– Спроси меня, о чем–нибудь, о чем ты хочешь знать, – говорит он. Его голос звучит подавленно, потому что именно так он себя и чувствует. Выставленный на обозрение и уязвимый. Для нее, да.

Она скользит пальцем по поверхности его светящегося ноутбука, конечно, он чист. Одна из немногих вещей, используемых здесь.

– Есть ли у тебя фотографии другой женщины?

Шок смешивается с облегчением, когда он смеется:

– Что? Нет!

– Я имею в виду… Наши отношения были довольно внезапны. Я не говорю, что мы должны быть единственными друг у друга или что я жду этого от тебя.

Он отвечает прямо, чтобы положить этому конец:

– У меня больше никого нет, Эрин.

– Тогда почему ты всегда приходишь сюда, когда думаешь, что я сплю? Я знаю, ты работаешь здесь сутки на пролет. Когда ты отдыхаешь?

Он открывает рот, чтобы ответить, а затем понимает, что он не знает ответа. Она не оставалась у него несколько ночей подряд, но эти две недели, которые они спали вместе, рассвет они встречали в кожаном вращающемся кресле. Затуманенным взором он смотрит на экран. Из активного дипломированного специалиста и военнослужащего он превратился в… ничто. Он все еще чувствует в себе стремления, амбиции, но не знает, что с ними делать.

Со стороны может показаться, будто он отказывается отвечать. Она подходит к полке со стопками книг, академических журналов, которые, вероятно, очень старые, с подчеркнутым текстом и загнутыми уголками.

Ее рука замирает над автоответчиком. Тот мигает красным. Она поворачивается к Блейку, будто спрашивая, может ли она нажать на кнопку.

Он пожимает плечами. Он понятия не имеет, кто оставил сообщение, но если это поможет успокоить ее, что нет другой женщины или каких–либо секретных разговоров, тогда он предпочитает, чтобы она услышала.

Вместо этого она поворачивается к двери и произносит, не глядя на него:

– Я не имею в виду, что буду шпионить или… или обвинять тебя. Я никогда не хотела быть такой девушкой.

– Это разумные вопросы. Я хочу, чтобы ты задавала их. Нет, я ни с кем. Ты. Я хочу только тебя.

И он тоже не хочет, чтобы она была с кем–либо еще.

Она делает небольшой судорожный вздох, больше похожий на всхлип.

– Прости меня, – выдыхает она. – Не то чтобы я тебе не доверяла.

Он ждет.

Она издает смешок:

– Хорошо, я полагаю, что это действительно означает это. Я просто… имею некоторые проблемы с доверием. Последний парень, с которым я встречалась… ну, скажем так, это не закончилось хорошо, понимаешь?

Да, он понимает, что ей было больно, и он ненавидит это. Он также полагает, что не будет концентрироваться на этом мудаке, который обычно не волнует его, кроме этого у него уже есть достаточно недостатков в этом отношении, и он не может позволить себе платить и за грехи другого человека.

– Так что, я бы хотела попросить, возможно… – Она поворачивается к нему лицом, ее глаза блестят в темноте, а губы подрагивают. – Возможно, мы могли бы, не торопиться.

Не торопиться? Это абсолютно противоположно тому, что он чувствует к ней. Каждая его часть отчаянно хочет претендовать на нее, пометить ее, как свою собственность. Так, чтобы никто не смог увести ее, когда она выходит в реальный мир, а он остается здесь, как в ловушке.

– Нет проблем, – отвечает он, стараясь выглядеть небрежным. – Это то, что мы будем делать.

Даже если это убьет его, он будет делать это.

Проклятая красная лампочка по–прежнему мигает, насмехаясь над его неспособностью общаться с внешним миром. Блейк расстроен и возможно для того, чтобы доказать свою надежность, даже если она и не готова поверить ему, он нажимает на кнопку «пуск», когда она смотрит на автоответчик.

– Привет, Блейк, это Джереми. Джереми Мозли – декан общественных наук. Вы помните, мы говорили о вакансии доцента? Я знаю, вы мне отказали, и мы пошли вперед и наняли консультанта–воротилу из Вашингтона на летний семестр. Но вы знаете, его парень был избран, и теперь он разорвал договор. Может быть, вы передумаете, у нас класс остался без профессора. Мы хотели бы, чтобы вы пересмотрели… ах, я верно шучу? Мы в отчаянии! Это всего лишь шестинедельный курс. Назовите условия, Блейк.

