Отправившись за кулисы, он восторженно обратился к Бель:

– Ты слышала? Там бразильцы в зале!

– Правда? – Бель сделала вид, что ей это ничуть не интересно.

– Да. Они вызывали тебя на бис.

– Пусть приходят во вторник, тогда я буду выступать дольше.

«Точно!» – подумал Августо. Именно это он им и скажет.

Он одернул пиджак, пригладил ладонью волосы и расправил плечи. А затем вышел в зрительный зал.

Столик с бразильцами он заметил сразу: компания попалась шумная, как это часто бывает с жителями Южной Америки, и люди за соседними столиками уже поглядывали на них неодобрительно.

Когда Августо подошел к ним, они подумали, что он официант, но вскоре недоразумение разрешилось.

– Я агент певицы, которую вы только что видели, – заявил он. – Мы очень рады, что вам понравилось выступление.

– Еще и как! – воскликнула женщина, звавшая Бель на бис. Она была пьяна.

– На Mardi Gras, во вторник, мы устраиваем тут что-то вроде бразильской вечеринки. Я подумал, что стоит сообщить вам об этом. Может быть, вы захотите пригласить сюда и других бразильцев, которых знаете в Париже? Было бы здорово тут, вдали от дома, устроить настоящий карнавал.

– Какая замечательная идея! – согласилась с ним подвыпившая женщина. – Да, мы расскажем всем знакомым. Тут много наших соотечественников, они скучают по карнавалу.

– Великолепно. Приятного вам вечера. – Попрощавшись с ними, Августо вернулся на свое место.

Он гордился собой и в то же время чувствовал раздражение. Ну почему эта идея не пришла ему в голову раньше? Нужно созвать сюда бразильцев! А где их найти? В первую очередь можно обратиться в посольство. Но на выходных посольство закрыто. Придется пойти туда в понедельник. Он поднимет шум и позаботится о том, чтобы каждый, от портье и секретарши до посла, узнал об этой вечеринке. Все выходные Августо работал над тем, чтобы карнавал в варьете месье Андагази стал для каждого незабываемым событием. Он находился в своей стихии. И он проявлял изобретательность. Если требовалось, Августо действовал очень быстро. А сейчас такая необходимость имелась! Все, что можно было «организовать» на выходных, он сделал. Обежал множество небольших джаз-клубов в поисках музыкантов из Бразилии. Ему удалось найти несколько человек и убедить их выступить в варьете за небольшую плату: «Для вас будет большой честью участвовать в этой вечеринке». В воскресенье Августо отправился на «птичий рынок» на острове Сите. Налюбовавшись удивительными тропическими попугаями и колибри, он заключил с одним из продавцов взаимовыгодную сделку: продавец одолжит ему на день двадцать клеток с певчими птицами, а за это сможет бесплатно провести на вечеринку трех своих друзей.

В понедельник после работы у сеньора Пессоа Августо помчался на цветочный рынок и после долгих поисков нашел нужную ему цветочную лавку. Ее владелица согласилась бесплатно дать ему чуть увядшие, но яркие цветы и пальмовые ветки для украшения зала, а Августо взамен позаботится о том, чтобы ее имя появилось в газетах. Дав такое обещание, Августо побежал в редакцию газеты, чтобы поговорить с месье Бертраном, автором той пресловутой статьи о Бель.

Журналист не понял и половины того, что пытался донести до него этот безумный бразилец, но пришел в восторг от того, как живо и энергично тот добивался своего. Как бы то ни было, месье Бертран понял, что в том ужасном варьете, где он побывал когда-то, состоится особая вечеринка в день карнавала. Он пообещал Августо прийти – такие обещания он давал десять раз в день и не всегда выполнял.

Сеньор Пессоа проявил понимание и дал Августо выходной во вторник. Теперь каждая секунда была на счету! В отличие от Бель – та ничуть не волновалась и радовалась тому, что ее выступление продлится дольше обычного, – Августо с ума сходил. Он не спал всю ночь. Он боялся этого вечера, боялся, что все пойдет не так. В его голове прокручивались ужаснейшие варианты развития событий. Он проклинал всю эту ситуацию и все больше сомневался в правильности своей затеи. Как он вообще мог подумать, что за пару дней и почти без денег организует хорошую вечеринку? Это невозможно. Их с Бель ждет провал века. Ну почему хотя бы Андагази не хватило здравого смысла и дальновидности, чтобы не допустить этого? Безумие, да и только!

