуации они отмели, как совсем негодные и абсолютно невероятные.

Остановились на том, что будут ловить на живца, а дальше- по обстоятельствам.

И все бы хорошо. Но, может случиться так, что она окажется со своим отцом один на один. И у него рука не дрогнет, а вот у нее…

Везде все закрыто. Незамеченным подобраться к дому Шраймана было невозможно.

Охрана, камеры, датчики движения.

Он только от дороги успел пару шагов сделать, как пришлось возвращаться обратно. Успел засечь мужиков в машине. И это точно были не рядовые водилы, у которых тачка заглохла. Охрана, сторожевые псы. Ими хорошо просматривалась местность от шоссе.

Пришлось отъехать на пару километров, а потом бегом по пересеченной местности леса. Чудом не спалился.

Где-то в душе даже гордость была. За Диму. Она обеспечила круговую охрану, — не пройти, не проехать. Если брать дом Шраймана, — для этого нужна маленькая армия.

В любой защите можно найти лазейку, когда-то он сам объяснял «дочери» это. И сейчас был уверен, — его слов она не забыла. Поэтому, даже если пробраться через лес, дальше будет сложней. Напасть неожиданно будет невозможно.

А значит, козырей у него осталось совсем ничего.

Можно было бы взять старую оптику, и вперед. По паре пуль на каждого.

Но он почему-то упорно искал другие варианты, не хотел прибегать к последнему. Останавливало что-то.

Столько лет он ждал этого момента.

Столько лет он ненавидел и желал убить их всех. Искал их, выслеживал, думал, как свести всех в одном городе, в одном месте.

И вот, когда цель достигнута, не мог решиться на последний шаг.

На Шраймана плевать. Он с удовольствием посмотрит на рожу старого «друга», когда его дорогой сынок будет харкать кровью у него на глазах, а тот нихрена не сможет сделать.

Он столько лет наблюдал, как Дрозд заботится о своем сыне. Как ненавязчиво участвует в его жизни. Помогает делом и советом.

Мразь!

Ему до смерти хотелось увидеть лицо Дрозда, когда он будет ощущать поганое бессилие и агонию.

И он увидит. Впитает каждый миг его боли.

Жаль, что девчонку не удастся оставить в стороне. Слишком правильная. Сама в сторону не отойдет, значит, придётся и ее убрать.

Будь у него выбор, он бы не стал трогать «дочь». Пусть не родная, но где-то глубоко внутри он что-то чувствовал к ней. Может быть, поэтому и не смог тогда довести дело до конца, поручил другим.

Но теперь… Если бы она выбрала кого-то другого, а не Сургута, возможно он бы оставил ее в покое. А так…

Соседи помогли Марте сбежать. Взяли ей билеты, вещи собрали и готовы были увезти его детей.

Этого он простить никому не смог. Так что, участь Сургута решена давно. Он сдохнет последним, как и его брат.

Внутри уже давно нет ничего. Пусто.

Он понимал, что давно перестал быть человеком, который любил жену, детей, умел быть преданным и верным. Семье. Стране.

И этому факту был рад.

Нет никаких раздирающих эмоций, чувств. Нет вины. Сожалений. Боли. Даже ненависть, и та давно себя изжила.

У него был план. И он просто хотел ему следовать.

Завибрировал старенький черно-белый телефон. Сообщение от информатора.

«Завтра целый день в офисе, потом недельная командировка, едут только проверенные люди. Меня не берут. Действовать надо сейчас.»

Ну что ж, финальный аккорд прозвучал, пора на сцену.

***

Москва, Россия. Сейчас.

Каждую минуту, ожидая удара в спину, она сходила с ума.

Нервы на пределе. Силы на исходе.

Каждую секунду она ждала, что вот сейчас что-то случится, но вокруг стояла тишина.

Тишина перед огромной бурей.

Надо признать, что быть наживкой — это очень мерзкое ощущение.

Все понимали, что Шраймана в этой роли использовать нельзя, по той простой причине, что он постоять за себя в полной мере будет не в состоянии.

Поэтому, сейчас он находился в окружении только проверенных ею лично людей, и занимался работой в своем кабинете.

