– Я сразу на чердак пойду, теть Свет... – пробормотала Саша.

– Помочь?

– Нет, я сама...

– А мне-то что делать? – с явным облегчением воскликнула тетя Света. – Может, картошки сварить? У меня и тушенка есть с собой... Ты голодная, Саш? – с надеждой спросила она.

– Да, – ответила Саша.

– Тогда я сейчас... – еще больше оживилась бывшая материна подруга. – Лучок, я видела, там растет, укропчик...

Единственное, что хотелось делать Свете Поповой и что она делала легко и с удовольствием – это приготовление пищи.

Саша залезла по скрипучей лестнице вверх, подняла крышку люка. Облако пыли моментально окутало все вокруг. Света Попова, судя по всему, не была на чердаке никогда.

Завал старой мебели, детская кроватка – ее, Сашина... Ржавое семейство тазов и тазиков... Какие-то тюки, явно с бельем... Сундук.

Спотыкаясь, Саша с трудом добралась до него.

Подняла тяжелую крышку – сундук был без замка.

Книги.

Саше стало чуть веселей, когда она подумала, что сможет найти что-то интересное для Бородина...

Собрание сочинений Льва Толстого – вышло при Сталине. А это что? Какие-то романы о целине, судя по названию... Энциклопедия животного мира – в семи томах. Справочник бухгалтера. Мифы и легенды Древней Греции. Романы о войне, изданные в годах шестидесятых... Труды писателей-деревенщиков. Стопка журналов «Юность» – за начало семидесятых годов двадцатого века. Все не то, не то...

– А это что? – Саша вытащила на свет божий увесистую книгу в черном кожаном переплете, слегка потрескавшемся от времени. Открыла.

Тексты на иностранном языке, какие-то медицинские рисунки, довольно неприятные... Бумага тонкая, полупрозрачная, буквы странные. Это и не книга вовсе! – догадалась Саша. Это просто сброшюрованные вместе листы, а тексты напечатаны на пишущей машинке. Что-то вроде диссертации, наверное... На полях – следы фиолетовых чернил. Но раз на медицинские темы – сгодится. Саша отложила книгу в сторону, присовокупила к ней несколько томиков речей Хрущева. Добавила какую-то кулинарную книгу. Пожалуй, это все, что можно преподнести дорогому Виктору Викторовичу Бородину.

М-да, негусто...

На всякий случай Саша приподняла ветхую газету, которой было устлано дно сундука. И увидела целую россыпь старых фотографий. Мелькнули знакомые лица...

Саша сгребла фотографии в стопку, села на перевернутый таз возле пыльного, мутного окна. Там, внизу, бодро бегала тетя Света, рвала траву...

Мама. Бабушка. Младенец Сашенька Силантьева. Света Попова – в молодости. На Свете Поповой безобразное платье, в котором она напоминает бабу на чайник, и дикая «химия» на волосах. Еще какие-то люди...

Чаше всего повторялось лицо молодого мужчины. Довольно приятное. Даже доброе... Он стоит рядом с мамой. Он – с бабушкой. Он – с младенцем Сашенькой на руках...

– Отец! – от неожиданности Саша едва не уронила фотографии. Ее словно ударил кто-то прямо в грудь... Она никогда не видела своего отца, она не знала его лица – все было уничтожено давным-давно бабой Зоей, искренне ненавидевшей убийцу.

На одной из фото – парочка на фоне моря. Юные и стройные, мама в старомодном купальнике, отец в каких-то жутких шортах до колен... Господи, какой хорошенькой была мама!

Саша перевернула фотографию. На обратной стороне было написано маминой рукой (ее почерк Саша знала хорошо): «Филиппок, помни о Сочи!»

Саша снова перевернула фотографию.

Лица светятся счастьем, безмятежные лица. Отец обнимает маму за талию, она положила ему руку на плечо. Сколько любви, сколько скрытой страсти! Саше даже немного стыдно стало.

«А, вот и я, в панамке – копаюсь на заднем плане в гальке! Мне тут года два, наверное...»

На фотографии были мама и отец – за год до того страшного дня. Сколько любви, сколько нежности... Филиппок, помни о Сочи!

А этот Филиппок взял и зарезал тебя, мама!

Саша взяла следующую фотографию – на ней был отец в форме пожарного, на фоне пожарной машины. В каске, улыбающийся. Лицо противоестественно доброе.

На следующей – он держит на руках маленькую Сашку, и у него такое ошеломленное, безумно-счастливое лицо...

– А-а-а... – Саша не выдержала, застонала, упала на колени – прямо в пыль, с силой закусила запястье. – М-м-м!..

