Елена Усачева - Не время для шуток

Но она все-таки остановилась.

– Спасибо! – махнул рукой Сидоров.

«Ну, ничего себе! – надула щеки Маканина. – Спасибо! И это за спасенную жизнь! Да он должен меня на руках носить!»

Она вышла на улицу и остановилась за забором. Генка стоял около крыльца и, задрав голову, изучал верхние этажи школы. Галкин исчез. Какое-то время школьный двор был пуст – Сидоров успел уйти. Но вот дверь хлопнула, выпуская из себя двух девчонок из параллельного класса. Бодрой рысцой они побежали к воротам. И тут же следом за ними из-за приступка крыльца вышел Быковский.

Это было до того неожиданно, что Олеся прижала лицо к холодной решетке. Выдержав приличное расстояние, Павел пошел следом за девчонками. Ну, прямо не день, а сплошные чудеса! Одного бьют, другой слежку устраивает, третий вместо уроков за мороженым бегает. Надо об этом Лизке рассказать, вот они похихикают!

Стоп.

Маканина горько усмехнулась. Старая дружба напоминала о себе. А ведь действительно – без Курбаленко было тоскливо. Ни поговорить не с кем, ни по телефону потрепаться, или в такой тоскливый осенний день забрести в гости.

На следующий день Генка в школу не пришел. Что было неудивительно. Сидоров был впечатлительной натурой, и такая стычка могла загнать его в постель на неделю.

Зато на первом уроке появился Галкин. Он довольно жмурился каким-то своим мыслям и очень благодушно смотрел по сторонам. Но чаще всего его взгляд останавливался на Олесе. Маканина чувствовала это спиной – Серега сидел на последней парте около окна. Эти взгляды ее раздражали. Тем более что вездесущий Васильев не преминул заметить на большой перемене, когда они толкались в очереди за завтраком, что Галкин стал чересчур уж примерным учеником.

– Учится-то так! Учится! На контрольные ходит! – громкими выкриками Андрюха собрал вокруг себя приличную толпу. – Да и глаза об Маканину все сломал. Пожалела бы ты его, Олесенька, ему же и дальше учиться, учиться и учиться, по завету великих вождей.

– Васильев, тебе больше поговорить не о ком? – нахмурилась Маканина. – От тебя, вон, Рязанкина не отходит, но я же ничего не говорю.

– А ты скажи! – развернулся к ней Васильев. – У нас в стране демократия, все говорят, что хотят.

Олеся открыла рот, но сказать ничего не успела.

– Ой, расшумелись-то, расшумелись! – сквозь толпу к окошку раздачи направлялась Людмила Ивановна. – Васильев, твой голос слышен из коридора. Брали бы еду и расходились. Что здесь толпиться?

– А мы обсуждаем животрепещущую тему, – сразу переключился на нового собеседника Андрюха. – Про любовь говорим!

– Ой, знаю я вашу любовь, – привычно отмахнулась от васильевской болтовни химичка. – Четверть новая началась, хоть бы кто-то за ум взялся, а вы все телевизор смотрите.

– Причем исключительно бразильские сериалы, – изогнулся Андрюха, изображая преувеличенное подобострастие.

– Ой, ладно! – снова подняла руку учительница. – Тебе бы все болтать. Давайте, шевелитесь. За вами класс идет.

Васильев еще что-то говорил, пытаясь пропустить химичку вперед, но толпа была приличная, толстая учительница никак не протискивалась сквозь плотный строй учеников.

Как только на Олесю перестали обращать внимание, она потихоньку выбралась из кучки учеников и повернула к выходу. После таких разговоров никакого аппетита у нее не осталось. Ей бы в эту столовую не ходить, не появляться рядом с Васильевым. А лучше вообще недельку посидеть дома, чтобы вся эта история сошла на нет.

Маканина поднялась на третий этаж, залезла на подоконник и принялась смотреть на бегавшую по коридору малышню.

На душе у нее было тоскливо и одиноко. А вокруг носились и бурлили школьники. От этого Олесино несчастье выделялось особенно ярко. Это горе надо было все-таки чем-то заесть. Маканина покопалась в рюкзаке, достала конфету в потертом фантике и стала медленно ее разворачивать.

– А ты чего не в столовой?

Аня Смолова подошла незаметно. Она все делала тихо и скромно, осторожно ходила, всегда испуганно отвечала на уроках, негромко разговаривала. Олесе Смолова казалась скучной, поэтому в классе они почти не пересекались. Аня жила какой-то своей невзрачной жизнью, попеременно дружила со всеми, но ни с кем рядом надолго не задерживалась.