А вот Дима собиралась съездить в одно место и проверить как идет подготовка к «командировке».

«Командировка» — это план Б, на тот случай если сейчас ничего не выйдет, тогда Шрайману придётся исчезнуть, так же, как и ей. Исчезнуть так, чтобы ни одна собака не смогла найти, или просто даже попытаться это сделать.

Место мертвых — на кладбище, и именно там они все и останутся.

Новая жизнь, новая личность. И никаких контактов с прошлым. ЧП-шный вариант, но кто знает, может случиться так, что ничего другого и не останется.

Тем более — это Москва, здесь на каждом шагу происходят аварии со смертельным исходом.

Им пришлось пойти на крайности. Со всеми этими событиями они упустили из виду крота, того, кто помогал Зимину. Этот человек был, и близко. На чем его держали- не ясно, но это явно не просто денежный интерес, что-то еще.

Но пока Рома заново проверял всех и искал на чем и кого можно было поймать, Диме приходилось выполнять роль живой приманки.

С ней был только Василий. Она бы и Кимуру взяла, но в офисе оставался Шрайман и Ибрагим. Рисковать с таким раскладом глупо.

— Ты так и не рассказала куда босс уматывает, — Вася вел машину и кидал на нее любопытные взгляды.

— Летим к бриташкам, будет крупная сделка, он решил лично сопровождать груз. Ну и отдохнет, заодно Катерину выгуляет.

Василий на ее слова понятливо усмехнулся, а Дима замерла вся в один миг.

Внутреннее чутье завопило об опасности, тонкие иголки впились в кончики пальцев.

Дима отвернулась к окну, едва заметным движением ослабила ремень безопасности, которым была пристегнута. Пистолет или нож даже трогать не стала, а вот маячок еле успела врубить.

Боковым зрением заметила, как в бок с ее стороны мчится джип Grand Cherokee. Идет на таран, мразь.

Скрежет металла. Противный звук битого стекла. Их машина вильнула в сторону, зацепила обочину и перевернулась.

Димка хорошо приложилась головой. По лицу потекла кровь. Сердце стучало бешено.

Но внутри она была абсолютно спокойна. Как никогда.

Вот оно. Прямо сейчас она находится в той точке невозврата, когда обратно уже не повернёшь. Только вперед. И только от нее будет зависеть, что произойдет дальше.

Она не ощущала боли от повреждений, — спасибо колоссальному выбросу адреналина. На какой-то момент она даже оглохла.

Только смотрела как из чужой машины вышел человек.

Она не видела его всего, только ноги.

Но каждый шаг будто ей в душу впечатывался. Знакомая до боли поступь, манера чеканить шаги.

Дима зашевелилась, отстегнула ремень, свалилась на крышу машины. Боль прострелила правую ногу, ниже колена все начинало гореть. Но времени смотреть «что и как» не было. Пальцы шевелятся, и ладно, остальное она переживет.

Но больше ничего сделать не успела.

За спиной раздался щелчок, пистолет сняли с предохранителя. И голос, знакомый, но с абсолютно чужими нотками, приказал:

— Замри! Руки так, чтоб я их видел!

Вася приставил дуло пистолета к ее затылку.

— Рыпнешься, — и я спущу курок.

Второй человек уже был совсем рядом. Он что-то нес в руках. Где-то вдали послышался вой сирен.

По двери с ее стороны что-то сильно долбануло, и она начала открываться. Противный скрежет давил на нервы. Голос человека из прошлого спросил:

— Она ничего не глотала?

Ее взяли на мушку, но уже с другой стороны.

— Давай, Снегурка, выползай, и без глупостей.

Пришлось выполнять требования.

Медленно, сжимая зубы от боли, она поползла. Пара секунд, и она уже стоит коленями на асфальте. Глаза не поднимала, смотрела только вниз.

Руки заломили за спину, сдернули кольцо. Из ушей выдернули серьги.

Дима постаралась остаться безучастной и скрыть ехидную улыбку.

Внутри назревала буря. Ненависть, копившаяся годами, грозила вот-вот сорваться с поводка, похерить весь план к черту.

Во рту привкус крови, губа разбита.

Мужчина повторил свой вопрос, Вася по-видимому мотнул головой. Толкнул ее в спину, заставляя упасть лицом вниз.

