Лили поджала губы.

– Я не желаю с ней разговаривать.

– Послушай, Лили, – тихо проговорил Паскаль, – мне кажется очевидным тот факт, что ты ей не безразлична. В противном случае она не стала бы писать твоему брату и не приехала бы сюда. Могу представить, как ей было нелегко возвращаться в мир из монастыря. Поверь мне, я-то знаю, о чем говорю.

Лили молчала, мрачно глядя перед собой. А ее муж тем временем продолжал:

– Сколько лет твоя мать провела в монастыре? Пятнадцать? Знаешь, ей ужасно труднее возвращаться в те места, где она была так несчастна…

– Откуда ты знаешь, что она была тут несчастна? – сквозь зубы процедила Лили.

– Месье Жамард и Мишель Шабо мне об этом рассказали. Представляю, как ей сейчас не по себе. Вас двое – против нее одной. Вы друг другу готовы вцепиться в глотки, а с ней что намерены сделать? Разорвать на куски?

Брат с сестрой молча уставились на Паскаля. Тот немного помолчал, затем со вздохом сказал:

– Что ж, можете и дальше ругаться, а я поздороваюсь с вашей матерью и мисс Маккофферти.

– Нет, так нельзя, – пробормотала Лили. – Я пойду с тобой, Паскаль. Думаю, я должна дать ей понять, что узнала ее. Пусть даже мне это ужасно неприятно.

– Никто не говорит, что тебе должно быть приятно, герцогиня, – сказал Паскаль, целуя жену в макушку. – Я горжусь тобой, милая. Я знаю, как тебе сейчас трудно. А вы, Жан-Жак?

– Конечно, я пойду. Я же все-таки герцог…

Паскаль кивнул.

– Вот и хорошо, ваша светлость. И знаете… Пользуясь своими привилегиями, вы могли бы проложить нам путь сквозь толпу.

Жан-Жак направился к церкви, и его подданные, кланяясь, расступались перед ним. Паскаль, державший Лили под руку, шепнул ей:

– Я буду рядом, так что не беспокойся. – Паскаль чувствовал, что его жена на грани нервного срыва, и это очень его тревожило.


Лили и впрямь была в смятении. Конечно, она обрадовалась, увидев Коффи. Но вот мать… Что можно было сказать той женщине, которая, навсегда покидая своих детей, даже не оглянулась на прощанье?

Лили встретилась глазами с Коффи и тут же отвела взгляд. Няня предала ее! Она знала, какие чувства испытывала Лили к матери, но все же – не без помощи Жан-Жака – устроила эту неприятную встречу.

Но почему же так получается?… Почему ее, Лили, бросают самые близкие люди? В чем она виновата? Из-за чего мать оставила ее, отец сбыл с рук, не утруждая себя мыслями о том, будет ли его единственная дочь счастлива с мужчиной, за которого ее выдали насильно, а любимый брат с отвращением оттолкнул ее?

Лили судорожно сглотнула, наблюдая, как Жан-Жак целовал мать в обе щеки, словно был ужасно рад ее видеть.

«Притворщик, – с ненавистью думала Лили. – Помимо всего прочего, ты еще и лжец, Жан-Жак». Ее всю трясло от гнева.

Тут мать повернулась к ней, и Лили заметила седые пряди в ее темно-рыжих волосах. На лице же появились морщинки, которых Лили не помнила. Но глаза матери остались прежними, и прежней была улыбка, которая когда-то вселяла в Лили уверенность в том, что она любима и что все в этом мире устроено замечательно. Теперь же при виде этой улыбки сердце Лили болезненно сжалось. За долгие пятнадцать лет ее боль, боль отверженного ребенка, нисколько не притупилась. И в тот же миг ею вдруг овладело странное желание броситься в объятия матери и выплакаться у нее на груди, вымолить у нее объяснение… Но затем новая волна гнева захлестнула ее, прогнав непростительную слабость.

– Маман… – Лили сделала реверанс. – Какая неожиданность…

– Лили, как это… Как чудесно видеть тебя вновь. Ты даже не представляешь… – пробормотала мать.

– Полагаю, что действительно не представляю, – холодно проговорила Лили.

– Конечно, не представляешь. Мне так много надо сказать тебе, Лили. А пока позволь мне просто насладиться возможностью на тебя посмотреть. Коффи, конечно же, писала мне о тебе, но читать о тебе и видеть собственными глазами – совсем не одно и то же. Ты превратилась в красивую женщину.

Лили пропустила комплимент мимо ушей.

– Полагаю, Жан-Жак сообщил тебе, что я замужем. Ты из-за этого приехала?

По лицу герцогини пробежала тень, когда она взглянула на Паскаля, но она торопливо отвела взгляд, словно давала понять, что этот человек ее совершенно не интересовал.

– Да, так и есть, Лили… И я… Даже не знаю, что сказать. Может, мы могли бы поговорить без посторонних?

