— Почему? Из-за этого? — Откинув простыню, Грег указал на трубки капельницы и повязки.

— Простите, миссис Диринг. — Медсестра быстро подошла к кровати. — Если мистер Диринг будет волноваться, мне придется попросить вас уйти.

— А миссис Диринг и так уходит, — заявил Грег, безжалостно посмотрев на Лизетт.

И она ушла. Следующие несколько дней Лизетт провела на жестком стуле возле дверей палаты. Туда заходили мать и отец Грега, Крисси, Ник. Их удивленные взгляды причиняли ей боль, но она не пыталась ничего объяснить им.

— Не хочет ли муж увидеть меня? — постоянно спрашивала Лизетт медсестер, но каждый раз получала отрицательный ответ.

Хирург, оперировавший Грега, разговаривал с Лизетт более часа, показывал рентгеновские снимки, объяснял характер повреждения позвоночника. Нервы тоже повреждены, но восстановятся. Вероятно, Грег снова будет ходить, хотя пока лечение не принесло ощутимых результатов. Выписавшись из больницы, Грег будет в инвалидной коляске. Курс физиотерапии займет несколько месяцев, а может, и лет.

Ник регулярно навещал Грега, который потребовал, чтобы ему приносили деловые бумаги и корреспонденцию.

— Он не говорил вам, что намерен делать с агентством? — спросила как-то Лизетт, когда Ник вышел из палаты с пачкой документов.

Ник покраснел. Его очень смущало то, что Лизетт постоянно сидит в коридоре, ожидая, пока муж согласится увидеть ее. Одному Богу известно, что произошло между ними. Никто ничего не знал — ни родные Грега, ни медперсонал. Но что бы ни произошло, Ник был уверен: подобная ситуация не способствует выздоровлению Грега.

— По его словам, миссис Диринг, никаких перемен не будет. Он решил продолжать руководить агентством.

— Спасибо, Ник.

Под глазами Лизетт залегли синие круги, бледная кожа казалась прозрачной. Ник подумал: «Сколько же времени она по-настоящему не спала и не ела?»

— Миссис Диринг… — Ник замялся, — я знаю, это не мое дело… но, что бы ни произошло между вами и мистером Дирингом… мне очень жаль.

— Спасибо, Ник, — повторила Лизетт так печально, что у Ника заныло сердце. Выходя из больницы, он размышлял о том, насколько правдивы слухи о том, что у Грега есть женщина в Нью-Йорке и шеф намерен развестись с женой. Если так, очень жаль — они прекрасная пара.

Лизетт подошла к двери палаты и замерла в нерешительности. Она не упрекала Грега за то, что он не желал видеть ее. Грег считал Лизетт неверной женой и не поверил бы, если бы она сказала, что Люк взял ее силой. Лизетт закрыла глаза. Господи, сколько же несчастий она причинила тем, кого любила, да и себе тоже! Собравшись с духом, Лизетт открыла дверь и вошла в палату.

— Нам не о чем говорить, — бросил Грег, увидев ее.

— Но мне необходимо кое-что сказать тебе, дорогой, — промолвила Лизетт. Грега поразили страдание в ее голосе и огромные синие круги под глазами. — Я люблю тебя и хочу быть рядом с тобой. Хочу остаться частью твоей жизни.

Грег неоднократно прокручивал в уме то, что скажет ей. Она обманула и предала его, совершила худшее из предательств. Заставила поверить в то, что ребенок другого мужчины — его сын. Много лет, наверное, состояла в связи с настоящим отцом Доминика. Грег поморщился, как от физической боли, вспомнив их отпуск в Вальми и те моменты, когда видел ее с Люком. Тогда он не сомневался в верности Лизетт. Наверное, они уже были любовниками; скорее всего их связь возобновилась, когда Люк вернулся с войны, то есть за несколько недель до рождения Доминика.

Грег часами лежал без сна, сжимая в кулак пальцы покалеченной руки. Как же она могла спокойно наблюдать за играми Доминика и Мелани, как могла согласиться на приезд Мелани в Америку? Это было за пределами его понимания.

Думал Грег и о Доминике, которого любил и считал своим сыном. Он предполагал, что теперь его отношение к Доминику изменится, однако, узнав правду, не стал любить сына меньше. В конце концов, в самом широком смысле он и есть его настоящий отец. К нему Доминик приходил за советом, у него искал понимания.

Если сказать Лизетт, что ему известна правда, уже ничто не помешает ей уехать в Лондон к Люку и забрать с собой Доминика. В таком случае Грега лишат ребенка, которым он так дорожит и считает своим сыном.

