Но какой-то урок Ана Каролина все же из этого извлекла: она больше никогда не предаст Энрике.

Резкий вскрик оторвал ее от раздумий. Ана Каролина инстинктивно нажала на тормоз, предотвратив аварию.

– О господи, Ана Каролина, ты нас чуть не убила! – возмутилась донья Виктория.

– Ой, mae, не начинай. Ничего же не произошло.

– Не смей говорить со мной как с истеричной старухой. Если бы я тебе ничего не сказала, ты въехала бы в ту машину!

– Да, ладно. Ты права. Я замечталась.

– Надеюсь, не о том анонимном поклоннике, который бомбардирует тебя писульками.

Ана Каролина едва не притормозила вновь. Стараясь сохранять самообладание, она медленно двинулась дальше.

– Ну конечно же нет. Но… откуда ты вообще об этом знаешь?

– Милая, я знаю обо всем, что происходит в нашем доме.

– Великолепно. Надеюсь, ты не опустилась до того, чтобы читать чужие письма?

– Нет, как ты только могла подумать такое! Я ожидала, что ты сама расскажешь мне об этой странной истории. Автор этих писем случайно не тот кавалер, который присылал тебе розы?

– Случайно да. Но речь идет о сумасшедшем. Я сжигаю эти письма, не читая, если тебя это успокоит. Мне кажется, этот тип прекратит меня преследовать, когда я выйду замуж.

– Я с ним знакома?

– Сомневаюсь. Я и сама с ним едва знакома. Он давний приятель Энрике и влюбился в меня с первого взгляда. Он еще надеется на взаимность, потому что я не замужем. Ох, все это такие глупости… Давай лучше поговорим о чем-то другом.

– Но он кажется мне весьма настойчивым, этот «сумасшедший». Ты уверена, что достаточно четко отказала ему?

– Мама, прошу тебя! Я же сказала, я не хочу об этом говорить.

– Да, сказала. А вот я хочу поговорить об этом мужчине. Что тут такого? Не каждый же день кто-то осыпает мою дочь розами.

– Если хочешь, я ему отвечу и попрошу вместо меня ухаживать за тобой.

– Так, давай обойдемся без сарказма.

Ана Каролина притормозила, остановив автомобиль на обочине. Она выключила мотор и повернулась к матери.

– Отсюда доберешься домой сама. Я такие разговоры не выношу.

С этими словами она выскочила из машины и, хлопнув дверцей, удалилась, оставив ошеломленную ее поведением донью Викторию в автомобиле.

Идти отсюда до дома было недалеко, на дорогу уйдет минут пятнадцать, да и мать, пусть и плохо видит, вполне сумеет доехать.

Ана Каролина прекрасно себя чувствовала. Но тут она вспомнила слова швеи о своих икрах, и настроение у нее испортилось окончательно.


Вечером в гости пришел Энрике.

– Правда, сегодня чудесная погода? Я люблю осень в городе.

– Никакая это не осень, – раздраженно буркнула Ана Каролина.

Она и сама не знала, почему так себя ведет. На самом деле она любила осень в Рио. Сухой воздух, чистое небо, температура не поднимается выше двадцати пяти градусов… Идеально. Конечно, тут с деревьев не опадают листья и нельзя насладиться желтовато-багряным великолепием парков и терпким запахом земли, как в Европе. И все же это было хорошее время года: спадал летний зной, и люди уже не так злились из-за жары, становясь вежливыми и обходительными. Только на Ану Каролину изменения погоды в этом году не подействовали. Как она сегодня повела себя с матерью, так обращалась и с другими людьми, особенно с Энрике.

– Ну, может быть, это и не настоящая осень, но…

– Вот только не нужно со мной во всем соглашаться! – проворчала она.

– Если ты сегодня не в настроении, я…

– Все у меня в порядке, спасибо, – вновь перебила его Ана Каролина. – По крайней мере, пока что.

– Может, мне уйти? – пробормотал Энрике.

– Ты у меня спрашиваешь или размышляешь вслух?

– Милая, что с тобой сегодня? Что случилось? – В его голосе слышалась искренняя забота.

Ане Каролине стало стыдно. В конце концов, Энрике ни в чем не виноват.

– Ничего особенного. Прости, я и сама не знаю, что на меня нашло.

– Наверное, ты волнуешься перед свадьбой.

– Да, скорее всего.

– Так часто бывает. Перед этим важным событием, которое изменит их жизнь навсегда, и женихи, и невесты порой испытывают страх. Они задаются вопросом, правильное ли это решение.

– Ты тоже боишься? – спросила Ана Каролина.