Боль была невыносимой. Боль прямо в середине груди – там, где, по Сашиному разумению, должна была находиться душа. По руке потекла кровь. Но телесной боли Саша не ощутила.

«Ты убил ее. Зачем? Ты же любил ее, и она тебя – тоже! Мы были счастливы, а ты разрушил все!»

Саша сидела на полу, раскачиваясь, среди рассыпавшихся фотографий, и пыталась сдержаться – чтобы не закричать в голос.

– Саша! – раздался отдаленный тети Светин голос. – Иди сюда... Я покушать приготовила! Сашура!

Она моментально пришла в себя – призраки прошлого отступили. «Ох, зря я сюда приехала, зря полезла в этот чертов сундук! И какого хрена тетя Света хранила все это барахло?!» – с бессильной досадой подумала Саша.

Фотографии лежали перед ней веером. Выбросить их Саша не могла. Но и смотреть на них – тоже. Кое-как, стараясь не вглядываться, сгребла их в кучу, запихнула в старую, черно-серую наволочку.

Книги...

Книги тоже надо взять. Должен же быть хоть какой-то толк от этой поездки!

Саша спустилась вниз.

На веранде ее уже ждала тетя Света, в глубокой миске дымился отварной картофель, перемешанный с тушенкой, отдельно лежали лук, зелень – какие простые, добрые запахи... Саше сразу стало легче.

– Ой, ну, чумазая... – испугалась тетя Света. – А с рукой что? Порезалась? У меня йод есть, погоди...

– Спасибо... Теть Свет, я вот несколько книг взяла...

– Ой, да ради бога!

...Они сидели друг напротив друга. Слегка саднило запястье. Света Попова, бывшая материна подруга, с аппетитом уписывала картошку, хрустела луком, время от времени смешно гримасничая – боялась потерять вставную челюсть.

– Теть Свет...

– А?..

– Я вот все думаю... Вы ведь были маминой подругой, да? Значит, вы в курсе всех событий...

– Ну, типа того.

– У мамы был любовник?

– Го-сс-поди... Ребенок, ты чего? – от неожиданности тетя Света едва не подавилась, закашлялась. Саша энергично поколотила ее ладонью по широкой мягкой спине. – Ой, тихонько, тихонько...

– Теть Свет, у мамы был любовник? – угрожающе спросила Саша.

– С чего ты взяла? Твоя мама – святая женщина, невиннейшее создание... – забормотала та испуганно.

– Но тогда из-за чего отец убил ее? Сколько себя помню, слышала всегда вокруг – «он ее из ревности зарезал, он ее из ревности убил»!

– Дурак, потому и зарезал.

– Но повод у него был? – настойчиво спросила Саша.

– Нет, – твердо произнесла тетя Света.

– Вообще никакого повода не было?

– Нет. Конечно, мама твоя была раскрасавицей, и за ней толпами мужики бегали, но повода Фильке она никогда не давала!

– Минутку... – Саша отодвинула тарелку и повторила раздельно: – За мамой толпами мужики бегали?

– А то! – с гордостью воскликнула тетя Света. – Идем мы с ней, бывало, а они ей: «Девушка, с вами можно познакомиться?», «Девушка, а телефончик мне свой не дадите?»

– Значит, у отца все-таки был повод?

– Нет, конечно! Святая, невиннейшая женщина, а он...

От тети Светы не было никакого толку. Саша вдруг вспомнила «Отелло» Шекспира. Дездемона тоже была святой и невиннейшей, а глупый мавр ее убил!

Саша глубоко задумалась. Чем дальше, тем сложней и запутанней становилась история. Эти счастливые лица на фото... Абсолютно очевидно, что отец до безумия любил маму! «Потому и убил, что любил слишком сильно...» – возразил голос внутри Саши.

Она так «загрузилась», что забыла обо всем прочем. Приехала в Москву, забросила куда-то в угол книги, привезенные со старой дачи, обхватила руками голову.

Сидела и думала.

«Я не верю мужчинам. Я вечно жду от них какого-то подвоха, гадости, предательства... Потому что всегда, всегда! Помню – мой отец убил мою мать. А значит – делает вывод мое подсознание – и мой любимый может проделать со мной то же самое. Я бросала их первыми... Я никого не могла полюбить – ни Макса, ни Тимошу, ни тех двух товарищей (ну вот, даже имена их не помню!), что были после Тимоши! Для меня любовь – это смерть. Полюбишь – умрешь...»

Далее Саша принялась анализировать свои чувства к Виктору Бородину. Вот уж мужчина, лучше которого не найти! А и то она инстинктивно держит его на расстоянии. Ведь почему тогда, в первый раз, еще в клинике, она отказалась от него? Да потому что испугалась! Рассудком понимала: Бородин – золото, а сердце уводило ее прочь...

