– Да уж, как Мадонна с Иисусиком на руках, – проворчала Мария.

У них с Морисом еще не было детей, и она уже начала беспокоиться по этому поводу.

– Пойдемте? – спросила Каро.

У нее болели руки – она не привыкла носить Альфрединьо, к тому же ей надоело стоять на продуваемом всеми ветрами перроне, где на нее глазела родня.

– Очень хочется наконец-то принять горячую ванную и отогреться.

Каро села в автомобиль с Морисом и Марией, а няня осталась с Жоаной и Максом. Каро подумала, что так они могли бы и поселиться: она у своей кузины и ее мужа, а сын с няней – у тети Жоаны. И все были бы довольны, поскольку Мария, как и сама Каро, не любила детский плач, а тетя Жоана глаз не спускала бы с малыша. Но поскольку квартира Марии и Мориса намного меньше, то Каро с ребенком и baba придется жить у тети и дяди: там им выделили не только гостевую спальню, но и огромную комнату Марии, ведь та уже покинула родной дом. Каро утешала себя тем, что сестренка живет неподалеку, всего в двух кварталах от родителей, и всегда сможет зайти в гости.

Еще Каро нравилось, что тут никто не смотрел на нее с осуждением, как в семьях ее братьев. Все воспринимали ситуацию такой, как она есть, и не пытались наказывать Каро или ее ребенка за непристойность. И все же нужно было обсудить эту тему, чтобы избежать возможных недоразумений в будущем. За обедом Каро сказала:

– В Париже я буду выдавать себя за вдову. Если бы Антонио хватило времени и он женился на мне, я бы ею и была. Я хочу попросить вас придерживаться с посторонними этой версии.

Все с серьезным видом кивнули, а Мария торжественно поклялась за всю семью, что они так и поступят.

– Но как тебя называть? Говорить, что ты вдова Карвальо? Или все же Кастро да Сильва?

Об этом Каро не подумала. Но почему-то ей показалось неправильным принимать имя своего возлюбленного. Она не привыкла к этой фамилии – и кто-то может назвать ее так, а она не откликнется.

– Я прошу называть меня так же, как и всегда, только на французский манер: Каро да Сильва.

– Каро Кастро звучит как творческий псевдоним, – заметила Мария, переводя разговор на свою любимую тему.

Она некоторое время развлекала родню сплетнями о знаменитостях и их псевдонимах. Мария все знала об их косметических ухищрениях и попытках скрыть настоящий возраст, а остальные были рады уклониться от щекотливой темы.


С тех пор прошло несколько недель. За это время Каро открыла банковский счет, что оказалось не так просто для женщины, но она справилась. Получив первый перевод от дона Леопольдо, она сняла отдельную квартиру – отличное жилье с пятью комнатами на улице Фобур-Сент-Оноре.

Это была ее первая собственная квартира, в которой она могла делать все, что угодно. Могла обставить ее по своему вкусу. Впервые в жизни она чувствовала себя свободной. И это стало новым для нее ощущением.

Оказалось, она правильно поступила, что взяла с собой няню из Бразилии. Во-первых, тут услуги няни стоили намного дороже, а во-вторых, baba говорила с малышом по-португальски. Сама Каро проводила мало времени со своим сыном и, хотя сейчас испытывала к нему более сильные чувства, чем пару месяцев назад, она все еще не знала, что с ним делать. Без няньки, говорящей на португальском, мальчик рано или поздно забыл бы родной язык и вырос бы только со знанием французского.

Каро ожила в Париже. Пять лет прошло с тех пор, как она была тут в последний раз. И за эти пять лет она постарела на десять, так ей казалось. Столь многое случилось за это время… Она встретила и потеряла любовь всей своей жизни, стала матерью… Но – и теперь Каро вновь почувствовала это – она еще молода. Ей всего двадцать пять, и вся жизнь лежит перед нею.

С неиссякаемым рвением она наверстывала то, что упустила за последние двадцать месяцев. Вела ночной образ жизни, ела вкусную пищу, общалась с разными знакомыми, наряжалась и не жалела денег на новые туфли, сумочки и платья. В Париже это было несложно – обилие магазинов, кафе, ресторанов и ночных клубов поражало воображение. «Целой жизни не хватит, чтобы пресытиться этим городом», – думала Ана Каролина.

Нравилось ей и звать к себе гостей – как старых, так и новых знакомых. Она устраивала чудесные приемы, и вскоре выражение «визит к вдове из Рио» стало означать в Париже «отличное времяпрепровождение». Тут ей не приходилось прятать малыша Альфрединьо, и Каро носила ребенка на руках, вызывая этим всеобщий восторг – «какая богемная молодая мамочка!»

