– Как прикажешь это понимать?

– Так и понимай, – Кейт обернулась и скрестила свой взгляд с глазами Стефании.

– Но, Кейт, как ты можешь любить человека, который так с тобой обращается, этого чертового шпиона, или кто он там?

– Вопрос по существу, и однажды, я, может быть, смогу ответить на него, но пока будем исходить из того, что я сошла с ума.

– На это ты способна, но неужели в тебе не срабатывает элементарный инстинкт самосохранения?

– Понимаешь, Стефи, все очень сложно, но как бы то ни было, все произошло, и это были чудесные мгновения, не имеющие ничего общего с другими сторонами его жизни. Так что, не взирая на то, что было раньше, я на короткое время прикоснулась к чему-то совершенно особому, и не замечать этого было бы еще большей глупостью. Самое худшее, вероятно, еще впереди, но в любом случае это будет касаться той части меня, которая любит его.

– О, да, разумеется. Когда мы вернемся домой, я отправлю тебя на обследование в ближайшую психушку, – Стефания покачала головой. – Я начинаю думать, а что если я недооценивала Дэвида, может быть, он не так уж и плох был для тебя? Беседа обретала рискованный характер, но Кейт уже слишком далеко зашла.

– Может и так. Возможно, мне нужно было развеяться и помочь этой «кудрявой головушке» осознать, какой хорошей парой он был для меня.

– Слушай, ты меня совсем сбила с толку. Итак, ты любишь Себастьяна, но в то же время изменила мнение о Дэвиде?

– Тебе доводилось влюбляться до безумия, до исступления? Страсть – пьянящий напиток, и я убедилась в этом на собственном опыте. Но нельзя всю жизнь сидеть на винной диете, однажды приходится возвращаться на грешную землю. По крайней мере, я надеюсь, что еще способна на это. А спустившись, ты обнаруживаешь обыденные вещи на первый взгляд банальные, непреходящую ценность которых внезапно осознаешь. Так замужняя матрона может закрутить роман на стороне, понимаешь? Она на время теряет разум, но когда все проходит, понимает, что больше всех на свете любит своего старого, надежного мужа. Речь не идет о немедленном возвращении к Дэвиду, но стоит подумать, не понадобится ли мне в жизни эта надежность, и не слишком ли я поспешно от нее отказалась из-за легковесных побуждений. Не знаю, поймешь ли ты меня.

– Полагаю, что да. В этом, вероятно, есть какой-то смысл, но я чертовски запуталась. Впрочем, сама нарвалась. Такое впечатление, что ты все тщательно обдумала. Ну, коль скоро ты рвешься обратно в объятия Себастьяна или в его постель, – выбирай сама, что звучит точнее, – стоит ли мне своим присутствием компрометировать тебя?

– Черт возьми, как великодушно с твоей стороны, Стефи, – сказала Кейт со смехом. – Не надо тревожиться за меня, ладно? Клянусь, у меня все отлично! А теперь – молчок! Я хочу капельку вздремнуть.

– Отличная мысль!

Стефания последний раз оглянулась на Кейт, уже растянувшуюся с закрытыми глазами на одеяле, пожала плечами и вернулась к работе.

Себастьян по знаку Пьера въехал на грязный двор, остановил машину и выключил мотор «Ну, а теперь за дело!» Они вылезли из машины и пошли по двору, обходя кур, которые легкомысленно лезли под ноги.

Пьер привел его к старому амбару, ныне использовавшемуся в качестве столярной лавки. Здесь все было загромождено инструментами, заготовками для мебели, частью – полусобранной, частью – готовой и аккуратно составленной в углу. Круглый, краснощекий человек в голубом комбинезоне работал в глубине помещения, куда через широкое окно проливался свет. Человек поднял голову и спокойно посмотрел на гостей, очевидно, он привык к приходу клиентов.

– Добрый день, мсье.

Он вышел на свет и нахмурился.

– Пьер Жюмо, если не ошибаюсь? Внук Анри Жюмо?

– Добрый день, мсье Вийе. Вы не ошиблись, а это мсье Данн, мой друг.

– Чем могу быть полезен? Пьер, малыш, ты прямо как снег на голову. Вы приехали сделать заказ?

– Нет, мсье. Дедушка послал меня к вам по срочному делу.

– Вот как? И оно очень срочное? Что же это за дело, хотел бы я знать.

Столяр явно подшучивал над юношеской горячностью Пьера.

– Мсье Вийе, Пьер сказал правду. Речь идет о вашем сотрудничестве с Жизель Жюмо во время войны, – лицо Себастьяна было очень серьезным.

Столяр немедленно сменил колкий тон.

