– И тут налетает эта волна! В три раза выше меня. И я уж думаю, настал мой смертный час. Но мне в голову приходит единственно верное решение – и я ныряю. Ну что тут скажешь? Это меня и спасло. Затем накатила следующая волна, теперь уже не такая высокая, и я, набравшись мужества, позволил ей вынести меня на пляж. Знаете, этого очень трудно добиться, нужно мастерство, чтобы выбрать правильный момент и изящным движением оседлать волну, не позволяя ей накрыть тебя. Таким чудесным образом меня вынесло на берег.

– Вышвырнуло на берег, я бы сказала, – поправила его Мария. – Ты очутился на песке, не зная, где верх, а где низ. Выглядело это не очень-то чудесно.

Остальные рассмеялись.

– Опасно заходить в воду во время сильного прибоя. Ты стал бы не первым, кто утонул в таких волнах, – заметил Энрике.

Старшие замолчали, потрясенно глядя на него.

– О, я что-то не так…

– Нет-нет, все в порядке, любимый. – Ана Каролина опустила ладонь ему на предплечье.

Ее жених не знал, что дядя Педро, брат Виктории и первый муж Жоаны, утонул. Она расскажет об этом Энрике, когда они останутся наедине. Сейчас момент был неподходящий: Жоана могла расплакаться, и тогда у всех наверняка испортилось бы настроение.

– Ты совершенно прав, это опасно, и я рада, что ты не такой легкомысленный, как Морис.

– Знаете, что опасно? Платье той блондиночки, – сменила тему Мария. – Мужчины шеи себе сворачивали, глазея на нее. Конечно, те, кто не пошел в воду.

– Ах, Морис, ты такое пропустил, – засмеялась Ана Каролина.

– Уверен, что и завтра на пляже можно будет увидеть… эм… интересных людей, – заявил он.

– Но завтра я с вами не поеду, – сказал Энрике. – Во-первых, у меня много работы, а во-вторых, я плохо переношу солнце. У меня уже и нос, и плечи обгорели.

– Тебе очень идет. – Донья Виктория улыбнулась будущему зятю. – Загар тебе к лицу.

– Вы полагаете? – Энрике покраснел.

Он не привык получать комплименты, особенно от доньи Виктории.

– Ну конечно. И раз уж мы заговорили об этом, то не хотите ли и вы съездить на пляж, Жоана и Макс? Там все так изменилось… Можно взять напрокат зонт от солнца, по пляжу разносят напитки, а на шезлонгах в «Копакабана Палас» можно великолепно отдохнуть.

Ана Каролина потрясенно уставилась на мать. Мысль о том, что донья Виктория может сидеть на пляже в модном полосатом купальнике, выставляя на всеобщее обозрение свое дряхлое тело, показалась ей омерзительной. Она вообще не знала, что мать ездила в Копакабану купаться. С надменностью молодости Ана Каролина считала отдых на пляже привилегией своего поколения. На берегу редко можно было встретить людей постарше, и они всегда бросались в глаза благодаря своим старомодным купальниками и кружевным зонтам. Большинство из них не умели плавать и выросли в полной уверенности, что бледная кожа – это красиво, а демонстрировать кому-то голые лодыжки – верх распутства. Стариков отделяла целая пропасть от спортивной, загорелой, веселой молодежи.

– Ана Каролина, не смотри на меня так, будто я сошла с ума. Я говорю совершенно серьезно. И Авенида Атлантика не принадлежит тебе одной.

– Собственно, тебе принадлежит большая ее часть, – заметил Леон.

– Вот как? – заинтересовалась Жоана.

– Да, я вовремя вложила деньги в недвижимость, которая потом значительно возросла в цене.

– Наверняка жилье там стоит целое состояние, – уважительно заметила Жоана. – Я не знаю ни одного человека, у которого был бы такой же нюх на удачные капиталовложения.

– Кстати, о нюхе. Вам не кажется, что этот суп канья[li] пахнет просто великолепно? – Мария резко сменила тему, что было не очень-то вежливо.

– Какой милый переход. – Ана Каролина приподняла бровь.

– Похоже, вам сегодня не терпится поспорить, – ухмыльнулась донья Виктория.

– Оставь их, – вмешалась Жоана. – К тому же Мария права, суп просто потрясающий. Его вкус напомнил мне былые времена.

О нет, только не это! Виктория не хотела говорить о том, что было раньше, она жила сегодняшним днем.

