Елена Усачева - Не время для шуток

Олеся затравленно оглянулась. Как же ей сейчас хотелось оказаться за тридевять земель, в тридесятом царстве, отгороженной двадцатью заборами от этого стола! Но приходилось сидеть на месте.

В кухню вошла галкинская мамаша. Серега глянул на нее и поморщился.

– Мать, без тебя справимся.

Женщина никак не отреагировала на эту грубость. Она внимательно смотрела на Олесю. Маканина встретилась с ней взглядами и на секунду выпала из реальности.

Мать Галкина была на удивление красивой! Эту красоту невозможно было описать. Нос, губы, тонкий овал лица, завитушки волос… Все вместе производило сногсшибательное впечатление. Теперь было понятно, в кого у Галкина этот отзвук внешней красоты – в мать. Красоту ее не портили даже седина и морщины.

– Сережа, перенеси все-таки аквариум в комнату. – Женщина забрала у Галкина упаковку с чайными пакетиками, с которой тот бился уже некоторое время – никак не мог снять прозрачную упаковку. – Это Васин зверь, вот и поставь его Васе на стол.

Догадавшись, что говорят о нем, зверек вылез из опилок и с опаской посмотрел на сидевших за столом. Был он похож одновременно на всех грызунов сразу. От кролика у него были круглые продолговатые ушки и сильные задние ноги, от суслика – длинный хвост с кисточкой, от хомяка – круглое пушистое тельце, только раз в пять больше.

– Пусть готовится, что его тоже когда-нибудь сожрут. – Галкин вырвал из рук матери открытую коробку, достал два пакетика и бросил их в чашки. Щелкнул, выключаясь, чайник. – Васька! – Мокрая тряпка перелетела через всю кухню и шлепнулась где-то в коридоре. – Не выкинешь этого грызуна, я тебя самого скормлю морским свинкам!

– Я тоже торт хочу, – раздалось в ответ из коридора.

– Набежало дармоедов! Стул тащи!

Серега покопался в мойке, извлек оттуда тарелку и шмякнул в нее очередную порцию торта.

Женщина все еще продолжала стоять около холодильника. Видимо, она привыкла к резкости сына и не обращала на нее внимания.

– Как твой вечер? – спросила мать, складывая руки на груди.

– Обломался мой вечер. – Галкин сел на табуретку и тут же стал на ней раскачиваться. – Мы решили перенести его в нашу кухню.

В недрах квартиры затрезвонил телефон. Призыв его был неубедителен, потому что трубку брать никто не спешил.

– Да! Это Маканина. – Серега ткнул ложкой, с которой только что слизнул кусочек торта, в сторону Олеси. – Я тебе про нее говорил.

– А, Оленька! – обрадовалась мама.

– Олеся, – привычно поправила Маканина.

– Сережа мне рассказывал, как вы в Ленинграде…

Закончить фразу она не успела. В коридор въехал стул, зацепился за стеллаж и застрял. Галкин-младший с громким пыхтением пытался продвинуть его вперед, но только бестолково стучал им о невидимую для него преграду.

Галкин вскочил, оттолкнув табуретку, и ринулся в коридор.

– Да подойти ты к телефону! – крикнул он в недра квартиры, выдергивая стул из засады. – Танюха, подними свой зад.

В полной тишине раздалась прощальная трель, и телефон смолк.

– Абонент недоступен, – отозвалась Танюха, и вслед за ее словами в комнате что-то обвалилось.

– Мать, не стой на пути! – снова прикрикнул на женщину Серега, проходя со стулом из коридора в кухню. Галкинская мамаша отступила к раковине, но из кухни не ушла.

Олеся вертела головой, не понимая, что происходит. Мать Галкина стояла, сложив руки на груди, и спокойно смотрела на сидевших за столом. Шустрый Василий уже пристроился на месте брата и ловко орудовал ложкой в его тарелке. Серега бухнул стул на крошечном пятачке пола между пакетами, кастрюлями и мешком с мусором, дал Василию подзатыльник и придвинул к себе другую тарелку.

– Ну, че, весело у нас? – подмигнул он ошарашенной Олесе, отправляя в рот здоровенный кусок торта. – Это еще тихо! Вот проявится Танюха, тогда заживем.

Словно услышав свое имя, в коридоре возникла Танюха.

– Да заберите вы свой телефон! – крикнула она, кидая в брата телефонной трубкой. Аппарат стукнулся о холодильник и обиженно звякнул.

– Откуда такое имя – Олеся? – Женщина переложила пару тарелок из стопки на столешнице в раковину и посмотрела на Маканину. – Что-то от Куприна…

У Олеси в голове опять произошло небольшое затмение. Она не понимала – что эта красивая спокойная женщина делает в подобном бардаке? Почему на нее все кричат и никто не слышит, что она говорит? Может, она ошиблась дверью и теперь не знает, куда ей деться?