Лизетт стояла в ногах кровати, черное шерстяное платье облегало ее высокие, крепкие груди и округлые бедра. Нет, Грег не представлял себе, что в его жизни больше не будет Лизетт. С волосами, собранными в узел, она казалась особенно красивой, а ее аметистовые глаза — особенно глубокими. Это лицо постоянно всплывало в его памяти, пока он сражался во Франции и в Германии. И Грег знал, что никогда не сможет забыть его. Грег с отчаянием понял, что по-прежнему любит ее. А она, чувствуя свою вину, уверяет, что хочет остаться его женой, что ее роман с Люком закончен.

И Грег не сказал ни слова из того, что заготовил и отрепетировал.

— Сядь. Ты плохо выглядишь, — бросил он.

Заметив, что в глазах Лизетт вспыхнула надежда, Грег подумал, не ошибается ли в мотивах ее поступков.

— Доктор рассказал мне про твои ноги, дорогой, — взволнованно проговорила Лизетт. — Мне жаль, очень жаль!

Грег понимал, что Лизетт считает себя виновной в его сердечном приступе, в последовавшей за этим катастрофе, в полученных им травмах. И не любовь, а чувство вины заставляет ее оставаться с ним… Долг не позволяет поступить иначе. В этом Грег ничуть не сомневался. Но если он отвергнет ее, что тогда? Разразится настоящая битва за право опеки над детьми. И возможно, Грег потеряет не только Доминика, но и Люси. И не останется ни малейшей надежды вновь обрести то счастье, которое они когда-то испытывали все вместе. Грег нахмурился. Ему этого не вынести. А значит, ради Доминика, ради Люси он сохранит этот странный и запутанный брак.

Глава 24

Выписавшись из больницы, Грег уехал в Мексику чтобы продолжить лечение, один, без Лизетт. Не осталось никакой надежды на то, что они вернутся к тем отношениям, которые соединили их во время визита Мелани. Грег считал, что Лизетт любит и всегда любила Люка. А в жалости он не нуждался.

Пока Грег находился в Мексике, Лизетт потеряла ребенка, зачатого в те незабываемые недели. Грег понимал, какое это для нее горе, однако она замкнулась и не желала ни говорить об этом, ни слушать утешения.

В мае Лизетт получила письмо от отца. Он сообщал, что Люк решил развестись с Анабел, оставить Лондон и купить ферму в окрестностях Байе. Грег, зная, о чем это письмо, наблюдал, как Лизетт читала его.

Всем уже было известно, что компании «Джонсон-Матти» нужен новый председатель совета директоров. В рекламных кругах моментально распространились слухи о том, что Люк Брендон не только уходит из «Джонсон-Матти», но и вообще бросает бизнес, оставляет жену и дочь и уезжает на ферму, купленную в Нормандии. Говорили, будто Люк стал отшельником после смерти какой-то девушки, которую очень любил.

Грег посмотрел на Лизетт, когда она, прочитав письмо, убрала его в ящик стола. Лизетт ничем не выдала своих чувств, и Грег не сомневался, что она, сдержав слово, порвала все отношения с Люком.

— Что пишет отец? — поинтересовался Грег, подъехав на коляске к Лизетт.

Она небрежно пожала плечами, стараясь не встречаться с ним взглядом.

— В этом году мама не приедет в Вальми. В июне они проведут вместе две недели в Ницце, потом мама вернется в Париж, а папа и его сиделка — в Вальми.

— А что еще?

После едва заметной паузы Лизетт оживленно добавила:

— Мадам Бриде по-прежнему страдает от артрита, а мадам Шамо уехала в Тулузу навестить дочь. Жизнь в Сент-Мари-де-Пон протекает как обычно.

Грег стиснул зубы. Какой-то дьявол, сидевший в нем, нашептывал, что он должен услышать из уст Лизетт имя Люка, увидеть выражение ее глаз, когда она произнесет его. Ревность охватила Грега. Он смирился со своей инвалидностью, смирился с тем, что Доминик — не его сын. Однако никак не мог смириться с тем, что Лизетт любит другого.

— Утром я улетаю в Вашингтон. — Грег развернул коляску. — Хочу сам оформить сделку с «Юнайтед мотелз».

— Мне поехать с тобой, дорогой? — спросила Лизетт, заранее зная ответ.

— Нет. Я буду очень много работать, на тебя времени не останется.

— А твоя секретарша поедет с тобой? — равнодушно осведомилась Лизетт.

Грег обернулся и внимательно посмотрел на Лизетт.

— Да, она всегда сопровождает меня в поездках. — И он выехал из комнаты.

Хотя после несчастного случая Грег не выражал сексуальных желаний, Лизетт понимала, что причиной тому не инвалидность. Грег мог заниматься любовью и был по-прежнему очень привлекателен. Вернувшись из Мексики, он решил, что инвалидная коляска не должна нарушать его привычную жизнь. И здорово преуспел в этом.