Джереми диктует несколько телефонных номеров, но Блейк не двигается. Проклятье. Он действительно не хотел, чтобы Эрин узнала об этом. Это лишь подчеркнет его бесполезность. Его беспомощность. Конечно, кот уже вынут из мешка и если он попробует отступить, то она посмотрит на него, как на лжеца.

Улыбка освещает ее красивое лицо:

– Они хотят пригласить тебя на работу в университет? Доцентом? – Она счастливо улыбается и бросается к нему, обнимая руками за шею. – Это замечательно, Блейк!

Черт. Он обнимает ее в ответ, а затем аккуратно отпускает.

– Эрин, это не сработает.

– Но он сказал, что ты можешь назвать свои условия. Как думаешь, ты мог бы получить офис с окном?

– Я не думал насчет офиса. Я имею в виду, что там вряд ли будет офис.

Ее голова откидывается назад от его резкого ответа.

Он смягчает голос, произнося умоляющим тоном.

– Сейчас просто не подходящее время.

Она осматривает небольшое загроможденное пространство вокруг, как будто видит все это впервые. После долгой паузы, она тихо произносит:

– Я вижу.

Проклятье, вероятно, она действительно видит. Видит толстые стены, разделяющие его и остальной мир, защищающие его от их взглядов. А что потом? Она выйдет и никогда не вернется? Будет ли он жалеть о том, что она не узнала более сильного, более функционального человека, который в состоянии заботиться о ней лучше?

Он не может этого допустить.

Неизбежность захлестывает его, и он закрывает глаза от этого потока. Правда оказывается неизбежна, и он должен сделать это для себя. Как долго он сможет оставаться вдали от нее, прежде чем иссохнет?

Его горло сжимается, но он успевает сказать с немалым количеством тщетности:

– Я поговорю с ним завтра. Если вакансия останется открытой, я возьмусь за это.

Глава 2

Ощущение, что все так, как и должно быть заполняет Эрин, когда она входит в здание социальных наук. Она была наполнена нетерпением на протяжении всех утренних занятий, зная, что сможет увидеть Блейка в обеденное время.

Две недели прошло с тех пор, как Блейк принял должность временного помощника профессора в университете. В это время, они оставались вместе почти каждый вечер.

Обычно, они проводили вместе только ночи, с едой на вынос и кино. Когда они открывали печенье с предсказаниями, то добавляли к каждой фразе «в постели», чтобы это было тем, что ожидало их в будущем. А потом жизнь становится интереснее… в постели. Блейк доказывал это медленным сексом в своей спальне, пока солнце не начинало пробиваться сквозь занавески. Блейк шутил, что он горгулья, которая превратится в камень на рассвете. Не очень тонкий намек на шрамы, портящие его красивое лицо.

Она балансирует с двумя «латте» на вынос, скользя через плотную толпу студентов, выходящих из лекционных залов. Некоторые объединяются в небольшие группы перед закрытыми дверями кабинетов. Часы консультаций обычно проходят в середине дня, между обычным расписанием классных занятий. Они начинаются за неделю до начала занятий, чтобы позволить студентам познакомиться со своими новыми профессорами.

В случае Эрин, то она идет, чтобы увидеться со своим консультантом, которого она уже знает с предыдущих лет. Он умен и скромен, так что он ей нравится. Он написал ей отзыв на ее предварительные идеи для заключительной научной статьи. Она включит его критический анализ в свою схему в последующие несколько дней, и он поставит свою подпись, когда начнутся занятия.

Она должна сделать еще одну остановку, прежде чем покинет кампус.

Профессор Моррис. Это имя вызывает в ней всплеск сексуального желания. Вероятно, потому что она называла его так, когда они были вместе прошлой ночью.

Он здесь только временно, но буквы выгравированы на матовом стекле двери его кабинета. Они должно быть надеются, что он привяжется к этому месту за один семестр. Она тоже.

Голоса звучат внутри. Черт. Кто–то толкает ее. Ах, хорошо, так даже лучше. В таком случае, он сможет провести остаток своего рабочего времени с ней. О, она знает, что у него много работы. Эрин Райдэр не знает лишь, почему университет умолял его быть профессором на замену. Но это лишь первая неделя занятий. Сколько вопросов еще может возникнуть?

Кто–то толкает ее в коридоре и обжигающе горячий кофе расплескивается в ее руках.

– Дерьмо, – бормочет она.

