Он вздрагивает от прикосновения ее рук и стонет:

– Эрин. Эрин.

Ей нравится слышать свое имя из его уст.

– Да? – спрашивает она невинно. – Что–то не так?

Он выдыхает что–то, что она не может понять. Это не имеет значения. Его тело говорит ей все, что нужно знать; жар под ее ладонью, дрожь его бедер под гладкими брюками. Возбуждение, которое ни тонкая шерсть, ни белье не в состоянии скрыть. Он нуждается в этом так же сильно, как и она. Боже, он отлично выглядит в костюме. Она не стала бы обвинять тех девушек с их глупыми взглядами, если бы они не были так жестоки, говоря о его шрамах.

Она опускается на колени, аккуратно подталкивая его к стене. Их тела блокируют дверь; никто не сможет войти и увидеть их. Но кто–то может попытаться, и что они придумают в оправдание того, что дверь закрыта? Еще хуже, если кто–то снаружи будет стоять очень близко и очень тихо, и сможет услышать рваные вдохи, издаваемые Блейком, скрежет его молнии, когда она тянет собачку вниз, низкий стон, когда она вытаскивает его член, кожа к коже.

Риск возбуждает ее. Все это так отличается от безопасного окружения его спальни. Это как заявление. Утверждение о своих намерениях. Он мой.

Он кажется тяжелым в ее руке, не тот вес, который можно ожидать от человека, не занимавшегося сексом месяцами. Вместо этого он именно такой каждый раз. Достаточно большой, чтобы заполнить ее ладонь, ее лоно… ее рот. Грешная улыбка изгибает ее губы.

Его нос раздувается сильнее с правой стороны, чем с левой.

– Боже, Эрин. Что ты со мной делаешь?

– Мне стоит остановиться, профессор Моррис?


***


Стоит ли ей остановиться? Нет, не останавливайся никогда!

Подожди–ка. Блейк заставляет лихорадку похоти отступить, позволяя своему разуму очиститься и действительно подумать о том, что они делают. Она выглядит так красиво, с этими полными губами, опухшими и розовыми. Ее темные, знойные глаза, в которых возбуждение плещется так, что он почти не в состоянии контролировать себя, почти не может остановиться. Но она заслуживает лучшего, чем делать это на коленях в этом пыльном офисе, куда кто–то может войти. Она заслуживает гораздо лучшего, чем он, но теперь, когда он заполучил ее, он не планирует оставлять ее в ближайшее время.

Он должен быть в состоянии управлять собой лучше, когда–то он был так хорош в умении отказывать, но, черт побери, он хочет эти розовые губы на себе, он хочет ее – сладкую, жаркую. Он хочет намного большего. Ее стонов, ее удовольствия.

– Ты уверена, что мы должны делать это здесь? – Его голос выходит хриплым, противореча смыслу его слов. Он хочет этого, и это настолько чертовски плохо.

Она сжимает нежно, заставляя его бедра дернуться. И улыбается, довольная своей властью.

– Если ты скажешь мне, чтобы я остановилась, я сделаю это.

Ах, черт возьми. Так прекрасна. Он зажмуривается от ее вида, но он не сможет продержаться долго, чувствуя лишь легкое прикосновение ее дыхания к своему члену.

– Эрин.

– Да профессор?

Он прикрывает глаза, чувствуя себя на грани какого–то открытия, на краю обрыва, и он прыгнет, только чтобы быть с ней.

– Тебе нравится это? – удивление наполняет его голос. Удивление и изумление.

Небольшая улыбка расплывается по ее губам, хотя она не отвечает.

– Мысль, что кто–то мог бы вломиться к нам. Это заводит тебя. Это тебя волнует.

Ее щеки темнеют от румянца. Она не отрывает взгляд от его члена, пока ее руки начинают равномерно двигаться. Он не будет отвлекаться.

– Встань, – хрипло приказывает он. – Позволь теперь позаботиться о тебе.

Она качает головой, медленно и с показной скромностью. Боже, она так заводит его. Она лишь взглянет на него улыбаясь, а он уже набирая обороты, готов взорваться. Но когда она такая, как сейчас… соблазнительная, властная, он готов упасть к ее ногам.

Но это не то, чего она хочет.

– А может быть, власть тоже, – размышляет он. – Тебе нравится контролировать меня. Ролевая игра.

– Ну, ты же профессор.

– А ты – студентка. Непослушная студентка.

Она улыбается.

– Я?

О да. Для нее, он будет играть в любую игру, заплатит любую цену, и это совершенно не трудно.