Малыша все воспринимали как красивый аксессуар, но его это, похоже, не смущало. Он был веселым ребенком и любил сидеть на руках у посторонних, позволяя себя ласкать. Гости были неизменно очарованы им, и чем больше Каро это осознавала, тем больше радовалась материнству. Она не обижалась на кроху, когда он хватался за все подряд грязными ручонками. Ана Каролина с восторгом наблюдала, как он топает по квартире, переваливаясь с ноги на ногу и не пугаясь падений – ведь подгузники смягчали удар. Она смеялась до слез, глядя, как он «прячется», например, прикрывая глаза ладонью или набрасывая на голову полотенце. А Альфредо, всякий раз увидев мать, радостно вскрикивал, будто очень-очень по ней соскучился. Он действительно был очень милым, ее малыш. И только за едой Каро иногда выходила из себя, когда Альфрединьо шлепал ладонями по каше, радуясь летящим во все стороны брызгам. К счастью, ей не приходилось заниматься повседневным уходом за ребенком, кормлением или сменой пеленок, поэтому она наслаждалась моментами счастья.


Однажды к ней в гости зашла Мария.

– Каро, не хочешь пойти с нами на карнавал в маленький захолустный варьете-театр, в котором выступает изумительная бразильская певица? Несмотря на то, что само варьете не очень хорошее, они устраивают там в Mardi Gras что-то вроде карнавала, и это может быть интересно.

Карнавал. Ана Каролина совсем забыла об этом. И предпочла бы не думать о карнавале еще много лет. Карнавал вызывал в ней воспоминания о той ночи… ночи, которую она так хотела забыть.

– Звучит весело, – почему-то сказала Каро.

– Да, точно будет весело. Там такое варьете, знаешь… где можно вести себя, как угодно, и тебя не выгонят. А мне уже так наскучили все эти напыщенные приемы… Давай сходим в эту вульгарную забегаловку и напьемся как следует, а?

– Почему бы и нет? – Голос Каро звучал неуверенно.

– Для этого и карнавальный костюм не нужен, ничего такого, – убеждала ее Мария.

– Хм…

– Там мы можем встретить твоих соотечественников. Вместе всегда веселее. Да и бразильцы умеют праздновать.

– Все, хватит, Мария. Я же сказала, что пойду.


Во вторник они впятером отправились в варьете, находившееся в районе Пигаль. У всех было отличное настроение, и друзья даже впали в легкую эйфорию, увидев на улице перед театром мулата и двух чернокожих музыкантов, зазывавших людей на представление. Мулат надел костюм попугая и танцевал самбу под простую песенку, которую музыканты исполняли на pandeiro, cavaquinho, agogo и apito [lxiii]. Невзирая на простоту этих музыкальных инструментов, благодаря песне прохожие погрузились в атмосферу Бразилии.

«Попугай» зазывал прохожих, приглашая их посетить сенсационное выступление и поддаться искушению ритмов страсти и зажигательных мелодий Рио. Сам он дрожал от холода.

Каро, Мария, Морис и сопровождавшая их парочка из Сан-Паулу затряслись от смеха при виде несчастного шута. «Какая, должно быть, неблагодарная задача – заманивать посетителей в варьете», – подумала Каро. Но, похоже, «попугай» неплохо справлялся: перед кассой уже образовалась очередь.

Войдя в зрительный зал, они обомлели. Все стены в варьете были увешаны сине-желто-голубыми гирляндами и зеленью, повсюду виднелись клетки с экзотическими птицами. Декорации явно были простыми и недорогими, но из-за освещения у зрителей складывалось впечатление, будто они попали в джунгли, таким все было пестрым и красочным. Оркестр тихо наигрывал простые мелодии бразильского карнавала, казавшиеся весьма аутентичными благодаря трещоткам и дудочкам.

– Когда я была тут в прошлый раз, – будто извиняясь, сказала Мария, – все казалось намного… непригляднее.

– Здесь так красиво… – потрясенно прошептала Каро.

Их провели к столику, и официант принес им комплимент от бармена – особый бразильский коктейль. Никто из посетителей не пробовал такой коктейль в Бразилии, но любой француз поверил бы, что это бразильский национальный напиток, так много в нем было ярких и сладких ингредиентов. К тому же он подавался с ломтиком столь обожаемого всеми французами апельсина.

