– Ублюдок. – Взрывается Блейк, не в силах больше сдерживаться. Но когда она дергается в его руках, то он начинает ее успокаивать. – Мне жаль, – шепчет он.

Она утыкается ему в грудь.

– Хорошо услышать это от кого–то. Я была отчасти напугана тем, что ты мог бы не поверить мне.

– Он больше не беспокоил тебя после этого, так ведь?

– Не–а. – Она небрежно смеется. – Я думала, мы просто поругались. Я имею в виду, это были большие проблемы, но я думала, что мы серьезно относились друг к другу. Думала, мы остынем за зимние каникулы, а после приведем все в порядок. Но когда я вернулась в город, он по–прежнему не отвечал на мои звонки. А потом я увидела его с другой девушкой. Он даже не посмотрел в мою сторону.

– Скатертью дорога. Слушай, милая, я не знаю на самом деле этого Дага, хищник он или у парня просто дерьмовый папаша, но ты же знаешь, знаешь, что это не твоя вина или твоей мамы, правда?

– Да. – Вздыхает она. – Я знаю, но иногда трудно об этом вспоминать. А потом с тобой…

– А потом я поступил с тобой точно так же, как тот парень с твоей мамой.

– Нет, – отвечает она удивленно. – А потом с тобой я не могла ослабить свою защиту, хотя знала, что ты не похож на него.

Мрачная улыбка искривляет его губы.

– Не сильно отличаюсь. Я был готов использовать свое положение, мои деньги, чтобы иметь влияние на тебя. Я всегда знал, что это неправильно, но услышав, что кто–то еще делал это… Черт. Без вопросов.

Он ублюдок. Он заслуживает того, чтобы кто–нибудь дал ему хороший пинок под задницу так же, как он хочет выбить дерьмо из любимого папаши Дага.

– Блейк, – произносит она, поворачиваясь к нему лицом. – Я была благодарна тебе за работу, но это мой выбор появляться на работе каждый день. Ты не давил на меня, даже когда я этого хотела. Ты вообще никогда не подталкивал меня делать что–либо.

Ее шоколадные глаза встречают его взгляд прямо, почти агрессивно. Она никогда не вздрагивает от его шрамов, даже в начале и теперь конечно тоже. Вместо этого она выражает только одно… нежность. Он ненавидит себя за то, что может разрушить это, но больше он лгать ей не должен.

– Эрин я выложил объявление о том, что мне требуется помощница по дому из прихоти. Я думал, что смогу вызывать кого– то время от времени, но когда я встретил тебя, я знал, что должен увидеть тебя снова, так что я составил еженедельное расписание для уборки. Но этого оказалось недостаточно, поэтому я увеличил уборку до двух раз в неделю. Я такой же мерзкий как Даг, сделал все, чтобы держать тебя при себе.

– Почему? – шепчет она, выглядя искренне смущенной. Это разбивает его сердце. Это смущение, несмотря на всю ее силу, которая привлекает его в ней. Она не знает себе цену.

– Боже, Эрин. Ты добрая, ты шикарная. Я знал это с первого дня, когда ты сделала убогому страшно–выглядящему парню выговор. Ты сказала, что будешь приводить в порядок мой дом…

– Но и ты должен был привести в порядок себя. – Заканчивает она.

– Тогда, прошла уже не одна неделя с тех пор, как я последний раз принимал душ, – признается он. – Так, что я пошел наверх и почувствовал себя новым человеком. И когда я вернулся на кухню, ты разогревала для меня суп, чтобы я поел.

– Все те коробки из–под пиццы были отвратительны.

– Я был отвратительным, – уточняет он, мягко продолжая, – хотя думаю, я стал лучше.

Улыбка расцветает на ее губах.

– Больше никаких укреплений из коробок от пиццы.

– Ты их заметила, да?

– Да ты был не в себе, – произносит она с любовью. – Но ты неплохо привел себя в порядок.

Он тоже улыбается, а затем словно приходит в себя.

– У меня нет оправданий, Эрин. И я полностью пойму тебя, если ты решишь порвать со мной… если быть объективным, тебе следует это сделать. Но если ты решишь остаться со мной… Боже…

– Что? – шепчет она.

Он напрягает мозг, думая над правильным ответом, идеальным подарком, который привяжет ее к нему. И подскакивает опустошенный.

– Ничего, – отвечает он грубо. – У меня нет ничего, чтобы я смог предложить тебе. Только я сам.