Раздался приглушенный выстрел. Тихий свист. И сзади свалилась туша предателя.

— Спасибо, что помог!

Она не успела ничего спросить или сказать. В шею вонзилась игла, кожу обожгло, а сознание поплыло.

***

И нет ничего нового под Солнцем.

Дима медленно приходила в сознание. Сначала ощутила головную боль, — она расходилась волнами от виска и ниже. Что-то ей подсказывало, что башкой она приложилась основательно, и правая сторона лица немного немела, но стоило Димке пошевелиться, как все тело прострелило болью. А ногу особенно.

По закону жанра она видела в полутемной комнате сырость, голые стены и где-то подтекал кран или труба: звук падающих капель на пол неимоверно раздражал.

Свет от лампочки Ильича падал только на часть комнаты.

Дима сидела на стуле, руки заведены за спину и скованы наручниками. Что само по себе было плюсом, но радоваться пока очень и очень рано.

Она не знает где находится и сколько времени провела в отключке. А также, что за херню ей засандалили в шею.

Оружия при себе нет.

Все ножи лежали на столе, который стоял в трех метрах от нее. Добраться до них возможности нет. Пока что. Пистолет лежал там же, как и запасная обойма.

Свет в помещение не попадал. Никаких посторонних звуков не проходило. Ни шума машин, ни каких-либо других, кроме падающих, мать их так, капель воды.

В комнату вела только одна дверь. Металлическая, на вид довольно ржавая.

Дима бы не удивилась, если бы узнала, что это какой-то полуразрушенный завод недалеко от города, или, даже и в самом городе, но на окраине.

Почему именно завод?

Ну, может, и не он, может, станция водоснабжения какая, или что-то такое. Но промышленное.

По стенам шли трубы диаметром в тридцать сантиметров, и их было много. Бетонные стены, никаких окон. Но по мере прояснения сознания Дима начала, кроме стука водяных капель, различать и еще кое-что. Гудение. Все же что-то где-то работало.

Дима оставила обстановку в покое и начала прислушиваться к себе.

Ноги у нее были не связаны, но правая была сломана в области голеностопа. Опухла, занемела, и периодически простреливала резкой оглушающей болью, стоило ей пошевелить пальцами.

Руки плохо слушались, занемели. Значит, в таком положении она сидит достаточно долго, полтора часа точно.

Металлические браслеты впивались в кожу, но спасибо прошлому опыту и пыткам, — часть пальцев чувствительность потеряли давно, но она сносно научилась ими управлять и без нужной сенсорики.

Беспокоила голова. В висках стучало болью и пульсом. Перед глазами все немного плыло, а правый глаз видел плохо. Впадать в панику из-за возможной слепоты Дима не стала. Но гематома, похоже, расползлась на пол лица.

А значит, времени прошло не полтора часа, а как минимум два.

Хорошо. Это хорошо.

Никаких лишних эмоций в себе не ощущала. Не было страха. Только желание покончить со всем этим поскорей.

Она запретила себе думать о тех, кто там остался.

Не могла представить, что ощущает ее муж, второй раз оказавшись в ситуации, когда от него ничего не зависит.

Боялась за Романа и его психику. Его план. И если что-то пойдет не так, он будет винить себя и только себя.

Два человека, которые были важны больше всего.

Ради них ей сейчас нужно забыть обо всех чувствах и довести дело до конца. Если не самой, то дотянуть, пока не придет помощь.

Они сняли с нее украшения. Убедились, что ничего не глотала. Уверена, что и телефон выбросили. А рюкзак, захваченный из дома, так и остался в покореженной машине.

Но… старые добрые маячки в зубах: технология старая, времен железного занавеса. И нестандартные частоты, чтобы засечь. Правда, тут слишком много бетона, может и не пробиться сигнал.

Тогда будут отслеживать маячок на ее пистолете.

Ромашка — гений!

Открывается дверь, со скрипом. Медленно, как в кино. Входит мужчина. Голова вся седая, глаза серые, тусклые. Морщины на лице. Губы тонкие, и сжаты в упрямую линию. Взгляд суровый, пустой, ничего не выражающий.