Он опускается перед ней на колени, берет ее лицо в свои руки и мягко целует в лоб.

– Все верно. Входишь в офис профессора и вынимаешь его член. Ты делаешь это для всех своих преподавателей?

Она сильно краснеет и опускает глаза.

– Нет, сэр.

– Только для меня? Это первый раз, когда ты держишь член профессора в своих руках?

– О, Боже, – стонет она, а потом выпрямляется. – Да сэр.

Еб*ть, когда она называет его «сэр», то это заставляет его терять голову.

– Как ты думаешь, это было бы мудрым шагом? Я должен сказать, что ты, кажется не знаешь, что делать с ним дальше.

Она вздрагивает от его слов, продолжая двигать своей рукой. Слишком много, слишком быстро – он кончит быстрее, чем игра закончится.

– Нет, так не пойдет. – Произносит он. – Похоже, что я должен научить тебя делать и это тоже. Я надеюсь, что ты будешь лучшим студентом здесь, чем когда ты находишься в классе.

– О, я сделаю это. – В ее глазах танцует возбуждение вместе со скрытым юмором. Им комфортно друг с другом, она и Блейк придерживаются своих ролей, за удовольствием стоит фарс, но они общаются с хитрыми взглядами и знакомой нежностью.

– Ты будешь хорошей девочкой для меня. – Бормочет он.

– Да, – умоляет она, и он пропадает. Ее добровольный раб в виде сурового надзирателя, желая угодить ей в любом случае, в любой форме и незаконная ролевая игра ему в этом поможет.

Он медленно встает и проводит большим пальцем по ее шикарной нижней губе.

– Тогда давай найдем лучшее применение этому рту.


***


Блестящая капля смазки формируется на наконечнике его члена, выдавая то, что его строгость напускная. Конечно же, она не жалуется. Он играет свою роль так хорошо, и те милые смущающие слова и возбуждение в ее руке. Ее рот, наполняется его вкусом, но дразнить его слишком приятно, чтобы так рано это закончить.

– Я так расстроена из–за получения «B», профессор Моррис. На самом деле я студентка, которая учится только на «А +».

Конечно, все это игра. Это не правда. Это мир секса и притворства, место безопасности и целостности.

Она продолжает:

– Есть ли что–нибудь, что я могу сделать, чтобы убедить вас? Я действительно очень прилежна, когда применяю свой ум к решению задачи.

Его глаза сощурены, а верхняя губа приподнимается, когда он рычит от возбуждения. Это выглядит страшно и это ее возбуждает. Она не боится его. Выражение его лица кажется диким, потому что его похоть и есть дикость. В душе он является нежным человеком, чрезвычайно нежным. На самом деле, она думала, что он не сможет быть манипулятором. Что он не сможет комфортно сыграть эту роль, которую она ему предложила. Но, она должна была знать его лучше, прежде чем усомниться в нем. Он еще никогда не разочаровал ее.

– Я уверен, что смогу придумать какое–нибудь дополнительное задание для тебя.

Его рука нежно нажимает на ее шею сзади, убеждая ее приблизиться, пока она не сможет почувствовать слабый, соленый запах мускуса.

– Я не знаю, что вы хотите, чтобы я сделала, – затаив дыхание, говорит она, желая, чтобы он использовал эти грязные слова, которыми она так наслаждается.

Он подносит большой палец к ее губам, потирая их таким образом, что каждый нерв в ее теле натягивается.

– Хороший студент должен проявить себя, – шепчет он, хриплым и низким голосом. – Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Неужели вы не дадите мне указания? – тихо спрашивает она.

– Оближи его. Здесь.

Направляя себя одной рукой, он прижимает нежный, скользкий от смазки кончик к ее губам. Она осторожно облизывает. Внешне она выглядит невинно, но внутри она упивается солено–сексуальным ароматом его страсти.

Принуждая его войти глубже, она снова и снова облизывает нежную щель. Его дыхание сладко перехватывает при каждом движении ее языка, но вскоре он начинает двигаться, направляя ее так, чтобы она смогла лизать и сосать всю поверхность широкой головки его члена.

Он стучит по ее нижней губе:

– Открой.

Она послушно открывает рот. Он проскальзывает членом внутрь, толкаясь мягко, чтобы она привыкла к его размеру. Он слишком большой, чтобы двигаться во рту быстро. Она неизбежно подавилась бы, а он не любит, когда такое случается. Для нее это не имеет значения, но он возражает против любого намека на ее дискомфорт.