Месье Андагази не без удовольствия наблюдал за суетливой беготней чернокожего парнишки. Ему-то что терять? По вторникам в варьете всегда мало посетителей. Хуже этот мальчишка с его карнавалом уже не сделает. И парень был прав: его жена, Бель, привлекала в варьете людей. Значит, пусть покажет, хватит ли ей сил и таланта на хорошее длинное выступление. Если нет – что ж, есть и другие, кто будет рад занять ее место, если что-то пойдет не так. Другие актеры и без того немного злились из-за особого положения бразильской певички, но согласились с условиями карнавала, когда узнали, что их оклад от этого не уменьшится. Некоторым, например, Владимиру, вообще очень понравилась эта идея. Русский канатоходец и его напарница раздобыли для себя бразильские костюмы, а итальянский силач, Энцо Энцонини, согласился поучаствовать в выступлении. Бель научила его паре движений из самбы, и оказалось, что этот крупный мужчина отлично танцует.

Во вторник днем Августо ушел из варьете. Там ему делать было больше нечего. Прибыли усталые бразильские музыканты, цветочница принесла цветы и листья (не первой свежести), и даже торговец птицами сдержал слово и доставил несколько вольеров с яркими пичугами. Теперь все зависело от Бель, Энцо, Владимира и пары других актеров, согласившихся поучаствовать в выступлении. Августо напоследок окинул взглядом зал. Выглядело все не очень многообещающе. «Ничего, прорвемся, – подумал он. – Главное, чтобы люди пришли. Они не обратят внимания на скверно украшенный зал и несыгранный оркестр, особенно если напьются коктейлей». Сегодня бармен приготовил что-то особенное – ужасно сладкое, липкое и крепкое.

Теперь пришло время достать последний козырь из рукава. Это будет последнее и самое большое унижение в целой череде неловких ситуаций, в которые он ввязывался ради Бель. Сглотнув, он приготовился к позору. Пути назад не было.

Глава 39

Дон Леопольдо стоял вместе с Каро у могилы доньи Альмы. Семитериу душ Празереш, Кладбище Удовольствий, раскинулось на склоне холма, и отсюда открывался живописный вид на Лиссабон и реку Тежу.

– Почему это место так странно называется? – спросила Каро старика.

– Раньше здесь был парк, – пояснил дон Леопольдо. – Тут отдыхали целыми семьями. Вот было название, Prazeres, «удовольствия», и сохранилось.

– Тут так красиво… – умиротворенно произнесла Каро.

Она еще никогда не видела такого кладбища. Оно походило на город в миниатюре. Во все стороны тянулись ухоженные дорожки, напоминавшие аллеи парка, а за деревьями возвышались склепы. Могила доньи Альмы казалась особенно роскошной. Она покоилась на этом кладбище одна, поскольку ее муж умер много лет назад и был похоронен в Рио. Ее склеп выглядел как крошечный дворец. Сквозь кованые створки ворот можно было заглянуть внутрь, но люди предпочитали не смотреть туда: там на каменном пьедестале стоял гроб. В этом склепе гроб был всего один, но в некоторых других вдоль стен стояло до шести гробов. Это зрелище пугало, напоминая о быстротечности человеческой жизни.

– Она не мучилась, – прошептал дон Леопольдо. – Почила в мире и спокойствии – буквально. Уснула и больше не проснулась. Она не страдала и сохраняла силы до самого конца, не проклиная свой возраст.

– Хорошо… – прошептала Каро.

И тут же пожалела о сказанном. Разве можно говорить о смерти любимого человека, что это «хорошо»? Этот мужчина любил донью Альму, несомненно.

Дон Леопольдо был истинным кавалером, джентльменом до мозга костей. Он столь безупречно следовал этикету, что казался пародией на португальца старой закалки. Глядя на морщинистое лицо, трудно было сказать, был ли он красив в молодости, но хотя ему перевалило далеко за восемьдесят, старик держал спину прямо, мог похвастаться пышной копной седых волос и сохранял ясность взора. Сегодня он надел кремовый костюм и шелковый шейный платок, его начищенные туфли блестели, а элегантная шляпа сидела немного косо, что придавало ему изящества. «Наверное, он много внимания уделяет своей внешности», – подумала Каро. Идеальные манеры и ухоженный вид, должно быть, нравились донье Альме.

Ей о многом хотелось спросить дона Леопольдо, но девушка не решалась. По крайней мере, не здесь. Старик украдкой отер выступившие на глазах слезы, а затем вдруг взял Каро под руку:

– Пойдемте, сеньорита Ана Каролина. Оставим мертвых и обратимся к радости жизни. Что скажете о кофе и паре doces?[lxii] Наша выпечка славится на весь мир.