Ее глаза наполняются слезами, и целую ужасную секунду, он думает, что она хочет проститься с ним. Но затем она обвивает руками его шею и прижимается губами к его губам. После секундного шока и чистого облегчения, он притягивает ее к себе, целуя так, как если бы его жизнь зависела от этого. Потому что чувствует, будто ее прохладные волосы очищают от вездесущей боли его кожу. Он зависит от нее. Он знает только боль, а она свободна. Он чувствует безумие, и это приятно.

Он поднимает ее, наслаждаясь ее мягкостью и теплотой в своих руках. Она тонет, прижимаясь своей сладкой попкой к его эрекции. Он поднимает обтягивающую ткань платья до бедра, наслаждаясь гладкой кожей и тонкой полоской ее трусиков уходящих вниз. Его пальцы следуют за их кромкой, встречая чувственные губки ее плоти.

Она вздыхает ему в рот.

– Блейк.

– Да. – Хрипит он.

И он дает ей больше, сразу мягче и сильнее, быстрее и глубже, пока ни один из них не сможет вытерпеть дольше. Он находит ее клитор и слегка пощипывает. Она взрывается вокруг его пальцев; прекрасный женский стон экстаза, мягкий прилив горячей жидкости на костяшки его пальцев и дрожь бедер, накрывающих его собственные.

Он нежно ласкает ее, когда она снова расслабляется. Его эрекция нетерпеливо пульсирует, пытаясь вырваться из джинсов, чтобы стать ближе к ней. Но он заставляет себя успокоиться и отодвигается от нее, прежде чем сможет пронзить. Ему нужно доказать кое–что, если не ей, то по крайней мере себе. Он может вести с ней серьезную беседу. Он может посмотреть кино от начала до конца. Все не всегда должно перетекать в секс.

Поэтому, когда она смотрит на него своим полубессознательным от страсти взглядом и сексуально улыбается, он вытаскивает DVD–диск из пиджака и поднимает его, как проклятый щит.

Она моргает.

– «Призрак оперы»?

– Ты всегда приносишь фильм, когда приходишь, – объясняет он. – Так как сегодня я шел к тебе, то решил тоже принести что–нибудь.

Ее взгляд выглядит сладко–укоризненным, поскольку она соединяет воедино образ героя и его самого.

– Очень тонко.

– Эй, это был сложный выбор между этим и «Красавицей и чудовищем».

– По крайней мере, в том, они в итоге остаются вместе.

– Потому, что он превратился назад в нормального мужика, – напоминает он. – Там не было счастливого конца для чудовища.

Ее выражение лица выглядит скептическим. Она подползает к нему, садится сверху расставляя ноги, и дерьмо, как он при этом должен сдерживаться? Его член упирается прямо туда. Несколько слоев ткани могут исчезнуть, и он просто скользнет внутрь нее. Она выхватывает диск из его пальцев и бросает куда–то в сторону стола.

– Что ты делаешь? – выдавливает он.

Она соскальзывает по его ногам на пол. Ее глаза поднимаются вверх, беспокойные и злые.

– Доказываю тебе, что ты ошибаешься.

Она продолжает делать это только своим языком и губами, вызывая у него хриплые признаки экстаза. Истинная форма удовольствия, чистое и мощное счастье, не совсем то, что он имел в виду, но так даже лучше. Он хочет этого все время, он всегда ее желает.

Под ее соблазнительными прикосновениями он дрожит с потребностью, с надеждой. Но он хочет получить ее до того, как все взорвется прямо перед ним.

Он мечтал об этом раньше, но просыпался в одиночестве. Он пытался сопротивляться, пытался получить удовлетворение только от того, что она в его руках, без намеков на будущее.

Как будто волна прилива накрывает его, утаскивая на самое дно, и глубже, до тех пор, пока он не перестает замечать берег. Здесь бескрайнее пространство только для его и ее единения, секса, любви и надежды, сливающиеся на горизонте. Он пропадает тогда, когда толкает бедра вверх, беспомощно покоряясь, и погружаясь в ее теплый, жаждущий рот. Подтягивая ее к себе на колени, он начинает лизать, сосать и дразнить ее грудь, пока она не опускает свои бедра на его. Он снова становится твердым, болезненная эрекция, всегда в готовности исполнить все ее желания. И дело не только в сексе, хотя отчасти это правда. Без нее ничего не имеет значения, ни красота, ни гладкая кожа.