Тени в его кабинете гуще, чем в других. Это помогает студентам свободно общаться с новым профессором в надежде на его покровительство. Она начинает осознавать, что выглядит так, словно идет подлизываться к нему с кофе. Румянец нагревает ее щеки гораздо больше, чем это смогла бы сделать горячая жидкость. Если бы все знали, кем она приходится ему на самом деле.

Но никто не знает. Они договорились никому не говорить. Точнее, она отговорила его от разглашения их отношений. Положение запахло бы жаренным, если бы университет узнал, что у него сексуальные отношения со студенткой, даже если она не является его студенткой. Она видит в этом здравый смысл. Это стало бы этической черной меткой о неблагонадёжности. Она, никоим образом, не собирается откладывать получение высшего образования или отбирать у него возможность вернуться в общество.

Один семестр. Только один небольшой семестр, и они оба будут свободны. Они смогут раскрыть свои отношения. Блаженство…

В коридоре, время от времени, попадаются опоздавшие. Наконец дверь офиса распахивается, и две девушки вываливаются шквалом крошечных топов и ярких резинок для волос, выглядя очаровательно: «я просто набросила то, что попалось под руку». Эрин всегда завидовала этому. Они едва удостаивают ее взглядом, но какое–то чувство приличия удерживает ее от того, чтобы бросится внутрь до того, как дверь захлопнется. Нет необходимости, привлекать внимание к своему кофе–на–двоих выступлению. Действуя непринужденно, она подтягивает свой рюкзак на плечо и тянется к дверной ручке. Когда за своей спиной, слышит, их разговор:

– Вы видели его лицо? – спрашивает одна из них, хихикая.

– Я не могла перестать смотреть, но не в хорошем смысле, – отвечает другая.

Эрин замирает. Она держит ручку двери, ошеломленная их ужасными словами. Они не предпринимают никаких усилий, чтобы звучать тише, несмотря на то, что они отошли только на пару шагов. Она не уверена, слышит ли их Блейк внутри, но если бы она открыла дверь, то он, конечно бы услышал.

– Да, но когда он отвернулся… блин, так я не возражаю на него поглазеть.

– Хм–м–м, – соглашаются остальные.

– Это была прекрасная задница, без сомнения. Когда он поворачивается в другую сторону, я могу смотреть на него весь день.

Они продолжают идти дальше по коридору, а внутри нее клокочет гнев. Она всегда считала себя открытой феминисткой, поэтому конечно материализм или подлость задевают ее. Но здесь они направлены не просто на человека, а на человека, о котором она заботится. Человека, которого она любит.

С трудом сглатывая, она толкает дверь.

– Эй, профессор, найдется для меня минутка?

Блейк поднимает свой взгляд на нее и улыбается.

– Для тебя, всегда.

Может быть, в первый раз за все время, она изучает его критически. Одна половина его лица – красива, даже очень. Другая – покрыта тяжелыми ожоговыми шрамами от верхней губы к виску. Его глаз по–прежнему функционирует, но форма века не соответствует другой стороне, делая лицо искаженным.

Она любит в нем все. Храбрость, которую он проявил на военной службе. Храбрость, которую он показывает, выходя в мир, несмотря на то, что о нем думают люди. Как драгоценно то, что он жив, и что он с ней.

Переполненная внезапными эмоциями, она ставит кофе на ворох бумаг и бросается к нему на шею. Он ловит ее с природной грацией, и тут же заключает в крепкие объятия.

– Что на тебя нашло? – спрашивает он слегка посмеиваясь.

Я так горжусь тобой. Но она не может сказать ему этого, если он услышал тех девушек. Кажется, он прибывает в хорошем настроении. Вместо этого она произносит:

– Скучала по тебе.

– Ты видела меня прошлой ночью, – напоминает он ей.

Она отстраняется, хитро улыбаясь.

– И сегодня утром.

Его глаза темнеют, и она чувствует его эрекцию низом живота. Он так быстро возбуждается и всегда готов для большего.

Удерживая его пристальный взгляд, она опускает руку вниз. Его живот напряжен под рубашкой и майкой, которые она видела, как он надевал сегодня утром. Ее пальцы пересекают рубеж его пояса, как будто это проклятый Рубикон, роковая черта. Они в его офисе, но они одни… и, черт побери, она чувствует потребность порадовать его. Доставить удовольствие, после того, как те нелепые девушки пятнали его, знает он об этом или нет. Она прикасается к его члену, большому и пульсирующему.