Вдовствующая виконтесса ободряюще пожала ей руку.

— Возможно, — сказала она, — Ванессе и Эллиоту следовало бы взять тебя с собой. Но ведь они не будут сидеть там весь сезон, правда? Они скоро вернутся.

— Они хотели, чтобы я осталась здесь, — промокая слезы платком, проговорила Кэтрин. — Они хотели, чтобы я развлекалась. И я, естественно, этим занимаюсь.

— Вот и правильно, — ласково сказала виконтесса. — Воксхолл так же прекрасен, как всегда?

— Даже еще прекраснее, мэм.

Тоска Кэтрин по сестрам и брату напоминала ноющую боль. Однако она была рада, что они уехали из города. Что бы она сказала им сегодня? Как бы она удержалась оттого, чтобы не выболтать им все отвратительные подробности? Ей нужно время, чтобы прийти в себя.

Бессмысленно было расспрашивать ее, о чем она думала. Она вообще не думала.

Мысленно она называла это состояние любовью.

Она считала, что в ней горит возвышенная, страстная любовь к дерзкому, опасному мужчине.

Какая же это была глупость! Как все это… унизительно!

Она бы позволила ему…

Нет, не позволила бы. Она готова была в любой момент остановить его. Она бы так и сделала до того, как стало бы слишком поздно.

Нет, ничего бы она не сделала.

Потому что и так было слишком поздно.

Ей следует поблагодарить его за то, что сегодня она не проснулась падшей женщиной, что ее жизнь еще не разрушена безвозвратно.

Все было просчитано. Он хладнокровно и целеустремленно соблазнял ее. Он добился того, чтобы прийти на вечеринку в Воксхолл, затем заморочил ей голову и увел от остальных, заманив на пустынную аллею, а потом и в заросли. Он все спланировал.

И остановился лишь потому, что такое легкое испытание ему стало неинтересным.

В одном из джентльменских клубов в книге записано пари. И обозначено ее имя. И это имя передается из уст в уста среди джентльменов высшего света. Возможно, сегодня он их всех повеселит, рассказывая о случившемся.

Пока Кэтрин пила чай с хозяйкой дома, в ее голове билась только одна мысль. Скорее домой, желательно в Трокбридж. Назад к прежней жизни, чистой и счастливой. Ей хотелось вернуться в деревню и выйти замуж за Тома Хаббарда. Он столько раз делал ей предложение, что она уже сбилась со счета. Нет, лучше в Уоррен-Холл. К Мег и Стивену. Это в Хэмпшире, далеко от Лондона.

— В течение следующих полутора недель у нас не будет ни одной свободной минутки, — тем временем говорила вдовствующая виконтесса. — Это замечательно, правда? Вокруг вас с Сесилией будут толпиться воздыхатели, где бы вы ни появились. Не исключено, что нам улыбнется счастье, и вы обе обручитесь еще до конца сезона и еще до осени сыграете свадьбы. Кэтрин, ты обратила внимание на какого-нибудь джентльмена?

Кэтрин с громким стуком поставила чашку на блюдце и заморгала, пытаясь прогнать слезы.

— Я хочу домой, — сказала она.

Она не могла вынести мысли, что придется снова увидеться с лордом Монфором, едва она шагнет за порог дома. Она не вынесет новой встречи.

Ни сейчас, ни потом.

— Ах, бедняжка! — всполошилась вдовствующая виконтесса и, пересев к Кэтрин, обняла за ее плечи. — Конечно же, ты хочешь домой. Я все время чувствовала это, но не догадывалась, как сильно ты скучаешь по дому.

Как Кэтрин ни старалась, ей не удалось сдержать слезы. Рыдания так и рвались наружу.

Однако она зря беспокоилась. Лорд Монфор не появился с визитом. Он также не появился ни на одном концерте, на которых решилась побывать Кэтрин.

Она вообще больше с ним не виделась целых три года.


Признание Джаспера в полном и сокрушительном поражении на следующее утро после вечеринки в Воксхолле было встречено изумлением, причем настолько сильным, что джентльмены, которым повезло лично узнать об этом из уст самого лорда Монфора, на какое-то время даже лишились дара речи. Однако вскоре гробовое молчание уступило место восторженным возгласам тех, кто ставил против него, веселому хохоту, соболезнованиям, едким шуткам и ехидным комментариям.