– Я думаю, тут нет посторонних, мама. Могу я представить своего мужа Паскаля Ламартина?

– Добрый вечер, месье Ламартин, – холодно бросила герцогиня, не подав ему руки и даже не взглянув на него.

– Надеюсь, что известие о нашем венчании не стало для вас слишком серьезным потрясением, ваша светлость, – вежливо сказал Паскаль.

– Жизнь всегда преподносит сюрпризы, – ответила герцогиня.

Паскаль едва заметно кивнул.

– Да, это так. – Обратившись к Коффи, он добавил: – Мисс Маккофферти, вот уж не думал, что снова увижу вас. Какая приятная встреча…

Коффи посмотрела на него недоверчиво.

– Не знаю, как расценивать ваши слова, месье. Ведь с учетом обстоятельств нашей последней встречи… Странно, что вам так быстро удалось выучить английский.

Паскаль улыбнулся.

– Я бы мог похвастать своими необыкновенными способностями, но если честно, то я говорю на английском всю свою жизнь.

– Но я думала… Как все странно… Это совсем не то, что я ожидала, все совсем не так, – затараторила Коффи.

– Полностью с вами согласна, – кивнула герцогиня. Повернувшись к сыну, она сказала: – Я приехала во Францию, чтобы выручить дочь, чтобы помочь расторгнуть навязанный ей брак. И что я вижу?! Элизабет целует этого мужчину! Целует на глазах у всего Сен-Симона! И ты, Жан-Жак, спокойно на это смотришь? Может, находишь такое поведение вполне приличным? Да вы оба с ума сошли!

Эта речь показалась Лили настолько нелепой, что она, не выдержав, рассмеялась. И, рассмеявшись, уже не могла остановиться.

– Ты ничего не понимаешь… – сквозь смех бормотала она. По щекам же ее струились слезы боли, переполнявшей сердце. – Мама, ты ничего, совершенно ничего не понимаешь…

Паскаль обнял жену и, прижимая к себе, проговорил:

– Я думаю, этот разговор следует продолжить утром. Жан-Жак, почему бы вам не отвести вашу мать и мисс Маккофферти в замок? У них был трудный день. А утром подойдем мы с Лили.

Следующие полчаса прошли для Лили как во сне. Паскаль не мог уйти, не попрощавшись со всеми, и все время, пока он улыбался, пожимая людям руки, она находилась с ним рядом и тоже улыбалась и пожимала руки. Она уже почти не помнила, как они поднялись на холм и как зашли в свой домик. А потом Паскаль раздел ее и обнял, уложив в постель. Он молчал, и Лили была ему за это благодарна – ей не хотелось ничего слышать. И думать ни о чем не хотелось. Хотелось только одного – побыстрее заснуть.

Муж по-прежнему обнимал ее, и вскоре Лили провалилась в сон, лежа в теплом кольце его рук. Но где-то среди ночи, не вполне проснувшись, она вдруг ощутила его в себе и тихо вздохнув, улыбнулась. Паскаль, однако, не двигался. И ничего не требовал от нее. Нежно ее поцеловав, он сказал:

– Лили, любимая, она приехала сюда, потому что любит тебя.

– Нет, – всхлипнув, прошептала Лили.

– Да, любит. – Он начал медленно двигаться в ней. Убрав с ее лица прядь волос, проговорил: – Подумай, Лили… Если бы у нас родился ребенок, плод нашей любви, неужели мы не любили бы его?

Лили снова всхлипнула. А ее муж продолжал:

– Я видел глаза твоей матери. Поверь, она никогда не переставала тебя любить. Ты должна ее выслушать. Бог мне свидетель, эта женщина бросила тебя не по своей воле. Ее заставили уйти. – Паскаль коснулся губами ее губ.

Лицо Лили исказилось гримасой боли, и он поцеловал морщинку, образовавшуюся у нее на лбу. Бедра же его ритмично двигались.

В очередной раз всхлипнув, Лили прошептала:

– Хоть ты не бросай меня, Паскаль.

– Никогда, любимая.

И тотчас же тугой ком в ее груди начал рассасываться, боль стала уходить, и вскоре в душе воцарился мир. И она знала, что это Паскаль помогал ей, знала, что душевный покой исходил от него.


Дворецкий проводил Лили к двери библиотеки. Она уже пообещала Паскалю, что выслушает мать, но не была уверена в том, что сможет ее понять. Сердце напоминало о себе постоянной ноющей болью. Лили взялась за ручку двери и медленно повернула ее. Ей казалось, что не дверь она сейчас открывает, а ящик Пандоры. И она была уверена: добром эта встреча не кончится.

