– Да куда он денется, этот журнал, – вальяжно протянул Серега, и Майкл понимающе закивал. – Пошумят и перестанут. У тебя че?

– Да че у меня! – Майкл развел руками.

– Ага, – солидно ответил Галкин, словно получил очень ценную информацию. – Понятно.

Поняв, что обращать на нее внимание они не собираются, Маканина обошла Махоту и заглянула в кабинет.

Там почти никого не было. Двое листали учебник. Мальчишки на первой парте резались в «морской бой». Около окна шебуршились девчонки. Крики и смех раздавались из угла, невидимого от двери. Лерка Гараева сидела на подоконнике и смотрела на улицу. Точь-в-точь так же, как недавно делал Павел. Это было до того похоже, что Олеся от удивления открыла рот – ничего себе парочка подобралась!

– А почему она одна? – спросила Маканина, кивнув на Лерку.

Галкин с Махотой замолчали и с удивлением уставились на Олесю, словно только что ее заметили.

– Кто? – выдавил из себя Майкл.

– Гараева. – Маканина во все глаза смотрела на Леру, пытаясь разглядеть в ней то, что так привлекло Быковского. Но ничего не находила.

– А че не так? – Махота даже головы не повернул в сторону класса.

– Да все так, – спохватилась Олеся. – Куда у вас народ-то весь разбежался?

– По своим делам. – Майкл был настроен более чем враждебно. – Тебе че, Гараеву позвать?

– Не надо! – испуганно воскликнула Маканина.

И тут Галкин проявил чудеса понимания.

– Узнать, что ли, что-то хочешь? – склонился он над Олесей.

– Ну да, – выдохнула Маканина, чувствуя, что задание Павла она проваливает на корню.

– Ну, и че у тебя там? – Серега был как всегда прямолинеен.

– Мне бы о Гараевой что-нибудь: с кем она хоть дружит? – спросила она в лоб, понимая, что обходными путями что-то узнать не получится.

– А че с ней дружить? – Теперь и Махота смотрел на Гараеву, но Лера внимательных взглядов на себе не замечала. Так и сидела, отвернувшись к улице. – Тихоня. Кому она нужна?

– А занимается чем? – Насчет тихони Олеся была согласна с Майклом, а вот то, что с ней никто не дружит, – это вряд ли. Она видела ее в компании Аси Репиной.

– Тебе-то зачем? – хором спросили ребята, и Маканина глянула на них укоризненно: мол, раз спрашиваю, значит, нужно.

– Да чем она может заниматься? – протянул Галкин.

– Умную из себя строит, – поддакнул Майкл. – Раз притащила из дома талмуд, толщиной, как пять учебников. Литератор ее потом зауважал. Там что-то по его части было.

– И что? – пожала плечами Олеся. Генка порой в школу энциклопедии приносит. Так они толщиной не то что в пять учебников. Все десять будут.

– Ничего. – Махота стремительно терял интерес к беседе. – Да ну ее! Она какая-то странная. Кто-то говорил, что она на стрельбу ходит.

– Куда? – Олеся с Галкиным задали вопрос одновременно.

– Стреляет из лука.

– Ага… – кивнула Маканина, представляя, как она все это выложит Быковскому – книги, лук и явную нелюдимость. Прямо не человек, а Никита́ какая-то.

– Чего – ага? – насупился Майкл. – Надо че, сама у нее спрашивай.

Он развернулся и пошел в класс. На пороге на секунду остановился и посмотрел на Галкина:

– Серый! Бывай! Мы с тобой потом перетрем.

Олеси в эту секунду для него опять не существовало.

– Заметано, – поднял руку Галкин. Майкл этого жеста не увидел, потому что вошел в кабинет и закрыл за собой дверь.

Да, информации немного. В задумчивости Олеся побрела по коридору. А что Быковский хотел? Она не Штирлиц, чтобы за пять минут составить досье на интересующего его человека. Еще чуть-чуть поспрашивает, и хватит. Дальше пусть сам разбирается.

– Олеся, можно тебя на минутку? – проворковали над ней.

Это была Рязанкина. И была она поразительно миролюбива и улыбчива, словно и не она недавно орала на Маканину.

– Сережа, – пропела Ксюша, ласково глядя на Галкина, верным оруженосцем следовавшего за своей дамой. – Я возьму Олесю? Ты без нее поскучай чуть-чуть.

– А че? – озадаченно буркнул он. – Можно и подождать.

Рязанкина милой улыбкой проводила уходящего Галкина и только после того, как он скрылся в толпе, повернулась к Олесе. Взгляд у нее уже не был таким добродушным.