Каждый день Грег усиленно занимался физическими упражнениями и сам водил машину, в багажнике которой помещалась инвалидная коляска. Он продолжал летать в Вашингтон, Нью-Йорк, Хьюстон, Акапулько, посещал званые обеды и банкеты, премьеры кинофильмов. Те, кто не видел Грега после несчастного случая, опасались, что при встрече с ним будут испытывать сочувствие и жалость. Однако забывали о жалости, как только перед ними появлялся этот сильный и обаятельный мужчина.

Секретаршу Грега — блондинку, шведку по происхождению — Лизетт видела всего несколько раз, да и то случайно. Но она сразу поняла, что девушка влюблена в Грега. Поднимаясь из-за стола, Лизетт с болью подумала о том, спит ли Грег со своей секретаршей и продолжает ли во время своих частых поездок в Нью-Йорк встречаться с той женщиной, в любовной связи с которой сам признался.

Проходили недели, месяцы, а отношение Грега к Лизетт не менялось, и это приводило ее в отчаяние. Многие мужчины были бы счастливы утешить Лизетт, но она не желала заводить любовные связи. Ей нужен был только Грег и его любовь.

Лизетт вышла под теплые лучи утреннего солнца. Вскоре ей исполнится тридцать. Дитеру сейчас было бы сорок четыре. Он любил и понимал Лизетт, между ними не стояла ложь, и сегодня, во дворе ее дома в Сан-Франциско, боль потери была так же свежа, как в то утро, когда Дитер умер.

— Что мне делать? — прошептала Лизетт. — Дитер, любовь моя, что же мне делать?

* * *

— Почему Мел не приедет к нам на Пасху? — спросил Доминик, когда Лизетт вечером пришла к нему в комнату проверить, как он выполнил домашнее задание.

Он убавил громкость магнитофона, приглушив хрипловатый голос молодого певца.

— Кто это поет? — спросила Лизетт, размышляя, как бы смягчить разочарование, ожидающее сына.

Доминик пожал плечами.

— Какой-то Пресли. — Он достал из школьного портфеля голубой конверт авиапочты. — Мел пишет, что ей придется на три недели уехать к бабушке, поскольку ее мама отправилась с друзьями в Италию. А бабушка считает Мел слишком суматошной и надоедливой. Мел спрашивает, можно ли ей приехать к нам на летние каникулы.

Лизетт обняла сына.

— Дорога очень длинная, дорогой. И потом, возможно, у мамы Мелани другие планы.

— Так надо спросить у нее. Ну пожалуйста, мама!

Лизетт подумала о том, согласится ли Грег, чтобы Мелани снова жила с ними под одной крышей. Девочка ему очень нравилась, и он слишком великодушный человек, чтобы вымещать обиду на ребенке, как бы ни относился к ее отцу.

Разговор состоялся вечером того дня, когда Грег вернулся из Вашингтона.

—…и Доминик мечтает, чтобы Мелани приехала к нам на летние каникулы. Им очень хорошо вдвоем, и если Анабел согласится…

— Дочь Брендона — у нас?! — воскликнул ошеломленный Грег. — Она же Доминику с… — Он оборвал себя на полуслове. — После всего, что произошло? Боже мой, ты, должно быть, рехнулась!

Лизетт, писавшая письмо отцу, подняла голову, и кровь отхлынула от ее лица, когда она увидела, в какой ярости Грег. Глаза его горели, как раскаленные угли, треугольник вокруг рта побелел.

— Прости, — пробормотала Лизетт, испугавшись, что у Грега случится новый сердечный приступ. — Я больше никогда не заговорю об этом… Грег, прошу тебя… — Она быстро поднялась, но Грег развернул коляску и, не оглянувшись, выехал из комнаты.

* * *

Через неделю Лизетт получила короткое, отпечатанное на машинке письмо от Анабел. Та сообщала, что обнаружила письма Доминика к Мелани. Сама она запретила дочери продолжать переписку и просила Лизетт поступить так же с Домиником. Люк жил в Нормандии, что формально и послужило причиной. Однако он сказал Анабел, что никогда не любил ее, а любит и всегда любил только Лизетт. Признался в их любовной связи. Поэтому Анабел считала, что дети не должны больше общаться. Предательство Люка положило конец их дружбе.

Доминик не понимал этого.

— Но почему мне нельзя переписываться с Мел? — удивился он. — И почему тетя Анабел запретила Мел писать мне?

— Потому что тетя Анабел и дядя Люк больше не живут вместе. — Лизетт ненавидела себя за то, что стала источником неприятностей для сына. Люка же она презирала за его признания, в которых не было необходимости.