Его объяснение показалось ей хорошо продуманным, вряд ли эта мысль только что пришла ему в голову. Похоже, Энрике уже давно размышлял об этом.

– Нет. Я целиком и полностью уверен в том, что ты – та самая. Просто… – Он замялся.

– Да?

– Не знаю, как бы это сказать, чтобы ты не восприняла это неправильно…

– Говори уже.

– Я боюсь, что ты не уверена. В своих чувствах ко мне.

Энрике замер, глядя на возлюбленную. Он словно ожидал от нее смертного приговора.

– Ах, Энрике, как ты можешь! – воскликнула Ана Каролина, бросаясь ему на шею. – Как ты только мог такое подумать? Ты же знаешь, что я люблю тебя!

Ана Каролина погладила его по голове, точно расстроенного ребенка, потом поцеловала в щеки, в губы. Он обнял ее и привлек к себе. В его прикосновениях, его поцелуях было столько нежности, что Ане Каролине вновь стало стыдно оттого, что она с ним так поступила.

Обнявшись, они стояли в коридоре, пока их не спугнул звук шагов.

Донья Виктория залюбовалась этой парой. Как они испугались, будто она застала их за чем-то постыдным! Но ведь нет ничего предосудительного в том, что жених и невеста целуются, – в конце концов, уже через пару недель они сыграют свадьбу. Ах, они станут идеальными супругами! Они даже внешне подходили друг другу: бледные, как и надлежит людям из высшего общества, с тонкими чертами лица, стройные. Энрике с его классическим древнегреческим профилем был очень красив, в его глазах светился ум, полные губы свидетельствовали о чувственности. А ее дочь! Сейчас она казалась настоящей красавицей – как раскраснелись щечки, как невинен ее взгляд!

Какие они трогательные… Чудесная пара.

Донья Виктория поприветствовала Энрике и пошла к Леону. Ей нужно было поговорить с мужем.

Тот сидел в кабинете за столом и читал газету.

– Это ты ее пригласил? – без экивоков начала она.

– Вита, meu amor! – с нарочитым удивлением произнес Леон. – Как я рад тебя видеть! В последнее время тебя не застать дома, и я…

– Это ты ее пригласил? И не смей меня спрашивать, о ком я говорю. Ты и так все знаешь.

– Ах, Sinhazinha, ты видишь меня насквозь. Но, как оказалось, этого недостаточно, иначе ты не стала бы задавать такие вопросы. Когда я противился твоим желаниям?

– Если это не ты пригласил донью Альму, то кто?

– Наверное, это могла сделать только наша дочь. По какой-то необъяснимой причине она очень привязана к своей бабушке. Ты уже говорила с Аной Каролиной?

– Нет. О господи, Леон, как она могла?

– Ну, дорогая, ты же знаешь, я не люблю читать тебе нотации, но это ее свадьба и ее бабушка.

– Да я не об Ане Каролине. Я о донье Альме. Как она могла пуститься в такое путешествие, зная, что ее здоровье не выдержит тягот дороги?

– И зная, что ее тут не ждут?

– И это тоже. Помнишь, как она уезжала в Португалию после свержения монархии? Она сказала, что больше ее ноги тут не будет. Сказала, мол, Бразилия – не ее родина, и она счастлива, что может наконец-то вернуться домой. Вот что она сказала, Леон. А теперь она решила приехать сюда, эта старая дура! Ее корабль отплывает через пару дней, значит, недели через две она уже будет тут. Что же нам с ней делать?

– Предоставим Ане Каролине развлекать ее. Они с Энрике прекрасно встретили Марию и Мориса, так почему бы им не позаботиться о бабушке? – Леон тихонько рассмеялся. – Кстати, твой тон мне кажется неподобающим. Не стоит так говорить о матери.

– Иди к черту, Леон! – рявкнула донья Виктория и выбежала из комнаты.

При этом она задела стопку газет, лежавших на комоде, и бумаги разлетелись по комнате, но женщина не удостоила их и взглядом.

Встав, Леон принялся подбирать газеты и вдруг заметил два письма, случайно попавшие к нему в кабинет. Оба были адресованы Ане Каролине.

Одно было от Марии – отправлено из Буэнос-Айреса. Второе – из Рио, как можно было понять по почтовому штемпелю. Еще одно письмо от неизвестного поклонника? Вита рассказывала ему об этом, но Леон не воспринял ее слова всерьез. Его дочь любила своего жениха, у другого мужчины не было ни единого шанса. Верно же? Вита очень беспокоилась по этому поводу, даже говорила, что письма шлет тот же поклонник, что забросал их дом розами. Так ли это?