– Я никогда не буду счастлива, пока не разберусь со всем этим, – вслух тихо произнесла Саша, и посмотрела на свое искусанное запястье. – Я должна это сделать, как бы тяжело мне это не было.

Как только она решила это, ей сразу стало легче. Саша подошла к телефону, набрала номер Бородина.

– Саша, привет! – обрадовался тот. – Я в лаборатории, только что закончил... Встретимся сегодня?

– Нет, сегодня не могу, – ласково произнесла она.

– Завтра?

– Завтра тоже не могу. Послезавтра, ладно?

– У-у... – обиженно прогудел тот. – Как долго! Но хорошо, встретимся послезавтра.

Саша положила трубку. «Ой, а про книги-то я забыла ему сказать! – спохватилась она. – Впрочем, ладно, никуда эти книги не убегут...»

В этот момент телефон затрезвонил сам.

– Алло? Послушай, Виктор, я для тебя нашла кое-что интересное...

– Это не Виктор, – прозвучало в трубке. – Это Тимофей Свинин.

– А, Тимоша... В чем дело? Кажется, ты уже все свои вещи забрал!

– Забрать-то забрал... – недовольно прогудел Тимоша. – Но, понимаешь, какая ерунда получилась... Эта твоя подруга – Лиза, да? – слишком рьяно бросала мои веши с антресолей. Я только что распаковал коробку с пылесосом... Можешь представить – корпус хрупнул пополам! – Тимоша выдержал драматичную паузу. – И что мне теперь делать?

– Не знаю, – честно ответила Саша. – Может, твой пылесос уже до того был сломан?

– Нет, Сашенька, нет! – вздохнул Тимоша. – Пылесос раскололся во время падения!

– Тебе вернуть за него деньги? – быстро спросила Саша.

– При чем тут деньги? – возмутился Тимоша. – Это просто наглость – так со мной поступить... Вы же с этой Лизой просто вынудили меня... вы просто выкинули меня...

– Чего ты тогда хочешь? – равнодушно спросила Саша.

– Я хочу, чтобы ты поняла – так с людьми не поступают...

– Поняла. Дальше что?

– Дальше ты должна сделать то, что тебе подсказывает твоя совесть!

– Вернуть деньги?

– Снова-здорова... – трагически застонал Тимоша.

– Я не понимаю.

– Ты должна извиниться.

Секунду Саша раздумывала. Потом произнесла очень вежливо и спокойно:

– Прости меня, Тимоша. Я была неправа.

После этого Саша положила трубку на рычаг. Телефон снова зазвонил.

– Алло! Ну что тебе еще надо? – возмутилась Саша. – Я, кажется, попросила прощения...

– Привет, Сашка. За что ты у меня просила прощения?

– Макс! Ох, мне сейчас некогда...

– Погоди-погоди... Послушай, Сашка, у меня к тебе дело. Очень серьезное, – первый муж не думал отставать. – Я коротко. Вот ты, Шуренция, шьешь пальто, да?

– Да.

– Не могла бы ты и мне сшить пальто? Понимаешь, мне нужно пальто типа френча, с таким воротником-стоечкой, а сейчас, при всем изобилии, я ничего подобного найти не могу... – забубнил Макс.

– Я не шью мужских пальто! – простонала Саша и бросила трубку. Больше никто не звонил.

subtПрошлое

Самое страшное было пережито – голод, ледяная стужа. Летом осажденный Ленинград немного оживился. Еще выли сигналы тревоги, еще раздавались разрывы бомб, а по ночам поднимались в небо аэростаты заграждения, которые не давали вражеским самолетам снижаться – но все равно появилась надежда. О, сколько у нас сил, если мы уже успели столько вытерпеть!

В один из июльских дней управдом Роза созвала жильцов ближайших домов.

– Граждане, едем за досками! Запасаемся топливом к зиме... Никто не отлынивает, сами потом спасибо скажете!

Никто и не отлынивал. Все знали, что живы только благодаря тому, что действуют вместе, сообща. Ни один человек не имел права бездельничать...

Жильцы полезли в грузовик. Митя помог Але взобраться, усадил ее, сел рядом.

– Синенький скромный платочек падал с опущенных плеч... – затянула какая-то женщина.

Остальные подхватили:

– Ты говорила, что не забудешь ласковых радостных встреч...

Ехали долго, остановились на пустыре, где стояло несколько деревянных домов, уже нежилых.

– Граждане, разбираем все по бревнышку, складываем доски, мебель... всё в грузовик!

Аля с Митей, держась за руки, запрыгали по разбитой, в выбоинах, земле, к одному из домов. Вещи прежних жильцов, обрывки фотографий, труба от патефона...