Почему Аня не в столовой, а здесь, Маканина даже спрашивать не стала, до того ей это было неинтересно. Она вздохнула, протянула однокласснице недоразвернутую конфету и отвернулась к окну.

– Она еще от Питера осталась, да? – спросила Смолова, держа конфету за хвостик фантика и легко помахивая ею в воздухе.

Олеся нахмурилась, вспоминая. Да, да, эту конфету она привезла в рюкзаке из Питера. Они их тогда целый пакет купили в ближайшей от школы булочной, и всю дорогу в поезде кидали ими друг в друга, играя в салочки. Надо же, какая Анька внимательная!

Маканина вгляделась в ничем не примечательное лицо Смоловой. Бледненькая, носик маленький, глазки серенькие, челочка реденькая, – и улыбнулась в ответ на ее доверчивую улыбку.

– А у меня фотки хорошие нашей поездки получились. – Аня наконец-то справилась с конфетой и отправила ее в рот. – Приходи ко мне в гости, покажу.

– Можно и прийти.

Ничего смотреть Олесе не хотелось. Не до фотографий ей было. Забыть бы побыстрее эту дурацкую поездку!

– Погодка могла бы быть и получше, – задумчиво протянула она, лишь бы что-то сказать. – А так – все ничего прошло.

– А мне очень понравилось, – бодрее заговорила Аня, словно Олесины слова дали ей разрешение высказаться более откровенно. – На карточках и не видно, что было пасмурно. Как раз такая погода очень хорошо подходит для съемки. Приходи, и ты сама все увидишь.

– А зачем ходить? Принеси снимки в школу, – пожала плечами Маканина. Вот ведь угораздило Смолову оказаться здесь! Могла бы и на другом этаже поторчать во время этой перемены.

– Не хочу, – качнула головой Аня, – их сразу растащат, придется печатать заново.

– Тогда не приноси, – легко согласилась Олеся.

– Вот я и говорю, приходи ко мне домой! – Смолова облизнула сладкие после конфеты губы и улыбнулась. – Там есть очень хорошая твоя фотография.

Маканина снова посмотрела на одноклассницу, на ее бледное лицо, серые глаза, прятавшиеся под жидкой челочкой. А почему бы и не сходить? Хоть какое-то развлечение, а то все дома и дома. Она эти стены уже видеть не может! Аня сейчас одна, Олеся одна, глядишь, и дружба завяжется.

Нет, не завяжется. Уж больно Смолова была для Олеси скучным человеком.

– Я пока не могу, – протянула Маканина. – А так – обязательно, как-нибудь после уроков забежала бы. У тебя днем дома никого?

– Никого, – заторопилась Аня. – Совсем никого, до самого вечера, а отец, бывает, и ночью приходит. А что тут думать? Давай сегодня. Вот увидишь, тебе фотки очень понравятся.

– Нет, сегодня я занята, – спрыгнула с подоконника Олеся.

Надо уходить, а то придется еще полчала выслушивать Анькины уговоры. Смолова была медлительной и занудной, и порой легче было согласиться, чем доказывать, что не хочется что-то делать.

– Эй, ты куда несешься? – Ксюша перехватила Маканину на лестнице. – Тебя там Галкин обыскался.

– Ничего, пусть еще поищет, – буркнула Олеся, сбегая вниз.

– Он тебе завтрак взял, волнуется. Боится, что ты голодной останешься.

Маканина взмахнула руками, остановилась. Подняла голову.

Рязанкина перегнулась через перила и с участием смотрела на одноклассницу.

– А тебе-то что от этого? – почти беззвучно спросила Олеся, но Ксюша ее услышала.

– Так ведь он ищет, беспокоится. – На лице Рязанкиной появилось некое подобие сочувствия. Но продержалось оно недолго. Секунда, и губы ее дернулись в улыбке. Чтобы скрыть смех, Ксюша побежала наверх.

«Шутки они шутят, – зло подумала Маканина, провожая Рязанкину взглядом. – Развлекаются! Нашли бы уже кого-то другого для развлечений».

Мгновенная ярость, поднявшаяся в душе, погасла. Они считают, что она без них не проживет, прибежит проситься обратно? А вот и нет, она легко без них обойдется.

В два прыжка Олеся преодолела подъем и вновь оказалась на третьем этаже. Аня все еще стояла около окна и задумчиво смотрела себе под ноги.

– Слушай, давай сегодня, – с ходу выпалила Олеся. – Зачем тянуть?

– Правда? – вспыхнула радостью Смолова. – После уроков, да?

– Легко! – Маканина взяла одноклассницу под руку. – Чайку попьем.

В дальнем конце коридора появился Васильев. Можно не сомневаться, он заметил все, что ему было нужно.

– Ну, и что ты тут делаешь? – раздался за спинами девятиклассниц мощный голос.

