— Я прекрасно понимаю, какие трудности нас ожидают. — Дитер подошел к бару.

Граф удивленно посмотрел на него:

— А при чем здесь вы? Какие трудности могут возникнуть у вас?

Майор улыбнулся.

— У меня есть мать, граф, и я сильно сомневаюсь, что она хочет иметь невесткой француженку.

— О да, конечно, — смутился граф. Ему и в голову не приходило, что у немецких офицеров могут быть матери. И уж тем более то, о чем эти матери думают.

— Но прошу вас, не волнуйтесь. Все это вопрос времени. Что будете пить? Коньяк? Виски?

— Коньяк, пожалуйста. — Графу и впрямь захотелось выпить. Ожидая майора, он собирался сказать ему лишь несколько слов и уж точно не предполагал говорить о его матери. Слава Богу, что удержался от вопроса, хорошие ли отношения у майора с матерью. Граф помотал головой, понимая, что он очень устал и здорово состарился за последние несколько месяцев.

— Я должен поинтересоваться вашими планами на будущее. — Анри попытался вернуть разговор в надлежащее русло.

— Разумеется. — Дитеру нравилось, что граф с таким достоинством держится в этой необычной ситуации. Наливая коньяк, он подумал, что для него не составит труда подружиться с будущим тестем. — Прежде всего позвольте сказать вам, граф де Вальми, что я очень люблю Лизетт.

Граф онемел от изумления. Он уже давно догадался, что майор человек скрытный и немногословный, поэтому никак не ожидал от него подобного признания.

— Все это произошло помимо моей воли, — продолжал Дитер. — Я просто встретил Лизетт и влюбился, хотя и старался подавить в себе это чувство.

Он посмотрел графу в глаза. Анри опустился в кожаное кресло. От него не укрылась ни страсть в голосе майора, ни искренность его взгляда. Видимо, он действительно любит Лизетт.

— Если бы только… — беспомощно пробормотал граф, — если бы только вы не были немцем.

Дитер поставил свой бокал на стол.

— Да, я немец, граф де Вальми, и горжусь этим. Надеюсь, рас немного успокоит, что я не нацист и никогда не был нацистом.

Анри тяжело поднялся с кресла.

— Тогда я не завидую той моральной дилемме, которая стоит перед вами, — тихо промолвил он. — Спокойной ночи, майор Мейер.

Проводив графа взглядом, Дитер снова наполнил свой бокал коньяком. Он решил эту моральную дилемму, вступив в заговор против Гитлера. Но Анри де Вальми прав: ему сейчас не позавидуешь. Напряженное ожидание вестей из Берлина становилось просто невыносимым.

* * *

— И что намерен предпринять полковник фон Штауфенберг? — спросила Лизетт, когда они с Дитером сидели у камина и слушали сообщения после сводок новостей Би-би-си, что делали теперь каждый вечер вместе.

— Как штабной офицер генерала Ольбрихта, фон Штауфенберг имеет доступ на совещания, которые проводит Гитлер. Он тайком пронесет туда бомбу, спрятанную в портфеле.

— Но когда? Почему он тянет? — Лизетт положила голову на грудь Дитера.

— Не так-то это просто. Гитлер патологически подозрителен, не доверяет никому, даже ближайшему окружению. Постоянно меняет свой распорядок дня, уходит с совещаний раньше либо вообще не появляется. Но рано или поздно возможность представится, и фон Штауфенберг воспользуется ею.

— Господи, хоть бы это произошло поскорее! — прошептала Лизетт. — До высадки союзников, иначе будут убиты и покалечены тысячи людей.

Дитер нахмурился. Да, это должно произойти скоро. Каждый день, каждый час он ожидал новость о том, что фон Штауфенберг подложил мину и заговор увенчался успехом. После этого Дитеру предстояло немедленно встретиться с Роммелем и сопровождать его в Берлин. В течение последующих трех часов связь ставки Гитлера с внешним миром будет нарушена.

Сводка новостей закончилась, и диктор стал передавать шифрованные сообщения для групп Сопротивления по всей Европе: «Троянская война не начнется», «Завтра меласса обгонит коньяк», «У Джона длинные усы». В длинном списке сообщений отсутствовала цитата из стихотворения Поля Верлена «Осенняя песня». Когда диктор закончил, Лизетт с облегчением вздохнула и обхватила руками колени. Поскольку в самое ближайшее время готовилось свержение Гитлера, высадка союзников казалась ей необязательной, напрасной тратой человеческих жизней. Сначала должны поступить новости из Берлина.

— Как ты думаешь, сколько у нас еще времени? — спросила она Дитера.