– Надо что-то делать, – сухо произнесла она.

– С кем? – не поняла Маканина.

– С Галкиным, – вздохнула Рязанкина.

– А я тут при чем?

Так… Фокус с фотографиями не удался, и веселая троица вновь принялась за старые дела?

– Его хотят выгнать из школы. – Ксюша внимательно смотрела на Маканину, ожидая реакции на свои слова. – Из-за журнала.

– Интересно, почему его, если журнал принесла ты? – как можно более наивно спросила Олеся.

Лицо Ксюши менялось каждую секунду, за ним было весьма забавно наблюдать. Из равнодушного оно становилось встревоженным, потом глаза зло сужались, и вот она снова лукаво ухмылялась. Драматический театр, да и только.

– Но журнал-то мне домой Галкин принес. – Рязанкина выдержала театральную паузу. – И пришел Галкин вместе с тобой! А утром в понедельник обнаружили, что в школу проникал вор, окно на первом этаже оказалось открытым. Не дай бог, что-то ценное унес. Кроме журнала.

– И что?

– Вас видела моя мать, – отчеканила Ксюша. – Можно это дело представить так, что вы оба в этом участвовали. А можно и так, что один Галкин. Для этого тебе надо подтвердить, что журнал из школы взял именно он. – Опять пауза. – Ведь был один журнал? Или что-то еще взяли? Ты смотри, если у кого-то что-то ценное в кабинетах пропадет, будет некрасиво. Сначала журнал, потом деньги. Один крал, другой на шухере стоял…

Вот так дела!

Олеся быстро огляделась. Галкина поблизости не было. Зато неподалеку вертелась «группа поддержки» – Курбаленко с Васильевым. Они так быстро успели помириться? Или Лиза решила пока никому фотографии не показывать? Если так, то дело плохо: вся воскресная работа пошла насмарку.

– Хотя я могу и не говорить, что ты приходила с ним. – Рязанкина снова мило улыбалась. – Или сказать?

Мысленно Олеся заметалась. Со стороны ситуация выглядела безвыходной. Она действительно приперлась к Рязанкиной с этим дураком Галкиным, ничего не сказала, когда он совершал магические пассы с журналом, как последняя идиотка радовалась, что это маленькая месть сработает. А ведь если действительно где-то что-то пропало, то свалят все на них. Под шумок могут даже сто лет назад украденные парты им приписать.

– Чего ты хочешь? – вопрос сам сорвался с Олесиных губ. Наверное, надо было защищаться, говорить, что у нее есть на Рязанкину компромат, но ничего путного в голову не приходило – оставалось только сдаться на милость победителя.

– Сама же говоришь, что с Галкиным у тебя ничего нет…

– Это все Курбаленко выдумывает! – слишком быстро поддакнула Маканина.

– Ну вот, – многозначительно шевельнула бровью Ксюша. – Тогда иди к завучу и расскажи, как все было.

– Что рассказать? – от волнения Олеся соображала медленно.

– Как Галкин предложил достать журнал. Как он влез в школу. Зачем ему этот журнал понадобился!

Рязанкина торжествовала победу. Ей было хорошо. А вот с Олесей что-то случилось. Все мысли рассыпались, отчего голова стала пустой и звенящей. Ей даже показалось, что она стала хуже слышать. Голоса отдалились. И только какая-то тревожная мушка звенела над головой.

– Не пойду я никуда, – собственный голос показался незнакомым.

– Как хочешь, – легко согласилась Рязанкина и пошла прочь.

Олеся тряхнула волосами, прогоняя наваждение, и вздрогнула от криков, внезапно обрушившихся на нее со всех сторон.

Школа жила своей обычной жизнью – носилась мелюзга, играли в салочки ребята постарше. Все как обычно. Только Маканина теперь почему-то была отдельно от всех. Словно некий таинственный волшебник сделал ее невидимкой или научил ходить по воздуху. Словом, взмахнул волшебной палочкой, и она стала иной, не такой, как остальные. Все могли по-прежнему бегать и веселиться, а Олеся уже не могла ничего. И ничто ей уже помочь не могло.

Впервые за все учебные годы Маканина ждала звонка на урок как освобождения. Но он не спешил.

Большая перемена еще не закончилась.

Глава восьмая

Химическая реакция

– Открыли тетрадки!

Людмила Ивановна бочком протиснулась между своим столом и кафедрой, тяжело поднялась на приступок, взяла в руки запачканную мелом тряпку.

– Тише! – вяло похлопала она по демонстрационному столу, заставленному колбочками для экспериментов. – У нас новая тема. Опять ведь будете жаловаться, что ничего не понимаете.