– Вот как представляют себе Бразилию европейцы, – вздохнул мужчина из Сан-Паулу.

Благодаря внешности его вполне могли бы принять за скандинава, манерами же он напоминал бухгалтера. Если Каро правильно поняла, он работал в банке.

– Хватит ворчать, Фернандо, – улыбнулась его жена. – Люди любят стереотипы. И нам это только на руку. Если все недооценивают бразильцев, считая, что среди них нет умных людей и эта страна способна лишь обеспечивать Европу певчими птичками, то этим можно воспользоваться.

Каро все больше нравилась эта женщина – Кларисса. Она сочла такую точку зрения весьма разумной. Зачем разрушать стереотипы, в данном случае – мечту людей о яркой жизни? Тем лучше, всегда можно удивить собеседника, рассказав ему о том, что в Бразилии есть и электричество, и телефоны, и канализация, что бразильцы ценят классическую музыку и современную литературу, а едят не только кокосы.

– И все же вы отличаетесь от нас, – добавил слегка подвыпивший Морис. – Под тонким слоем образованности скрывается…

– Сколь бы остроумны и восхитительны ни были твои теории, родной, сейчас нам не до них. Шоу вот-вот начнется. – За годы брака Мария превосходно разобралась во всех недостатках своего мужа и сейчас не хотела портить всем вечер. Она понимала, что Морис вполне может сказать что-то обидное.

Каро с интересом наблюдала за ними. Когда их роман только начинался, они смущали окружающих непреходящим влечением друг к другу, целовались и обнимались на людях, их страсть казалась всепоглощающей, теперь же они вели себя как совершенно обычная супружеская пара. По крайней мере, только с такими супругами Каро и сталкивалась в жизни – они либо помыкали друг другом, либо непрерывно ссорились. Может быть, и хорошо, что ее не постигла подобная судьба.

Оркестр сыграл туш, на сцену вышел конферансье и объявил программу на вечер: после сенсационных номеров всемирно известных актеров звезда варьете Bel de Nuit увлечет зрителей в мир ярких красок, дурманящих запахов и страстной музыки.

Каро и Мария переглянулись и вдруг захихикали. Мир ярких красок? Скорее, мир смеха. Пока что Каро держала себя в руках, но еще немного – и она рассмеется до слез.

Но, как только началось выступление, ее дурашливое настроение развеялось. Номера оказались скучными и ничем не примечательными, они никак не были связаны с карнавалом, только силач завернулся во флаг Бразилии, завязав его на плече, как тунику. Каро уже начала зевать и подумывала о том, чтобы уйти из варьете, когда на сцену вышла хваленая звезда театра. Чтобы разогреть зрителей, она в первую очередь исполнила свой хит «Frutas Doces».

Каро чуть не упала в обморок. Она никогда не думала, что музыка может так влиять на память, но теперь, когда зазвучала та же песня, которая лилась отовсюду в день карнавала в 1926 году, Каро охватили воспоминания о теплом вечере и встрече с Антонио, воспоминания, как она полагала, давно стершиеся из ее памяти.

– Ой, я знаю эту песню! – восторженно воскликнула Мария. – Ее везде играли, когда мы были в Рио, да?

– Да. – Каро едва сдерживала слезы.

– Ты плачешь? Скучаешь по Бразилии? Или что-то случилось? – спросила Мария.

– Нет, я просто зевнула. Тут очень душно.

Девушка на сцене пустилась в пляс. Она великолепно танцевала самбу.

– Она восхитительна, правда? – спросил Морис у своих спутников.

– Да, очень милая, – подтвердил Фернандо.

Женщины согласно закивали, хотя предпочли бы, чтобы эта темнокожая девушка не принимала такие распутные позы и была одета поскромнее.


Каро не подозревала, что на сцене выступает ее родственница. Девушка, чей отец сорвал ее свадьбу. Даже если бы она была знакома с Бель, то не узнала бы дочь Фелипе в таком гриме, да еще и в огромной шляпе с тропическими фруктами. Бель же, в свою очередь, не догадывалась, что в зале сидит бывшая невеста ее насильника, дочь доньи Виктории, той самой доньи Виктории, которую ее отец считал своей теткой. Со сцены Бель плохо видела освещенный зал, и все лица сливались воедино, но певица чувствовала, как зрители поддаются ее чарам. Краем глаза она заметила, что к сцене подошел Августо, поднимая большой палец. Он восторженно подпрыгивал в своем идиотском костюме попугая, и Бель, едва удержавшись от смеха, одарила зрителей лучезарной улыбкой.