Серая деревенская мышка нанесла поражение самому успешному соблазнителю Лондона и, сумев с первого мгновения разгадать его замысел, в буквальном смысле увела его в глубь Воксхолла не для того, чтобы с готовностью и страстью отдать ему свою девственность, а чтобы с суровым видом прочитать гневную нотацию, которая и вынудила его прийти к выводу, что за оставшееся до конца пари время он все равно ничего не добьется.

Образ побежденного Монти, понуро выслушивающего отповедь деревенской амазонки, был слишком притягателен, поэтому в течение ближайших дней эта тема была главной в мужских разговорах. Мисс Кэтрин Хакстебл превозносили до небес, о ней отзывались с высочайшим уважением. С десяток джентльменов объявили, что уже влюблены в нее. Двое объявили себя ее верными рабами. Один пообещал сделать ей предложение еще до окончания сезона.

Даже после того как первые восторги улеглись, Джаспера все равно встречали градом мудрых советов и потоком насмешливого сочувствия.

— Тебе, Монти, не надо беспокоиться из-за седины. Не исключено, что ты уже никогда не дойдешь до финального этапа.

— Обязательно дойдет. Но ему придется научиться лучше концентрироваться, чтобы добраться до него.

— И закончить его, пока все стоит.

— Чему тебе, Монти, надо обязательно научиться, так это отслеживать серых мышек за милю и бежать от них со скоростью ветра.

— К сожалению, после того как человек отпраздновал свое двадцатипятилетие, зрение начинает слабеть.

— И ноги тоже. И другие части тела.

— Не бери в голову, Монти. Всегда можно сделать карьеру в церкви.

— И в монастыре.

— Все лондонские куртизанки погрузятся в коллективный траур, старина. Хотя допускаю, что они давно готовились к этому, узнав, что приближается твой день рождения.

— На свой выигрыш я теперь смогу купить пару сапог в «Хоби». Если хочешь, Монти, можешь одолжить их у меня на тот случай, если боишься, что серая мышка набросится на тебя.

— Слушай, Монти, как далеко ты с ней зашел? Проклятие, я разочарован своим выигрышем! В чью доблесть можно верить теперь, когда мы утратили веру в тебя? Это конец эпохи, черт побери!

Джаспер воспринимал все это с добродушным юмором.

— Я абсолютно никуда не зашел, — со скорбным вздохом проговорил он. — Я даже не добрался до пожатия руки, или прикосновения, или поцелуя — даже в щеку не чмокнул. Она взяла меня за руку, это правда, но только чтобы увести меня с главной аллеи и в уединении прочитать мне мораль, причем такую, какую мне читали в глубоком детстве, когда я пешком под стол ходил. У меня уже через минуту запылали уши. И до сих пор горят. Все это было очень-очень неприятно. Настолько, что я решил уползти в деревню, чтобы зализать раны и пересмотреть свою технику соблазнения. Только не думайте, что мне конец. Я вернусь примерно через годик, как птица феникс, обновленным и улучшенным. Это торжественное обещание. Честь джентльмена и прочее.

Обещание было встречено ироническим хохотом некоторых и одобрительными возгласами большинства.

Однако Джаспер не шутил по поводу отъезда. Он действительно хотел удалиться в свое загородное имение на какое-то время. И собирался оставить Лондон в распоряжении мисс Кэтрин Хакстебл. Он даже убедил самого себя в том, что его действиями движет благородный порыв, желание избавить ее от боли и смущения при встрече на одном из светских мероприятий. Если у него в голове и появлялась мысль, что на самом деле он стремится избавить самого себя от смущения при встрече с ней, то он решительно гнал эту мысль прочь.

Однако гораздо труднее оказалось справиться с ощущением своего полного унижения.

Она готова была отдаться. Он готов был овладеть ею. Еще мгновение — и она стала бы принадлежать ему, а его пари было бы выиграно. И он получил бы удовольствие от процесса. И она тоже. Его репутация не пострадала бы — напротив, только упрочилась бы.

Ее жизнь была бы разрушена, это правда, но его бы это никак не коснулось.

И все же он остановился. Сейчас он с трудом верил в это.

Угрызения совести — это было нечто, совершенно ему чуждое. И он не намеревался культивировать это чувство. Потому что оно приносит с собой массу неудобств и в значительной степени ограничивает свободу. А заставили его остановиться не угрызения совести, а скука, как он ей и сказал. Слишком уж просто ему удалось соблазнить ее.

Он почти верил во все это.