– И вы гнали в такую даль, чтобы задавать мне вопросы вроде этого?

– Я из британской разведки, мсье. Жизель Жюмо имела отношение к документам, которые были утрачены во время войны, и мы пытаемся отыскать их раньше, чем это сделает герр Карл Эрхардер.

– Как? Этот мерзкий бош? Я-то надеялся, что он подох. Тьфу! – столяр сплюнул на пол, затем оценивающе оглядел Себастьяна с головы до пят. – Британская разведка, говорите? Ладно, тогда все в порядке, мсье, я расскажу все, что знаю, но не здесь. Пойдемте в мой дом, это неподалеку.

Дом столяра располагался на холме, возвышаясь над равниной, где кукурузные поля чередовались с зарослями подсолнуха. Дом был красив в своей простоте. Проведя гостей в дом, хозяин поставил три стакана и налил домашнего вина, молодого и терпкого, отдающего свежим виноградом. Только после этого он заговорил:

– Разговор, сами понимаете, нешуточный. У меня, как у многих других, есть свои причины ненавидеть майора Эрхардера. Он приказал убить моего брата, храброго партизана-маки, без малого за три месяца до окончания войны, и три дня держал тело на улице для устрашения, пока не разрешил нам забрать его и похоронить по-человечески. Я бы с радостью взглянул на труп боша, но об Эрхардере не было ни слуху, ни духу все эти годы. Так чем я могу помочь?

Себастьян кратко изложил суть дела и приготовился ждать. Этот степенный сельский люд, чьи суждения были столь же глубоки, как и его корни, привык тщательно взвешивать каждое слово.

Мсье Вийе долго молчал, затем покачал головой.

– Надо же, сколько лет прошло, а я не знал.

– До сих пор ничего не происходило, мсье, так что и причин для беспокойства не было.

– Я не про это. Видите ли, я видел Жизель в последний раз за два дня до ее смерти. Это было двенадцатого июня. Она пришла ко мне с новорожденным младенцем, чтобы переправить его. По ее словам, это был еврейский сирота, его родителей забрали, но мать ухитрилась спрятать младенца в погребе. Случай был не такой уж и редкий – через нас прошло несколько таких детей. Но Жизель была настойчива в отношении одной вещи. Она сунула мне в руку часы и сказала, что они должны оставаться при ребенке во что бы то ни стало, и мне пришлось обещать это.

– Она сказала что-нибудь о часах или о чем-то еще? – Лицо Себастьяна ожило от волнения. – Что-то, что могло бы навести нас на подсказку.

– Нет, мсье, не припомню. Мне и в голову не приходило искать в этом смысл. Сообщение о смерти малышки Элен пришло одновременно с известием о мученической смерти ее матери. Бедная Жизель, она была отважной девушкой. Они все такие были, эти Жюмо. Гестапо так и не смогло ничего выведать об оставшихся связных.

– Взгляните на эту фотографию, мсье. Это единственная вещь, от которой мы можем отталкиваться. Нет ли в ней чего-нибудь, что вы можете узнать, что дало бы ключ к разрешению загадки?

Потускневшие глаза столяра наполнились слезами при взгляде на лицо юной Жизель, не дожившей до старости вместе с ними, уцелевшими.

– Я ничего не вижу, – сказал он осевшим от волнения голосом.

– Что же, не удивительно, – тихо сказал Себастьян. – Вы можете еще что-то рассказать?..

– Ничего, мсье, разве только, .. В тот самый раз она подготовила группу из четырех человек для переправки через швейцарскую границу возле Лиона. Я отправил связного к Вертейану ночью тринадцатого, но люди так и не появились. Он ждал их с десяти до двух утра, а затем ушел, оставаться дальше было опасно. Это все, мсье.

– Понятно. Это мне мало что говорит. Полагаю, вам неизвестны те люди, которым Жизель могла доверять, кроме вас, разумеется.

– Не знаю таких, мсье, Я могу понять, почему она ничего не рассказала о ребенке, тогда ни на кого нельзя было полностью положиться, и сведения, такого рода важны для ребенка в будущем. Конечно, полковник Фидлер вряд ли был столь беспечен, что спрятал документы, не оставив ключ к их поиску.

– Один к одному – мои мысли, мсье. Вопрос в том, знала ли Жизель о судьбе документов.

– Представления не имею. Вообще-то, я бы скорее дал отрицательный ответ, у нас не было принято обмениваться информацией. Это была железное правило, мы все жили вод угрозой провала, но в данном случае...

– Ведь понимала же Жизель важность того, что часы оставались при ребенке?

– Да, она настаивала, чтобы я твердо выполнил: это условие.

– Вы не знаете еще кого-нибудь, с кем Жизель вступала в контакт в это время?