– А давайте мы заранее это сделаем! – подал голос Васильев. – Мы сразу ничего не поймем, и можно будет не объяснять.

– Ой, умный какой! – Людмила Ивановна начала стирать с доски записи предыдущего урока. – Так же быстро контрольные писал бы, как языком мелешь.

– Так ведь он без костей, – не унимался Андрюха. – Им что угодно сделать можно. – И многозначительно посмотрел на класс. Народ с готовностью захихикал.

– Говори, говори. – Людмила Ивановна даже не пыталась остановить этот диалог, разворачивающийся явно не в ее пользу. – Посмотрим, что ты запоешь на экзамене. Пишите: «Щелочные металлы».

Перед Олесей упала записка, и она перестала следить за перепалкой.

«Что узнала? Б.П.»

Быковский мог не подписываться. Его правильный красивый почерк был всегда узнаваем.

Маканина, не поворачиваясь, кивнула. А потом подумала и решила написать ответ.

«Кое-что есть».

– Сидоров, кинь Быковскому, – перегнулась через парту Олеся.

Генка, не глядя, взял записку и молча передал дальше. Скомканный листок пересек проход и двинулся по ряду около окна к столу учителя, около которого сидел Павел. Дойдя до Курбаленко, записка поменяла направление и из рук в руки поплыла в сторону последних парт.

– Не туда! – зашептала Олеся, размахивая рукой. – Быковскому!

– Ну, а ты, Маканина, что – изображаешь из себя придушенного змея? – Людмила Ивановна стояла около ее парты. – Или тоже хочешь вместе с Васильевым читать учебник в коридоре?

– Я… – начала медленно подниматься Олеся, еще не полностью понимая, что произошло.

– Да, да, ты! Как с Галкиным связалась, тут же от рук отбилась.

– А че сразу я? – Серега вскочил, не выпуская из рук пришедшей к нему записки, из которой он не понял ни слова.

– Сам он балбес, и тебя за собой утянет, – вынесла свой приговор химичка.

– Что вам опять Галкин-то? – распалялся Серега, которому за сегодняшний день уже досталось от завуча Алевтины Петровны.

– Ничего, сиди! – махнула рукой учительница. – Чем меньше тебя видно, тем лучше. Или новая тема тоже не для тебя?

– Не, не! – засуетился Васильев. – Если мне идти в коридор, то лучше с Маканиной. Пойдет Галкин, я буду третий лишний.

Класс заржал. Но смех повис в воздухе, потому что в дверях появилась завуч.

– Ну что, что сидим? – с какой-то обреченностью спросила Людмила Ивановна. – Вставайте!

– Ничего.

Алевтина Петровна была высокой худой женщиной с острыми чертами лица. Завершали портрет маленькие квадратные очки, делавшие ее похожей на законченную стерву.

– Пусть сидят, – царственно шевельнула она рукой. – Васильев, ты тоже сядь. А вот вы двое – останьтесь.

Олеся вцепилась в край парты. Будь ее воля, она бы сейчас забралась под нее, свернулась калачиком и закрыла уши. И она это сделала, но мысленно. На деле же осталась стоять, разглядывая меловые разводы на доске.

– Людмила Ивановна, я займу у вас несколько минут урока? – то ли спросила, то ли поставила химичку в известность Алевтина. По крайней мере, ждать ответа она не стала, а быстро подошла к ее столу и взяла в руки журнал. – У вас в классе произошло ЧП. Журнал. Вот этот, – она постучала ногтем по оранжевой обложке, – был вынесен за пределы школы. А это значит, что все сведения за половину учебного года могли быть потеряны.

– Почему потеряны? – буркнул Галкин. – Все на месте.

– На месте он только потому, что Рязанкина его обнаружила и принесла обратно в школу. А вот как он к ней попал? – Завуч сильно перегнулась через учительский стол. – Галкин, ты, случайно, не знаешь?

– Случайно – нет. – Серега довольно заулыбался.

– Ну, а ты, Маканина? – Стекла очков блеснули, отражая свет ламп.

– Не знаю, – прошептала Олеся, чувствуя неприятную слабость в ногах. Ей очень хотелось сесть. А еще лучше – перенестись домой и больше никогда в школу не приходить.

– А вот Рязанкина говорит, что вместе с Галкиным к ней приходила именно ты!

Класс осуждающе загудел.

– Да, да! – тут же отреагировала Алевтина. – В том, что Рязанкина это рассказала, нет ничего плохого. Почему она должна страдать из-за шуток других?

– А почему другие должны страдать из-за ее шуток? – вырвалось у Олеси.

Класс притих.