Они молча направились к выходу с кладбища. На улице их ждал роскошный лимузин с шофером.

Вскоре они приехали в центр города, в кафе «А Бразилейра». Каро уже бывала здесь, когда в прошлый раз приезжала в Лиссабон. Заведение отличалось экстравагантностью, и тут можно было насладиться превосходными пирожками, пирогами, тортами и чудесным кофе, о котором в Бразилии оставалось только мечтать.

– A brasileira, – сказал дон Леопольдо. – Это значит «из Бразилии». Так я ее иногда называл. Вашу бабушку. Она всякий раз злилась.

Каро рассмеялась.

– Да, она всегда считала себя истинной гражданкой Португалии.

Дон Леопольдо поделился еще множеством невинных подробностей своей дружбы с доньей Альмой, из которых, слово за слово, складывалась единая картина привязанности и родства.

И только покончив со сладостями, дон Леопольдо перешел к теме наследства. Каро было неприятно говорить об этом, словно это что-то неприличное: ей хотелось узнать об отношениях доньи Альмы и этого изысканного сеньора, но, конечно же, ее интересовало и наследство. Ей было трудно обсуждать личные переживания и бюрократические вопросы, поскольку она боялась показаться жадной или задеть чувства этого мужчины.

– Я не только был другом доньи Альмы, но и ее адвокатом, поэтому сейчас я занимаюсь оформлением наследства. Мы можем говорить об этом без всякой сентиментальности.

Дон Леопольдо перечислил все, что донья Альма оставила внучке: недвижимость, дорогую коллекцию монет, антикварное серебро, картины эпохи барокко и мебель в стиле рококо. Каро была потрясена. Это же целое состояние!

– Часть этого, – говорил дон Леопольдо, – она приобрела на деньги, которые ей переводила ее дочь, донья Виктория. Ее содержание было очень щедрым, а донья Альма жила скромно. Кое-что она получила в подарок от меня, и я рад, что теперь все это перейдет в ваше распоряжение. Лучшего я и представить себе не мог.


Несколько дней спустя Каро отправилась на поезде в Париж. Она договорилась с доном Леопольдо, чтобы он продал ценные вещи и всю недвижимость – кроме летнего домика в Синтре – и перевел деньги за вычетом всех расходов на ее счет в Париже. Правда, этот счет еще предстояло открыть. Кое-что Каро взяла с собой на память о бабушке, в том числе украшения и очень красивый миниатюрный портрет доньи Альмы в молодости. Действительно, внешнее сходство доньи Альмы, доньи Виктории и Аны Каролины казалось поразительным, вот только глаза у них были разного цвета: карие у бабушки, голубые у матери и зеленые у нее самой. «Ну, хоть что-то, – подумала Каро. – Страшно было бы осознать, что ты не личность, которой себя считаешь, а всего лишь копия твоих предков».

Когда после невероятно скучного путешествия она наконец-то прибыла на Лионский вокзал на юге Парижа, эти мысли ее уже не занимали. В этом и состояло преимущество долгих странствий – они позволяли избавиться от душевных терзаний.

Ее маленький сын, невзирая на трехдневную поездку в купе с мамой и няней, пребывал в отличном расположении духа. Как, впрочем, и сама Ана Каролина. Она радовалась Парижу, предвкушая встречу с Марией и Морисом, тетей Жоаной и дядей Максом. Радовалась будущему. Да, будущее сулило как хорошее, так и плохое, но сейчас Каро мыслила позитивно. Какое многообещающе новое начало!

Вся семья пришла встречать ее на вокзал. Каждый посчитал своим долгом обнять и поцеловать маленького Альфредо, и они тискали малыша до тех пор, пока он не разревелся, тем самым пресекая все попытки приласкать его. Няня метнулась к ребенку, чтобы успокоить его, но Каро ее опередила. Она сама не знала, поступает ли так из чувства материнской любви или потому, что все на нее смотрят и она хочет лишь притвориться хорошей матерью. Как бы то ни было, малыш замолчал в тот самый момент, когда она взяла его на руки. Каро чуть не расплакалась от облегчения и радости. Может быть, она не такая уж и плохая мать? Альфрединьо чувствовал себя с ней в безопасности, и безграничное доверие ребенка вызвало в ней и гордость, и угрызения совести.

– Сам Господь залюбовался бы вами! – воскликнула тетя Жоана.