Он покачал головой, и его светлые волосы заблестели в свете огня.

— Не знаю. Весь май стояла благоприятная для высадки погода, а сейчас долговременный прогноз ухудшился. Возможно, до высадки пройдет еще месяц.

— А к этому времени фон Штауфенберг использует свой шанс?

— Да. — Дитер чувствовал себя изолированным, отрезанным от соратников по заговору. Штюльпнагель находился в Париже, Штрелин — в Штутгарте. Дитер хотел бы поговорить с кем-то и убедиться в том, что план заговора продолжает осуществляться. — Возможно, на эти выходные поеду в Париж. — Он прищурился, глядя на огонь. — Мне надо поговорить со Штюльпнагелем. — Дитер обнял Лизетт. — Заодно сделаю кое-какие приготовления к свадьбе. И тебе не следует дольше тянуть, пора все рассказать матери.

— Но папа просил меня ни о чем ей не рассказывать. И я ему пообещала молчать.

— Ладно, это не имеет значения. — Дитер напрягся, когда его ладонь скользнула по все еще плоскому животу Лизетт. — Все равно на свадьбе будем только мы с тобой. И наш ребенок…

Он прижался к губам Лизетт, сначала ласково, потом со все нарастающей страстью. Затрепетав от удовольствия, Лизетт обняла Дитера за шею. Он не могла думать о том, что произойдет с Дитером, если покушение на Гитлера закончится неудачей или если заговор будет раскрыт. Сейчас, забыв обо всем, Лизетт испытывала лишь радость от ощущения его тела, сильных рук, тепла губ на своих волосах и коже. Принадлежа Дитеру, Лизетт получала сокровища, которые, как она знала, навсегда сохранятся в ее сердце.

* * *

Дитер отправился в Париж в сырое и туманное утро. Лизетт поднялась рано и вышла в голубом атласном халате, привезенном матерью из ее последней поездки в Париж, попрощаться с ним. Когда они остались в кабинете одни, Дитер поцеловал Лизетт и внимательно посмотрел на нее, как бы стараясь запомнить каждую черточку.

— Береги себя, дорогая. Я вернусь через три дня, максимум через четыре.

Когда он направился к машине, Лизетт охватило такое ужасное ощущение потери и надвигающейся беды, что она бросилась за ним и обхватила за шею, не обращая внимания на наблюдавшего за ними шофера.

— Будь осторожен. — Лизетт крепко обняла Дитера. — Умоляю, будь осторожен.

Он осторожно высвободился.

— Не беспокойся. Я обязательно вернусь. Даю тебе слово.

Дитер сел в машину, а Лизетт, стоя на гравийной дорожке, наблюдала, как «хорх» свернул направо и скрылся из виду. Она поежилась от сырости. Наступил первый день июня, но Лизетт казалось, что до лета еще очень далеко.

* * *

Тем же вечером она слушала сводки новостей Би-би-си и следовавшие за ними сообщения.

— Сабина просто не в духе и ревнует, — произнес четкий, беспристрастный голос из Лондона. И затем: — Издалека льется тоска скрипки осенней.

Лизетт замерла, а сердце ее неистово забилось. И снова:

— Издалека льется тоска скрипки осенней. — И далее: — Дети скучают по воскресеньям. Дети скучают по воскресеньям.

Она едва дышала. Дитер в Париже, а высадка союзных войск в Европе неизбежна.

Глава 9

Ошеломленная сообщением, Лизетт выбежала из комнаты и поспешила в кабинет отца.

Граф мрачно рассматривал лежавшую на столе крупномасштабную карту Франции. В руке он держал бокал с кальвадосом.

— Началось, папа! — задыхаясь, вскричала Лизетт. — Передали сообщение для групп Сопротивления о скорой высадке!

Граф удивленно посмотрел на дочь:

— Какое сообщение? Ничего не понимаю.

Лизетт стремительно подошла к нему.

— Дитер рассказал мне о том, что Лондон должен передать накануне высадки определенное сообщение. Оно состоит из двух частей. Первую передали по радио несколько минут назад.

Граф поднялся.

— Ты слушаешь Би-би-си? — удивился он. — Здесь? В Вальми?

Лизетт кивнула:

— Да, папа, мы с Дитером вместе каждый вечер слушали Би-би-си.

Анри провел ладонью по лицу. За владение радиоприемником отправляли в концентрационный лагерь, а то и казнили по обвинению в шпионаже. Лизетт же не только слушала запрещенные радиопередачи, но делала это вместе с немецким офицером!

— Когда же начнется высадка? — осведомился граф, стараясь привести в порядок свои мысли. — И еще важнее — где?