– Да Ольга она! – вылез вперед Серега. – Это она уж так, выпендривается…

– Подожди! – Оставшиеся тарелки со звонким стуком переместились в раковину. На этом уборка, судя по всему, закончилась. – Куда ты все время торопишься? Может, у девушки есть свое мнение…

– Да ладно, – махнул ложкой Галкин. – Это она последние два года ходит со своим мнением, а до этого нормальной была.

– Ну почему же? – Олеся отодвинула от себя расковыренный кусок торта – есть она не могла. – Мне никогда не нравилось мое имя. Вот я и решила стать Олесей. По-моему, красиво.

– Ну, че она заливает! – Серега шарахнул ложкой по тарелке. – Выдумала тоже – красиво! Знаем мы все! У нее родители развелись, вот она в отместку им и поменяла имя. И то не по-настоящему, а понарошку. В журнале она все равно Ольга. Я сам видел.

С Олесей вдруг что-то произошло. Голова закружилась от ярости. Она с трудом сдерживалась, чтобы не запустить в Галкина остатками торта.

– С чего ты взял? – прошептала она, хватаясь за край стола.

– Да ладно! Че тут знать-то? Рассказал кто-то. – Галкин на секунду задумался. – А! Курбаленко твоя, кажется, и рассказала.

Ярость мгновенно сменилась тупой усталостью. Олеся откинулась к стене, с тоской посмотрела на болтавшееся над ее головой белье.

– Курбаленко?

Очень хотелось проснуться. Открыть глаза, повернуться на другой бок, зажмуриться и увидеть какой-нибудь новый – хороший – сон. Но проснуться не получалось.

Маканиной не хотелось выносить на суд одноклассников проблемы с семьей. Она до сих пор переживала развод родителей, считая, что во всем виновата мама. Когда все это произошло, Олесе было очень плохо, она даже в школу не ходила. Тогда же ей в руки попала книжка Куприна с очень красивым рассказом о том, как один человек предал другого. Ей понравилось. Она чувствовала себя как раз таким обманутым человеком. И тогда Маканина решила из невзрачной Ольги превратиться в прекрасную Олесю – так звали главную героиню.

В первый же день своего возвращения в школу она сообщила всем о произошедших переменах.

– А я имя поменяла, – сказала Маканина и чуть не задохнулась от собственной храбрости. – Пошла с отцом в загс и переписала. Я теперь Олеся.

Все на удивление легко с этим согласились, никому не было дела до маканинских страданий. Ребята стали звать ее этим красивым именем, а если кто-то забывался, то она не откликалась. Ей казалось, что Ольга навсегда умерла вместе с разбитым семейным благополучием.

С именем Олеся ей стало заметно легче жить. Беда закуклилась где-то внутри ее, а от нападений извне ее защищало новое имя. Да Маканину никто и не трогал. Даже отец согласился с такими переменами, ходил к директрисе, договаривался, чтобы дочку не трогали. Он всегда умел разговаривать с людьми. В конце концов, в журнале она оставалась все той же «Маканиной О.».

Правду о том, что никакого официального изменения не было, что это всего лишь попытка спастись от родительских скандалов, знал один человек. Лучшая подруга – Курбаленко. Хоть с кем-то Олесе надо было обсудить свои проблемы, иначе она сошла бы с ума. Эта тайна честно пролежала в Лизиной душе два года.

Срок хранения истек.

Видимо, до Галкина, наконец, дошло, что он ляпнул что-то не то, поэтому он замолчал, опустив глаза в тарелку.

– Это хорошо, что ты сегодня зашла, – заполнила образовавшуюся паузу Серегина мама. – Суббота – самое время для гостей. Сережа рассказывал о том, как в Петербурге вы не поехали на кладбище и весь день провели вместе.

– Мать, помолчи, а, – перебил ее Галкин.

«Сережа? Это она о ком?» – мелькнуло в голове Олеси. Это простое домашнее имя никак не вязалось с парнем, сидевшим напротив нее. Это был Серега Галкин, в лучшем случае Серый, но никак не Сережа.

– Будет хорошо, если вы подружитесь, – продолжала говорить женщина. – Наш папа редко бывает дома, он очень много работает, и Сереже не хватает общения…

– Мать! – рявкнул «Сережа».

Из-под холодильника затрезвонил телефон. На звук никто даже головы не повернул.

– Да возьми ты, наконец, эту дурацкую трубку! – крикнул Галкин, перегибаясь через стол. В ответ в комнате что-то опять упало.