– Мы подумали, что в первый вечер в Рио вам захочется попробовать традиционную кухню. А наша кухарка великолепно готовит бразильские блюда. Наверняка вы в Париже не пробовали бакальяу.[lii] А вы в Аргентине. – Леон улыбнулся Марии и Морису. – Это особым образом приготовленная сушеная треска, – пояснил он на французском. – Здесь и в Португалии это блюдо считается деликатесом, его подают на праздники.

– Наших гостей из Франции ждет кулинарное потрясение, – иронически отметила Ана Каролина.

Она ненавидела бакальяу, эту пересушенную и пересоленную треску, не терявшую характерный душок даже после долгого приготовления. Впрочем, именно такой привкус ценили любители этого блюда.

– Посмотрим. В конце концов, Франция – родина острых сыров, блюд из свиных копыт, говяжьих мозгов и птичьей печени. Может быть, всем понравится наше праздничное блюдо.

– Ты никогда не готовила его для близких?

– Из меня плохая повариха, я вообще почти не готовлю. Мария долго гостила в Португалии у моего двоюродного брата, она привыкла к подобной пище, а вот Макс, насколько мне известно, ничего подобного не пробовал, да, милый?

– Но я жду с нетерпением.

– Да, я тоже, – согласился Морис.

Чуть позже подали рыбу. Мариазинье выпала честь внести тарелку с лакомством, разделать рыбу и разложить ее по тарелкам. Другая девушка сменила тарелки и принесла гарнир. Бакальяу еще нужно было сбрызнуть оливковым маслом – его использовали вместо соуса, но этим каждый занимался сам. Бразильцы с интересом следили за французами, впервые пробовавшими это блюдо. Но если оно и пришлось им не по вкусу, никто ничего не заметил. И Макс, и Морис съели угощение с большим аппетитом, а Морис даже попросил добавки.

– Не знаю, что вам не нравится. По-моему, это великолепно, – пробормотал он с набитым ртом.

– Мы с тобой согласны. По крайней мере, большинство из нас. – Ухмыляясь, Виктория покосилась на дочь.

Ана Каролина так и не притронулась к треске.

– Ах, этот вкус навевает столько воспоминаний… – мечтательно протянула Жоана.

– Расскажите, как вам понравилась аргентинская кухня, – грубо перебила ее Виктория, обращаясь к Марии и Морису.

К счастью, их не пришлось упрашивать, и они взахлеб принялись рассказывать, где и что ели, какие приключения пережили и как пытались танцевать танго. Каждое, даже самое банальное происшествие они пересказывали очень занятно, при этом переглядываясь и перемигиваясь, так что все понимали, на что они намекают. «Да, – подумала Ана Каролина, – большую часть времени они провели в постели». Впрочем, Мария была отличной рассказчицей, и все за столом покатывались со смеху.

– Но я рада, что вскоре мы отправимся домой, – завершила она свой рассказ. – Когда мы приедем в Париж, уже наступит лето, и мы сможем и там купаться в море.

– Но десять дней до моей свадьбы ты ведь потерпишь, верно? – осведомилась Ана Каролина.

– Солнышко, я ни за что в мире не пропущу свадьбу! Это же такая возможность принарядиться! Знаешь, я купила потрясающее голубое платье как раз для этого случая.

Ана Каролина рассмеялась, как и все остальные.

– Да, это главная цель всей этой церемонии. Все смогут принарядиться.

– Ну конечно. Я рада, что ты поняла это уже сейчас, ведь некоторым людям требуется полжизни, чтобы постичь эту мудрость.

Все смеялись над шутками Марии. Энрике делал вид, что ему весело, чтобы его не упрекнули в занудстве. Но ему не нравилось то, что она говорила. Для него брак был священен. Он любил Ану Каролину и готов был принести священные обеты, поскольку не представлял себе жизни без нее. Он верил в слова, которые произнесет у алтаря: «…Любить тебя и заботиться о тебе в радости и в горе». Свадьба же не костюмированный бал! Дело было не в том, чтобы пригласить побольше людей и потратить колоссальную сумму на сказочный праздник, о котором можно будет рассказать внукам.

Виктория и Леон тоже думали о своем.

Леон с улыбкой вспоминал свою свадьбу. Тогда обстоятельства были не столь радужными – он знал, что Виктория согласилась выйти за него, чтобы обрести самостоятельность, – но Леон был счастлив, потому что любил ее.

Виктория же размышляла о будущем. С ее точки зрения, смысл брака состоял в первую очередь в том, что замужние женщины получали больше прав. Что будет, если движение за права женщин однажды добьется успеха? При ее жизни этого, конечно, не случится, но, может быть, лет через сорок-пятьдесят… Станут ли тогда люди вообще вступать в брак? И что это за странная структура – брак? Чем дольше она думала об этом, тем более странным ей казалось, что двое клялись быть вместе всегда, причем обычно это были люди молодые и неопытные, не представляющие себе, на что соглашаются, даже не всегда хорошо знающие друг друга.