Орал Галкин с полкоридора, на ходу запихивая остатки булки в рот.

– Ты сначала прожуй, – раздраженно бросила ему Маканина, крепче прижимая к себе дернувшуюся было Аню, – а потом говори!

– Ну, прожевал! – Серега проглотил и довольно улыбнулся. – Сегодня-то ты что делаешь? Я смотрел, контрольных завтра не будет. Метнемся куда?

– А я сегодня в гости иду, – торжественно сообщила Олеся, пресекая очередную попытку Смоловой сбежать. Галкин хмуро глянул на нее, словно пытался оценить уровень внезапно возникшего перед ним противника. Аня высвободилась из маканинских объятий и попятилась.

– Ну, ладно, – согласился Серега, теряя интерес к Смоловой. – Тогда завтра. – И, не дожидаясь, согласится или нет Олеся, отвернулся. Для него этот вопрос был решен – Маканина за ним пойдет куда угодно.

– Ну, ну, – хмыкнула Олеся, выбираясь из-за широкой спины своего кавалера.

– Эй, ты куда? – очнулся Галкин.

– Учиться, – отмахнулась от него Маканина, исчезая в классе.

Только когда за Олесей закрылась дверь, она смогла перевести дух.

Что же это такое? Как ей от него избавиться? И ведь ничего плохого Галкин ей не делает. Просто бродит за ней по пятам, и все. Но именно это-то и пугало. Да и кому понравится пристальное внимание такого человека? Зачем он за ней ходит? Ведь ему ясно сказали: «Отстань!» Чего он добивается? Хочет отблагодарить за вчерашнюю контрольную? Но она не нуждается в его благодарности. Ему нечем заняться? Но она вряд ли станет ему достойной компанией, развлекаться в стиле Галкина – задачка не для ее мозгов.

Олесе пришла в голову идея, что если она еще пару дней будет бортовать недогадливого Серегу, то постепенно он сам от нее отстанет. И все наконец-то закончится. Ну что же, еще пару дней в гости к Смоловой она походит.

К вечеру стало ясно, что два дня она не выдержит. Смолова оказалась на редкость занудным человеком. В школе это не так бросалось в глаза, но, когда они остались одни, ее безжизненность проявилась особенно ярко. Аня на удивление скучно стала рассказывать о том, как вместе с папой купила свой супер-пупер навороченный фотоаппарат, как любит ловить кадр, готова часами следить за прыгающей по ветке белочкой. Этот бесконечно длинный рассказ перемежался постоянными «так», «ты понимаешь» и «короче».

До фотографий они добрались далеко не сразу. Сначала Олеся немыслимо долго пила чай в компании Аниной мамы. Заявляя, что у нее никогда никого нет, Смолова имела в виду брата и отца, а мать, оказывается, все время сидит дома, поэтому ее можно не считать.

Маканина скучала в небольшой заставленной вещами квартире Смоловых. Ей не хватало Лизы, ее вечного недовольства, ее суматошности, постоянного желания куда-то идти и что-то делать. Нескончаемые сравнения были не в пользу Ани, и, чтобы заглушить поднимавшееся в душе раздражение, Олеся съела два больших куска торта, почувствовала себя неважно и засобиралась домой.

Вырвалась Маканина от Смоловых лишь ближе к вечеру, с несколькими питерскими фотками в рюкзаке. Мысленно она все еще содрогалась от бесконечных ахов и охов Анькиной мамы, восторгавшейся всем, что ее окружало.

В душе у Маканиной воцарилась печаль. Некстати в ее памяти всплывали веселые вечера в большой Лизиной квартире: как они могли часами хихикать над какой-нибудь глупостью. Нет, менять Курбаленко на Смолову – тупейшее занятие. Лучше уж тосковать в одиночестве.

Дома она кинула на стол отца фотографии. Он на секунду оторвался от компьютера, краем глаза глянул на цветные картинки, нахмурился, покачал головой и углубился в свою работу. Такой реакции Олеся не удивилась. Она привыкла к тому, что из своего задумчивого состояния отец «всплывает» лишь иногда. И чем дальше, тем эти моменты случались все реже и реже.

Маканина налила себе чаю, сгребла фотографии в кучку и пошла в комнату. С глянцевых карточек на нее смотрели хмурые одноклассники – питерская непогода на всех действовала угнетающе. А вот здесь прямо в камеру скалила зубы Курбаленко. За ее спиной маячит Рязанкина. Вот Галкин лезет на каменного Сфинкса. Вот Васильев пытается повторить позу Медного всадника. Вместо лошади у него – пара мальчишек. Вот Лиза держит Андрюху за руку и на что-то ему указывает.