Он вонзается в нее; это то, что ты делаешь со мной. Он увеличивает темп; чувствуй меня, возьми меня, никогда не отпускай. Ее рот приоткрывается в безмолвной мольбе, а ее глаза… О, мой, Бог, ее глаза. В них горит что–то более пронзительное, чем просто страсть, там – знание. Она знает, что делает с ним, с его телом, как низко он сможет упасть. Она знает, как безнадежно он вонзается в нее, отчаянно нуждаясь в большем, хотя знает, что этого никогда не будет достаточно.

– Не прячься от меня, – шепчет она.

Но он даже не понимает, что она имеет в виду. Он поднимает голову и смотрит на нее. Она может видеть худшие части его тела, на его уродливом лице она может увидеть отражение того, как он использует ее тело. Он показывает ей каждое грязное, недоброе желание и да поможет ей Бог, она никогда не говорила ему «нет».

Он понимает, что она что–то бормочет. Не бессмысленный секс–шепот, что–то другое.

– Позволь мне видеть, позволь мне видеть, – стонет она, и он вздрагивает от этих слов.

Он кривится и это должно выглядеть, словно ему больно. Слезы собираются в уголках его глаз. Гребаные слезы – как это случилось? Он не понимает почему, но они там, на грани, и у него нет возможности или желания поднять руку и смахнуть их. Она хочет увидеть? Он покажет ей, каким трусом на самом деле является, и после этого он не позволит ей уйти. Моя.

Слезинка выскальзывает из его глаза, падая на кожу, которая должна быть мертва. Но она не мертва, она полностью, до боли – жива. Она горит весь день и всю ночь так, будто взрыв никогда не останавливается. Влаги от одной слезы не достаточно, чтобы погасить этот огонь. Но она прижимает свое лицо к его, прямо в том же месте. Ее мягкая кожа всегда кажется для него бальзамом, но на месте ожогов она… проклятье, ощущается чудом.

Он смутно понимает, что перестает двигаться, но не она. Она размещает свои руки на его плечах и двигается на нем в сладком ритмичном темпе. Ее лицо прижато к его. Справа. Там, где он наиболее отвратителен, прямо там, где он наиболее уязвим. Он не понимает, почему она хочет смотреть на это, но это что–то в нем переворачивает. Это приводит его в отчаяние…

В отчаянии он хватает ее за плечи и отдергивает. Слишком сильно. Она морщится.

Дерьмо.

– Прости, – бормочет он.

– Нет, это то что… Покажи мне.

Он покачивает головой, отказываясь даже тогда, когда держит ее крепко и сделает это снова. Она задыхается от силы толчка, издавая хриплый звук, подстегивающий его на большее. Он входит в нее сильнее и быстрее, комната заполняется шлепками их кожи, ее стонами и криками. Он жесток и неумолим, но вместо того, чтобы остановить его, она сжимает вокруг него свои внутренние мышцы. Сжимает так крепко и откидывает голову назад. Прекрасная, такая прекрасная.

Он зажмуривается и покрывает горячими поцелуями ее шею, в то время пока его тело дрожит в освобождении. Он стонет, прижимаясь к ее коже, вдыхая ее запах, пока опускает ее тело вниз на свой член снова и снова. Его рука сжимает ее волосы для поддержки. Мягкая киска обхватывает его член, она осторожно покачивает бедрами, поощряя последние рывки его члена.

Ее удовлетворенный вздох, согревает его шею.

Глава 6

Эрин приходит в сознание, ощущая почти острое чувство утраты. Гнетущее чувство чего–то, то появляется, то пропадает. Все еще разморенная ото сна, она потягивается, ощущая тонкие хлопковые простыни на своей кровати. Они кажутся прохладными и пустыми на ощупь.

Для начала она открывает глаза, и оглядывается в поисках Блейка. После их страстного секса в гостиной, они перебрались в спальню для второго раунда перед тем, как провалились в сон в объятиях друг друга. Это был первый раз, когда он провел ночь у нее и вообще первый раз, когда он был здесь, и хотя его дом определенно лучше, его присутствие здесь, ощущается прекрасно. Как первый порыв весеннего сияния, приносящий лучик надежды на потрепанную землю.

Его не оказывается в спальне или в ванной. Она соскальзывает с постели, одетая только в застоявшийся мускусный запах от их занятий любовью. Белая лужа на полу оказывается его майкой. Когда она ее поднимает, то что–то плоское и квадратное падает на пол.

Белые кусочки кружась летят вниз. Они выпали из его бумажника. И она только сейчас понимает, что что–то рассыпала. Нагибаясь, она начинает подбирать бумажки, пока не понимает, что это такое.