– Ты такая задумчивая, Вита. Вспоминаешь о своей свадьбе? – Жоана мягко улыбнулась.

Виктория едва сдержалась, чтобы не нагрубить подруге. Постепенно Жоана начинала действовать ей на нервы своей болтовней о прошлом. Всегда ли так было? Или она к старости стала столь сентиментальна?

– Я уже почти сорок лет пытаюсь ее забыть. – По тону Виктории было непонятно, шутит она или нет.

Макс громко рассмеялся – пожалуй, слишком громко. И Виктория подумала о том, все ли хорошо у Жоаны с мужем, или их брак не так уж идеален, как они пытаются его представить. Ей самой Макс и Жоана казались образцовыми супругами, особенно когда она ссорилась с Леоном. Собственно, она не хотела этого знать. Лучше верить в счастливый брак Жоаны и Макса, раз уж ей с Леоном не так повезло.

– …И роняет поднос, а пес принимается лакать пролитое пиво, – рассказывал Морис.

Все расхохотались.

Так и должно быть. Юность должна быть беззаботна. Нужно радоваться предстоящей свадьбе, веселиться с гостями, а не предаваться печальным мыслям.

– А помнишь Забадо? – спросила Жоана, глядя, как молодежь заливается смехом.

Казалось, что за столом сидят две группы: молодежь и старики, каждая в своем мирке.

– Этот свинтус стоил нам целого состояния, – улыбнулся Леон.

– О, я всегда думала, что вам его подарили.

– Да, я его, так сказать, спасла. Но сколько мебели он погрыз, сколько платьев испортил, к скольким прохожим ластился, пачкая их дорогую одежду! А чистку и починку приходилось оплачивать мне, – ответила Виктория.

– Это все потому, что его не дрессировали, – пожал плечами Леон.

– Потому что ты этим не занимался.

– Потому что это был твой пес, а не мой.

Жоана понимающе улыбнулась, и выражение ее лица довело Викторию до белого каления. Она знала, о чем та сейчас думает: «Некоторые вещи не меняются». К счастью – считала Жоана. К несчастью – считала Виктория.

Вдруг она заметила, что молодежь больше не смеется. Женщина прислушалась – и замерла от ужаса.

– Нет, он выжил. Он сейчас в больнице в тяжелом состоянии, – мрачно произнес Энрике.

– Это ужасно, – с неуместной живостью отметила Мария. – Но я думаю, что если ты сам идешь навстречу опасности, пускаясь в такую авантюру, то должен понимать, чем это грозит. Любой пилот бросает вызов судьбе. Мне вовсе не жаль твоего друга, Энрике, как бы жестоко это ни звучало.

«Друга?» – с испугом подумала Виктория. Этот мальчишка Карвальо был другом Энрике? Это кое-что объясняло. Краем глаза она следила за реакцией Аны Каролины, и увиденное потрясло ее до глубины души. Виктория ожидала, что ее дочь побледнеет, скомкает салфетку, с трудом сглотнет. Но та многозначительно переглянулась с Леоном. Почему? Они знали какой-то секрет? Тот, который она пыталась выведать при помощи частного детектива?

Ана Каролина резко встала из-за стола и вышла из комнаты, не промолвив ни слова. Виктория, хмурясь, посмотрела на Леона. Им стоило о многом поговорить.

Энрике, похоже, и не заметил ухода своей невесты. Он в ярости уставился на Марию и дрожащим голосом произнес:

– Ты самая эгоистичная и поверхностная особа из всех, кого я знаю, Мария. Как бы жестоко это ни звучало.

Впервые Виктория слышала, чтобы Энрике позволил себе такое резкое замечание. Он сразу вырос в ее глазах. Но, к сожалению, эти его слова испортили всем настроение, и остаток ужина прошел в молчании.

Глава 26

Антонио настоял на том, чтобы только его отец присматривал за квартирой и приносил ему почту. Мысль о том, что его мать начнет копаться в ящиках и пригласит к нему в квартиру горничную, которая все приведет в порядок – в ее порядок, – вызывала в нем ужас. Не то чтобы Антонио хотел что-то скрыть. Но позволить матери вторжение в свою жизнь после того, как он приложил столько усилий, чтобы освободиться от ее влияния, было бы ошибкой. Ему было уже почти тридцать, а она вела себя с ним как с трехлетним. Уж лучше попросить отца взять на себя эту обязанность.