— Не знаю, папа. Но это сообщение — сигнал для групп Сопротивления к началу взрывов и засад на дорогах, ведущих к побережью. Дитер убежден, что высадка произойдет здесь, в Нормандии. Папа, тебе надо увезти маму в Баллеру.

— Мы все должны отправиться в Баллеру. — Голос графа дрогнул от волнения. — Эта высадка станет крупнейшей битвой в истории Франции! — Он схватил дочь за руку. — Лизетт, даже не верится! После стольких лет ожидания и надежд! Франция обретет свободу!

Лизетт обняла отца.

— Вы должны уехать утром. Дитер оставил документы, которые обеспечат вам беспрепятственный проезд по дорогам. На пропускных пунктах неприятностей у вас не будет.

— У нас не будет, — поправил граф.

Лизетт отстранилась от отца и покачала головой:

— Нет, папа, я не поеду с вами. Дождусь в Вальми возвращения Дитера.

— Ты не можешь остаться здесь одна, — возразил граф. — Это неразумно! Надо ехать всем вместе либо не ехать никому.

Лизетт устремила на отца твердый взгляд.

— Нет, папа, — решительно повторила она. — Я не уеду из Вальми, не попрощавшись с Дитером. И не проси меня об этом. Я останусь здесь до его возвращения, а потом сама доберусь до Баллеру.

— Но твоя мать ни за что не пойдет на это, — возразил граф. — Если высадка начнется до твоего отъезда, ты окажешься в центре боевых действий.

— Не рассказывай маме об этом сообщении. Просто убеди ее поехать в Баллеру, в гости, и отправиться рано утром, чтобы не попасть в пробку военных машин, следующих к побережью.

Граф поник, поняв, что спорить с дочерью бесполезно.

— Нам надо попытаться связаться с кем-то, чтобы передать сообщение? — спросил он, смирившись.

Лизетт покачала головой:

— Нет. Те, кому оно предназначено, сами получили его и будут действовать по плану. Неделю назад Дитер приказал эвакуировать население Сент-Мари-де-Пон. Так что нам остается только ждать.

У графа защемило сердце. Он понимал, что дочь думает о Дитере. В ходе предстоящего сражения, как выяснилось, уже неизбежного, мог погибнуть ее любимый. Анри вздохнул. До чего же все осложнилось!

— Пойду поговорю с твоей матерью и с Мари. — Он и не подозревал о том, какое облегчение доставляет своим решением дочери. — Господи, помоги, чтобы эта битва стала последней.

Лизетт взглянула на карту Франции.

— Очень надеюсь на это. Всем сердцем надеюсь, папа.

* * *

В эту ночь Лизетт почти не спала. В два часа она услышала уже знакомые ей отдаленные разрывы бомб, падающих на Шербур. Оцепенев, девушка ждала начала высадки, гула самолетов над Ла-Маншем. Но ничего не произошло. Самолеты отбомбились и вернулись в Англию, провожаемые стрельбой зениток.

Родители и Мари уехали в семь утра. Лизетт ожидала, что лейтенант Гальдер и его солдаты предпримут какие-то действия, готовясь к высадке союзников, однако во дворе замка не было никакой суеты. Если ночью немцев и проинформировали о предстоящей высадке, то они не выказывали осведомленности.

— Анри, я уверена, мне незачем ехать с вами, — сказала графиня, когда граф усаживал Мари и ставил большую корзину с яйцами на заднее сиденье старенького «ситроена».

— И все же, дорогая, ты поедешь с нами, — твердо заявил граф, удовлетворенный тем, что сохраняет власть хоть над одной женщиной из своей семьи. — Люди предложили нам приют, и мы просто обязаны поблагодарить их за это.

— Но Лизетт целыми днями будет одна.

— До свидания, мама. — Лизетт распахнула переднюю дверцу «ситроена» и поцеловала мать. — За меня не волнуйся, все будет в порядке.

Граф захлопнул заднюю дверцу машины и с болью посмотрел на дочь.

— Лизетт… прошу тебя, поедем с нами.

— Нет, папа, — твердо возразила Лизетт. — Здесь со мной ничего не случится. И очень скоро мы будем вместе, обещаю.

Графиня опустила стекло в машине и с любопытством взглянула на дочь. Чтобы не возбуждать подозрений матери, Лизетт ослепительно улыбнулась, отошла от машины и помахала рукой.

— До свидания, папа… мама. До свидания, Мари.

Граф вздохнул и завел двигатель. Дочь приняла решение, и ничто на свете не заставит ее изменить его. Хорошо, что Элоиза согласилась уехать из Вальми, а Лизетт, возможно, вскоре присоединится к ним.