– Сережин отец – крупный ученый, – продолжала вещать женщина, не обращая внимания, что ее никто не слушает. – Правда, сейчас он временно работает не по специальности, но это ненадолго. Специалисты такого уровня, как он, обязательно когда-нибудь понадобятся…

– Заткнись ты с эти отцом! – подался вперед Галкин. – Никого не интересует, че он там делает. Сидит на своей стоянке – и пусть сидит!

Олеся не выдержала. Слишком много потрясений для одного дня – сорванный вечер, предательство подруги, неожиданные гости, хамство Галкина. Она выбежала в коридор, отбросила загородивший выход велосипед, схватила куртку с сумкой и выскочила на лестничную клетку.

В эту секунду ей очень хотелось кого-нибудь стукнуть.

– Эй, чего ты?

Была слабая надежда, что Галкин останется дома или хотя бы не сразу сообразит, что произошло. Но на этот раз он оказался шустрым.

– Мать так обрадовалась, что ты пришла, а ты сразу уходишь! Могла бы и посидеть.

– Что ты ко мне привязался? – закричала Олеся, и ей понравилось, что она наконец-то может себя не сдерживать. – Я видеть тебя не могу! И не подходи ко мне больше! И записки не шли! Шли их лучше Курбаленко, пускай она тебе на контрольных помогает!

Маканина побежала вниз по ступенькам с твердым намерением сказать еще какую-нибудь гадость, если Серега ее сейчас догонит.

– Какая встреча!

Дождь продолжал накрапывать, но это не помешало собраться на площадке внушительной компании – Васильеву, Рязанкиной и Курбаленко. Они сидели в песочнице под грибком и ели мороженое.

– Тили-тили-тесто! Жених и невеста! – Андрюха развел руки, изображая крайнюю степень удивления. – Вот уж не думал, что вы сойдетесь!

– Ты уже выздоровел? – тихо спросила Олеся. – И мороженое ешь? Врачи не запрещают?

– Пришлось встать, раз без меня вы теряетесь, – легко отбил Олесину колкость Андрюха. И сразу же перешел в наступление: – Тебя невозможно найти – куда ни позвоню, говорят: была, но ушла. Знаешь, как это называется?

Маканина покачала головой.

– Неуловимый Джо, – торжественно сообщил Васильев. – А знаешь, почему он неуловимый? Да потому что никому не нужен! – закончил он под довольные ухмылки Лизы и Ксюши.

– Зачем ты мне звонил? – Олеся не могла оторвать взгляда от улыбающегося лица Курбаленко. Как после всего произошедшего Лиза может спокойно смотреть ей в глаза?

– Все отменилось, детка, – продолжал вещать Андрюха, не замечая, что перегибает палку. – Мы всех успели предупредить, кроме тебя.

Олеся на секунду зажмурилась, чтобы действительность с наглым Васильевым перестала перед ней маячить, как в дурном сне.

– Галкин тоже не знал, – прошептала она.

– Что Галкин? – театрально всплеснул руками Андрюха. – Галкин там же, где и ты. И если бы мне удалось тебя предупредить, то и он узнал бы, непременно. Но, я вижу, трагедии не произошло. Вы не знали и неплохо провели время вместе. – Он лукаво глянул на Олесю. – Надеюсь, все получилось?

– Да пошли вы!

Олеся оттолкнула Васильева и зашагала прочь. Это чем-то напоминало болото – чем отчаяннее пытаешься выбраться, тем сильнее засасывает. Чем больше доказываешь, что никаких отношений у них с Галкиным нет, тем сильнее убеждаешь окружающих в обратном.

Черт, как же ей хотелось объяснить, что все это не так! Хотелось крикнуть, что они не правы. Что с Галкиным ее просто сталкивает судьба и, если бы не их фокус с отменой вечеринки, не было бы повода для идиотских разговоров.

Уже поворачивая за угол, Олеся на мгновение оглянулась.

Галкин стоял вместе со всеми под грибком и с улыбкой о чем-то рассказывал. Наверное, в красках живописал, как Маканина все его семейство накормила тортом.

Трепу теперь в школе будет… А еще говорил, что порвет Васильева на кусочки за его шуточки. И что? Незаметно, чтобы он собирался Андрюху трогать. Стоят, мило беседуют. Ох, мужики, все у вас так, сначала наобещаете, а потом… Да ну вас всех!

Очень хотелось, чтобы этот сумасшедший день быстрее закончился. Он был каким-то бесконечно длинным.

Суббота… И почему все это выпало на субботу?

Утром, еще лежа в постели, Олеся долго придумывала, в чем пойдет на вечеринку. Потом мучительно выбирала торт, ей хотелось купить самый лучший. Вот идиотка, зачем она придумала этот торт! Ведь сказали ей – ничего не надо. Нет, поперлась, откопала самый красивый, с кремовым за́мком, долго уговаривала продавщицу, чтобы завязали его не веревкой, а ленточкой.