В равномерном ритме, он покачивается возле ее лица, приближаясь к оргазму. Она может сказать это по тяжелым вздохам, сжатию его кулака в ее волосах. Когда она уже думает, что он взорвется у нее во рту, он отодвигает ее. Через секунду она оказывается прижата к стене, где только что был он. Ее джинсы сдернуты вниз, а его рот прижимается к ее центру.

Задыхаясь, он отрывается от нее только для того, чтобы сказать:

– Не мог ждать больше.

Затем его рот опускается на ее складочки, продолжая лизать и сосать. Удовольствие, которое проходит сквозь нее, острое и сладкое. Ее бедра дергаются точно так же, как его, только более нетерпеливо, теперь, когда она так возбуждена. Она не может ничего с собой поделать; она покачивается напротив прекрасного давления, трахая его лицо, хотя низкие стоны подсказывают ей, что он совсем не против.

Ощущения, что проносятся через ее кожу, усилены желанием, которое она ощущала весь день, ее гневом на тех девушек, ее любовью к этому человеку. Она поднимается на вершину, подгоняемая движением умелых пальцев и грешного языка. Неистовые звуки вырываются из нее, не желая сдерживаться, даже если их могут обнаружить. Она покачивается и вздрагивает, и томные, умелые движения его языка на ее клиторе, находят выход в мягком удовольствии и удовлетворенном вздохе.

Он поворачивает ее, наклоняя над картотекой. Она хватается за края, металл ощущается холодным и гладким под ее потными ладонями. Она слышит звук разрываемой фольги презерватива, осознает, что он подталкивает ее сзади, чувствует свою гладкую, возбужденную часть плоти, подготовленную для широкой головки его члена. Он не тратит время, словно сдержанность разрушит его, и проталкивается внутрь, плавно и быстро. Она задыхается от чувства наполненности, приятного ощущения растяжения, переходящего в боль глубоко внутри. Это небольшая боль такая сладкая, это сигнал о потере его контроля из–за сильнейшего желания. Она сжимает мышцы, упиваясь низким стоном, который заставляет его издать. Он берет жесткий, быстрый темп, выходя почти полностью, прежде чем снова погрузиться до основания. Она может только держаться, только цепляться за жесткую скользкую поверхность металла с приоткрытым ртом в беззвучном крике, пока он не застывает, врезаясь в ее бедра, и пульсируя в ней, когда кончает.

На мгновение, он прижимает свое сильное тело к ее, чтобы дать себе возможность успокоиться. Его дыхание на ее затылке ощущается резкими потоками, смешиваясь с ее, в прохладном, пыльном воздухе. Все произошло слишком быстро. Сейчас он выходит из нее более мягко, даже осторожно.

Она начинает подниматься, но он прижимает ее обратно, удерживая.

– Позволь мне вытереть тебя. – Его голос звучит грубо, в нем слышится отголосок страсти, которая была между ними только что. Он отрывает бумажное полотенце из рулона на книжном шкафу.

Она извивается от прикосновения бумаги к ее нежной плоти. Она оборачивается, чтобы забрать у него полотенце, но он останавливает ее руку.

– Позволь мне. – Повторяет он.

Закусывая губу, она позволяет ему закончить.

– Здесь слишком ярко, – шепчет она.

Она может видеть путь, которым он прошел за полотенцем. Нагибаясь, она открывается ему. Ее влагалище, ее попка – все это, как на ладони. Угол шкафа врезается ей в живот, теперь это более заметно без тумана возбуждения.

Он проводит пальцем по ее внутренним губам через складочки к ее попке, вызывая в ней дрожь.

– Ты так прекрасна здесь. Везде.

Это причиняет ей боль, то, что он подразумевает это как противоположность себе, но она не знает, как успокоить его, не поднимая вопроса. Доброе слово может провернуть нож, который уже сидит в нем, если она будет неосторожна. В конце концов, он решит проблему сам.

– Ты не должна была делать это, – говорит он.

– Делать что?

– Заниматься со мной сексом в кабинете, потому что те девушки оскорбили меня.

Он произносит это так категорично, без эмоций, такой контраст по сравнению с теплой радостью, которая наполняла его голос несколько секунд назад, что она чувствует, как разочарование отражается в ее сердце. Значит, он слышал их. И он все это время знал, что двигало ею, но как он будет интерпретировать это, что это была жалость, а не… ну, а что это было на самом деле? Доброта? Любовь? Она хочет, чтобы он был счастлив, чтобы не волновался, но мир всегда будет судить его, всегда будет издеваться и унижать его из–за шрамов, которые он получил, защищая свою страну.