– Я передал ей важное сообщение, которое следовало переправить агенту в Шарру. Она собиралась прямо от меня отправиться туда. После войны я узнал, что этим агентом была Элиза Мориак. Большинство из нас не знали друг друга. Жизель тоже была лишь промежуточным связным.

Такая предосторожность должна была защитить вас. Но я не помню, чтобы мадам Мориак говорила что-то, что могло дать подсказку.

– Ни за что не поверю, что фон Фидлер не оставил никакой подсказки. Не сомневаюсь, она где-то у нас под носом, но где именно, не знаю. Проклятье, я чувствую, что стою в двух шагах от разгадки, но не вижу ее.

Себастьян судорожно запустил пальцы в волосы.

– Мы поедем в Шарру. Если мадам Мориак услышит эту историю, она, возможно, вспомнит, что говорила Жизель, и что в то время осталось непонятым.

Стефания постучала в дверь Кейт.

– Я пойду куплю открыток, но не для того, чтобы общаться с тобой посредством них, а просто так. Тебе что-нибудь купить?

– Нет, но в любом случае спасибо, Стефи, – откликнулась Кейт. – Все что мне надо было, я отправила почтой на прошлой неделе. Зайди за мной, когда соберешься на обед. Я пока успею принять ванну.

– Отличная мысль. Пока!

Стефания сбежала по ступенькам и через площадь прошла к магазинчику, торговавшему газетами и всякой всячиной. Отобрав в ворохе открыток с нарисованными на них гусями и рыночными торговками несколько штук, она зашагала назад. Свет солнца, становясь все интенсивнее, проливался на фасады каменных стен и горел на листьях, высвечивая тончайшие прожилки.

– Стефания! Черт возьми, вот это сюрприз!

К ней шел Дэвид с широкой, чуть кривой, очень молодившей его улыбкой.

– Привет! Чего не ожидала, так это увидеть тебя здесь. Как поживаешь?

– По-прежнему теми двумя несведёнными обедами. Я приобрел путеводитель, и это в самом деле принесло пользу, но я решил, что пора отыскать еще одну англоговорящую особу. Я здесь с визитом к подруге, и мне пришлось потратить немало времени, набираясь храбрости.

– Ваша подруга живет в Сен-Мутоне? Шутите!

– Ну, скажем, не живет. Она здесь проездом. Ну, а вы, что вы здесь делаете?

– Я сняла номер вон в той гостинице в конце улицы.

Глаза Дэвида внезапно сузились, и он пристально взглянул на нее, а затем рассмеялся.

– Нет, не может быть, это слишком нелепо!

– О чем вы?

– Вы, случаем, не Стефания Мэтиссон?

Она остолбенела, озаренная невероятной догадкой.

– А вы Дэвид Рассел. О, господи, что вы здесь делаете? Просто невероятно!

Стефания упала на ближайшую скамейку, ощутив приступ тревоги.

– Стефания, простите, если я испугал вас. Для меня это тоже потрясение, но дело действительно важное, и вы могли бы мне помочь. Речь идет о Кейт. Я проделал весь этот путь, чтобы повидаться с ней, просто повидаться. Разве вы говорили вчера вечером не о ее разбитом сердце?

Его лицо горело нетерпением.

– Что вам сказать, Дэвид! Можете вы, в конце концов, подождать одну минуту?!

Она встала и нервно зашагала вперед.

– Ну, конечно, я понимаю, что это непросто... – глаза Дэвида, следившие за ней, были недобрыми. Она резко развернулась.

– Это невероятно тяжело, Дэвид. Вы решились поехать к черту на кулички, проделали такой путь, а я даже не знаю, как Кейт воспримет все это. Послушайте, думаю, лучше мне сообщить ей об этом. Потом, если она захочет увидеть вас, вы сможете встретиться где-нибудь в ресторанчике. Что скажете?

Дэвид убрал прядь волос со лба.

– Что же, если вы думаете, что так лучше... Мне казалось, что элемент неожиданности сыграл бы мне на руку...

– Нет, Дэвид, вот это как раз было бы ошибкой. Она слишком хрупка для таких сюрпризов. Так что позвольте мне сперва поговорить с ней. Я ей расскажу, что и как. Почему бы вам не быть в баре отеля в восемь часов? Если она пожелает видеть вас, там вы и встретитесь, а нет, вместо нее приду я и все передам. Идет?

– Да, согласен. Чертовски хочется верить, что вы ей все объясните как надо. Понимаю, я наделал кучу ошибок по отношению к ней, и теперь хочу расставить точки над «i». Мне самому себе хочется надавать по морде за то, что был таким кретином.