Через три дня после вечеринки в Воксхолле Джаспер уехал в Седерхерст-Парк в Дорсетшире.

Главное, что ему сейчас нужно, решил он, — это занять свою голову чем-то новеньким, направить свою энергию на нечто, способное развеять скуку.

Он нашел это нечто крайне неожиданно, причем в собственном поместье, которое всю его жизнь настолько гладко процветало и преуспевало под умелым и успешным руководством трех управляющих, что он не считал нужным вдаваться в детали. Однако остаток лета, всю осень и зиму он потратил именно на это — на то, что влезал в детали, — и несказанно удивил и себя самого, и управляющего, когда обнаружил, что это занятие затягивает.

На следующий год он вернется в Лондон. Обязательно вернется. А почему нет? Кэтрин Хакстебл, его странный кризис совести и его унижение перед приятелями — все это скоро сотрется из памяти и превратится в «бородатый» анекдот. Действительно, о них очень скоро позабудут.

Так он очень часто себе повторял.


Глава 5


Три года спустя


Маргарет и Кэтрин Хакстебл проводили в Лондоне не так уж много времени. Они предпочитали тихую жизнь в Уоррен-Холле, в главном имении их брата в Хэмпшире.

Маргарет управляла большим хозяйством так же успешно, как и маленьким домиком в Трокбридже. Кэтрин вместе с викарием — и с благословения Стивена — создавала в деревушке рядом с Уоррен-Холлом школу. Она даже временами занималась с младшими детьми, как когда-то в Трокбридже, до счастливых перемен, произошедших с ее семьей.

За ней ухаживал Филипп Грейнджер, сосед, который был на несколько лет старше ее. За два с половиной года она дважды отказывала ему, а во второй раз твердо добавила, что он очень хороший человек, но она никогда не воспринимала его иначе, как близкого друга.

Он погрустнел и заверил ее, что удовлетворится дружбой, если ему не суждено большего. Однако иногда он посматривал на нее с отнюдь не дружеским восторгом, а Кэтрин иногда задавалась вопросом, примет ли она его предложение, если он сделает его в третий раз. В конце концов, ей уже двадцать три.

Она больше не верит в романтическую любовь.

И все же ей хотелось замуж. Ей хотелось жить своим домом. Иметь своих детей. И еще ей не хотелось всю жизнь зависеть от Стивена.

Жизнь с Филиппом Грейнджером может быть вполне счастливой. Ну, вполне приемлемой — она подозревала, что в значительной степени недооценивает комфортность такой жизни. Возможно, такие браки длятся дольше, чем те, которые заключались в эйфории романтической любви. Мистер Грейнджер ей нравится. Он будет добр к ней и детям. Но вот принимать его предложение с теми чувствами, что владеют ею — вернее, не владеют, — нечестно по отношению к нему.

Иногда они с Маргарет навещали свою сестру Ванессу в Ригби-Эбби в Нортхемптоншире, куда та вместе с Эллиотом переехала из Финчли-Парка почти два года назад после неожиданной смерти деда Эллиота, герцога Морленда. Теперь титул перешел к Эллиоту.

И их сестра стала герцогиней.

Они очень скучали по ней. Еще они скучали по Изабелле, младшей племяннице, которая родилась в Финчли-Парке. И еще ни разу не видели новорожденного племянника, Сэмюеля, виконта Лингейта.

Именно чтобы наверстать упущенное, они и решили провести последние недели сезона в Лондоне. Герцог Морленд вынужден был перебраться в город, так как началась парламентская сессия, а Ванесса с детьми последовала за ним.

Переехал в город и Стивен, у которого закончились занятия в Оксфорде. Ему очень хотелось, чтобы сестры присоединились к нему и они вместе отпраздновали это событие. Скоро он станет совершеннолетним и больше не будет зависеть от опекунов.

Они поселились в Мертон-Хаусе на Беркли-сквер, и на следующий день после их приезда Стивен решил провести вечер с приятелями. Компания включала и Константина Хакстебла, их троюродного брата, который очень нравился Кэтрин, но с которым она редко виделась.

Перед уходом Стивен пообещал, что вечером, если представится возможность, приведет домой Константина. Естественно, возможность не представилась — Кэтрин и Маргарет не ожидали ничего другого. Стивен был любящим и заботливым братом, но при этом он еще был и молодым человеком, а молодые люди часто забывают обо всем, кроме собственных удовольствий, когда собираются веселой компанией.