Мать сидела на диване, а брат стоял у окна. И они о чем-то разговаривали. Коффи же сидела в кресле напротив холодного камина – сидела неестественно прямо, сложив руки на набалдашнике трости. Лили сразу поняла, что разговор шел о ней, – стоило лишь взглянуть на Коффи. Няня тут же опустила глаза, а Лили сказала:

– Доброе утро, мама.

Ей больше ничего не пришлось говорить – вместо нее заговорил возмущенный Жан-Жак.

– Лили, почему ты не сказала мне, что Ламартин пытался воспользоваться твоей беспомощностью? Да еще в монастыре!.. Он же настоящий извращенец!

Лили лишь мельком взглянула на брата. Она была не в том настроении, чтобы вступать с ним в перепалку. Она злилась на него не меньше, чем на мать.

– Ты так ничему и не научился, – прокомментировала она слова Жан-Жака. – И ты, как всегда, торопишься с выводами. Паскаль всего лишь пытался оказать мне помощь.

– Но Лили, – вмешалась Коффи, – ты же сама настаивала, нет, ты поклялась аббату, что мистер Ламартин на тебя набросился. А теперь ты утверждаешь, что этого не было?

Лили пожала плечами.

– Я допустила ошибку. Так бывает.

– Думаю, тебе следует объясниться, – сказала мать.

– Я не считаю, что обязана отчитываться перед кем-либо, – заявила Лили. – А перед тобой, мама, и подавно не обязана. Однако ради Паскаля, чье доброе имя я не позволю опорочить, я все же скажу вам кое-что. И Коффи, и отец постоянно внушали мне, что мужчины – главный источник опасности, что все они хотят меня погубить. А тебя, мама, не было рядом, и ты не могла объяснить мне то, что следовало объяснить. Вот я и решила, что Паскаль пытался удовлетворить свою похоть.

– Он дипломированный медик, мама, – сообщил Жан-Жак. – Он сам мне об этом сказал.

Лили с удивлением взглянула на брата, но промолчала, решив, что лучше спросить у самого Паскаля, почему он не счел нужным сообщить об этом своей жене.

– Понятно, – кивнула герцогиня и, повернувшись к дочери, спросила: – Но твой отец, зная об этом, все же счел тебя скомпрометированной?

– Нет, он поверил Паскалю, – сквозь зубы процедила Лили. – И неудивительно. Ведь мое мнение для него никакой ценности не представляло. Я была для него пустым местом. Он увидел возможность выдать меня замуж и не преминул ею воспользоваться. А падре Меллит был в восторге. Он тоже хотел поскорее от меня избавиться, и его мечта сбылась.

– Да, понимаю… – с горечью сказала герцогиня. – Я знаю, о чем ты говоришь.

Лили смерила мать долгим взглядом. «Сейчас начнутся лживые отговорки, – думала она. – Не стоит себя утруждать, мама. Я уже знаю правду».

Герцогиня похлопала по дивану и тихо сказала:

– Иди сюда, Лили. Присядь рядом со мной. Должно быть, все эти годы ты хотела узнать, почему я уехала и почему ты не получала от меня никаких вестей.

– Да, поначалу мне хотелось получить ответы на подобные вопросы, но потом я перестала об этом думать, – ответила Лили, стоя перед матерью. – И теперь мне ничего от тебя не надо, мама, в том числе и объяснений.

Герцогиня побледнела.

– Лили, я пыталась писать тебе, но мои письма никогда до тебя не доходили. Их всегда перехватывали.

– В самом деле? Какая драма! Так кто же их перехватывал? Ревнивый Бог? В конечном итоге нас, своих детей, ты предпочла Ему, так что Он своего добился.

– Нет-нет, все совсем не так. – Герцогиня была на грани истерики. – Позволь мне рассказать тебе, как все было на самом деле.

– Зачем? – Лили чувствовала, как ее душат жаркие слезы. – Зачем рассказывать? Ведь все это уже не имеет значения. Вернуть прошлое нельзя, и нельзя его изменить. Ты оставила нас, не сказав ни слова на прощанье. И тем самым ты ясно дала понять, как к нам относишься. К чему еще слова? – Лили сжала кулаки. – Ты что, не понимаешь?! Мне все равно!

Герцогиня как-то сразу осунулась и сгорбилась. Отвернувшись, она прикрыла лицо ладонями. Лили получила удовлетворение, но победа не принесла ей радости.

В комнате воцарилось тягостное молчание, но в какой-то момент вдруг раздался стук. Звук показался Лили знакомым, но она не сразу узнала его. Оказалось, что это Коффи стукнула палкой по полу.

– Ты выслушаешь мать, Элизабет, – строго сказала няня. – Я не для того тебя воспитывала, чтобы ты разбила сердце женщине, которая двадцать три года назад подарила тебе жизнь и с тех самых пор никогда не переставала тебя любить. Ты ведешь себя как капризная неблагодарная девчонка, – и это неудивительно, если вспомнить, за какого ужасного человека ты вышла замуж. Куда подевались твои манеры?