Все стало бы понятно, прочитай он письмо. Но… нет, нельзя. Как бы ему ни было любопытно, нельзя читать чужие письма. Пусть Ана Каролина и бросает их в огонь.

Или все-таки можно? Никто ничего не знает об этом письме, оно затерялось между страницами газеты и так попало к нему в кабинет. И никто не узнает, что Леон его прочитал. Так кому же от этого будет плохо? Только Леону, ведь он пойдет против своей совести и убеждений. Но с этим можно жить.

И Леон вскрыл конверт.

Дорогая Каро!

Ты не ответила ни на одно мое письмо. Но я не теряю надежды, что ты хоть одно из них прочла и со временем дашь мне честный ответ. Пусть этого я заслуживаю, тебе так не кажется? Почти три месяца прошло с последней – столь важной – нашей встречи, но твой образ все еще стоит перед моим внутренним взором, словно это случилось только вчера. То было истинное откровение. Мы созданы друг для друга, я знаю это наверняка. И я знаю, что буду любить тебя до конца жизни. Такая любовь приходит только раз, и потому я готов пожертвовать ради нее даже старой дружбой. Энрике дорог мне, и он не заслужил подобного. И все же это неизбежно. Будь у меня выбор между ним и тобой, я и в тысячный раз выбрал бы тебя. Мне кажется, ты чувствуешь то же самое. И поэтому я так удивлен, что ты не отвечаешь мне. Почему ты не хочешь говорить со мной? Что я сделал не так, любимая? Дай мне шанс все исправить.

Я люблю тебя.

Твой А.

Леон был потрясен. Что это за любовная история, оставшаяся никем не замеченной? Это письмо написал не какой-то спятивший поклонник. Нет, почему-то этот мужчина думает, что и Ана Каролина его любит. Она – возможно, невольно – заставила его поверить в это. Плохо дело… Так кто же этот А.? И как Леон мог выяснить это? Да и нужно ли ему это выяснять? Зачем? Очевидно, Ана Каролина перестала общаться с этим поклонником, и довольно давно. Может быть, лучше уничтожить письмо и забыть о нем? Как, судя по всему, пытается забыть его дочь?

Но тщетно, похоже. Если бы Ана Каролина больше не испытывала к этому А. никаких чувств, она вела бы себя иначе.

Теперь Леон понимал, откуда у его дочери такие перепады настроения. Все в доме заметили, сколь невыносима стала Ана Каролина в последние месяцы. Она то уходила в себя, то устраивала скандалы, и вообще, вела себя не так, как раньше. Что же этот подонок с ней сотворил?

Леону хотелось сразу же пойти к дочери и спросить ее прямо. Она всегда ему доверяла. Если она кому-то и откроется, то только ему. Но как вызвать ее на откровенный разговор и при этом не дать понять, что он прочитал письмо?

И что делать с Витой? Можно ли утаить от нее это? Разве мать не имеет права знать о том, что творится с ее дочерью? Собственно, Леону всегда нравилось обсуждать проблемы с женой, потому что Вита могла взглянуть на случившееся под другим углом. Она часто наталкивала мужа на новые мысли, понимала то, что он с его складом ума не мог понять, предлагала решения, до которых он никогда бы не додумался.

Ее мозг будто функционировал иначе, и Леона это удивляло и иногда раздражало – разница в мироощущении была источником их ежедневных конфликтов. Но, невзирая на все недоразумения, Вита открывала ему новые перспективы и дарила вдохновение – как никто другой.

Нужно показать ей это письмо.

И в то же время нельзя показывать ей это письмо.

Хотя было еще рано, Леон налил себе бренди и устроился в кресле. Ему следует хорошенько обдумать эту дилемму.

Глава 19

Алисия Пачеко Карвальо, урожденная Пачеко, иначе представляла себе этот брак. Конечно, Антонио ничего ей не обещал. Он прямо сказал ей, что его согласие на церковный брак – только дружеская услуга. И все же девушка надеялась, что он отнесется к ней с бóльшим пониманием. Может, даже с большей симпатией. Со дня той унылой свадьбы они не виделись. Возможно, не стоило просить его об этом? Вдруг она разрушила их давнюю дружбу? Раньше Антонио нравилось проводить с ней время, но теперь он больше не желал с ней общаться.

И ситуация лишь обострялась. Ее родителям вначале было достаточно свидетельства о браке, выданного священником. Вначале. Но со временем они все больше беспокоились, поскольку жених так и не появился у них дома, а церковный брак все же был не вполне законным.