И Йозеф Менгеле повел Артура за собой по подземному коридору в лабораторию.

Куда он привел Артура?

В обычную больницу. Там лежали люди – русские, евреи, цыгане... Взрослые и дети. В бинтах, на костылях, с повязками на глазах, с торчащими из тел дренажными трубками. Очень много близнецов почему-то, кстати. Все чинно и благородно.

– Чем больны эти люди? Их ранили?

– Это экспериментальный отсек, Артур. Эти люди ничем не были больны. Но фюрер дал нам, ученым, великие возможности. С помощью этого человеческого материала мы теперь можем предупреждать болезни у тех, кто этого достоин, у истинных арийцев. Мы можем помогать нашей армии. Например, как долго человек может выдерживать холод? Можно ли его спасти после обморожения, и через какое время его можно спасти, а через какое – даже бесполезно что-либо предпринимать? Может ли человек без наркоза выдержать операцию по удалению желчного пузыря?

– Неужели может? – поразился Артур.

– Очень редко, но и такое случается, – снова деликатно улыбнулся Менгеле. – Почему? Интересно же... Насколько безграничны ресурсы человеческого организма?

А вот еще проблема – как увеличить население Третьего рейха, как помочь арийским женщинам рожать больше детей, и в то же время, что надо сделать для того, чтобы неарийцы – не размножались?..Согласитесь, в этом мире слишком много рас, которые не имеют право на существование.

– Ну... в общем да, герр Менгеле.

– Очень хорошо. Мы достигли больших успехов в стерилизации женщин. Убивать их – негуманно, да и накладно. Пусть живут, работают. Но они уже никогда не смогут стать матерями.

Артур внимательно слушал своего спутника, проходя по больничным коридорам.

– Со всей Европы мне присылают близнецов. Очень интересно ставить эксперименты над существами, являющимися по сути идентичными. Я накопил уникальный материал, и, надеюсь, скоро систематизирую его.

Они вошли в очередной отсек лаборатории.

– А здесь Артур, мы проводим офтальмологические исследования. Изучаем цвет глаз – возможно ли его изменить, например.

– Зачем? – невольно вырвалось у Артура, глядевшего на двух мальчиков-близнецов, бредущих, взявшись за руки, вдоль стен. У обоих были забинтованы глаза.

– Как?! Это очень важно. Представьте себе арийца, истинного арийца, преданного душой и сердцем фюреру... И у этого арийца, по какому-то глупому недоразумению, темно-карие глаза! Разумеется, истинный ариец стремится соответствовать признакам расы. Он хочет, чтобы у него были светлые глаза – синие, серые, небесно-голубые... И мы над этим работаем. Конечно, очень много брака, очень много неудачных экспериментов... – Менгеле указал на женщину с пустыми глазницами. – Но определенные успехи есть. Представьте себе: вы закапываете себе в глаза совершенно безвредные капли, а через некоторое время просыпаетесь с совершенно другим цветом радужки. Тем самым цветом, о котором давным-давно мечтали... Правда, до создания капель еще далеко, мы пока практикуем просто уколы в глаз.

– Здорово!

– Здорово? Вы, как будто и правда, увлеклись, Артур. Что ж, тем лучше. Вижу, что вы согласны работать у нас. Какое направление в наших исследованиях больше всего заинтересовало вас? Я все-таки стремлюсь к тому, чтобы у меня работали искренне увлеченные люди...

Артур задумался на мгновение. Потом произнес твердо:

– Мне по душе офтальмологические исследования. Я и предположить не мог, что можно изменить цвет глаз...

* * *

...На работе известие о том, что Саша Силантьева скоро женится, было встречено небывалым ажиотажем.

– Господи, везет же людям! – воскликнула технолог Зина Делягина. – Сашенька, я тебя поздравляю... Такого мужика отхватила!

– Замуж? За этого? За хирурга своего? – прибежали с другого конца зала швеи Марина и Полина.

– Да, – с гордостью ответила Саша. – За Виктора Викторовича Бородина.

– Сашка, тебе вдвойне повезло! – вытаращив глаза, закричала Марина.

– Почему – вдвойне? – удивилась Саша.

– Потому что замуж и потому что за пластического хирурга! – возбужденно пояснила уже Полина. – Он же тебе потом операции будет делать омолаживающие – и совершенно бесплатно!

– Саша у нас из тех, кто вечно девочкой будет выглядеть! – возразила Лиза Акулова. – Ей не нужны никакие операции.

– Да ладно! Лет через тридцать точно понадобятся!

– А где свадьба будет?

– Пока не знаю, – честно призналась Саша. – Виктор над этим думает. Он все организует, от меня ничего не требуется. И еще сказал, чтобы я ни в чем себе не отказывала... Лиза, ты, кстати, не помнишь, где мы итальянский шифон видели?

– На Шаболовке... – сказала Лиза. – Ты сама шить будешь? И правильно! Лучше тебя это все равно никто не сделает. А туфли?

– Туфли еще надо купить. Туфли и сумочку... – потерла Саша лоб. Ей было немного не по себе от всей этой суматохи вокруг нее.

– Колечко, колечко покажи! – явилась на шум мадам Буракова, мгновенно все поняла.

Саша протянула ей руку.

Хозяйка «Притти вумен» достала из кармана лупу, принялась рассматривать подарок Бородина. Затем изрекла несколько удивленно:

– Четыре карата, ничего себе! Бриллиант чистой воды. И огранка очень хорошая... Солидный тебе достанется муж, Саша.

– Никакого сравнения с предыдущими... – усмехнулась Саша. – Четыре карата – это много?

– Очень, очень прилично, – заверила Буракова. – Так, девочки, а теперь за работу... Саша, Лизавета, а вы несите эскизы... Зина, ты где? Сейчас будем обсуждать новые модели.

Но работа на фабрике в этот день шла из рук вон плохо. К концу дня выяснилось – на двух пальто швеи умудрились пришить карманы не спереди, как полагается, а сзади. Причем вверх ногами.

«Никакого сравнения с предыдущими...» – сказала Саша о Бородине.

В самом деле, два ее первых мужа были очень далеки от идеала. Взять, например, Макса. Им было лет восемнадцать-девятнадцать, когда они встретились. Студентка Текстильного института и студент то ли автодорожного, то ли строительного... Ухаживать Макс не умел. Его интересовало только одно – что и должно интересовать юношу его возраста. Романтики – ноль.

И предложение Саше наверняка он сделал только потому, что хотел круглосуточно пользоваться своими супружескими правами. Денег у Макса, разумеется, не было. Но цветы и подарки он дарил, этого у него не отнять.

Особо запомнившиеся презенты – кукла-щелкунчик для дробления ореховой скорлупы (у Саши, кстати, была аллергия на орехи), духи «Нина Риччи» подпольного производства (остро пахли стеклоочистителем, что ли, и были немедленно выброшены в мусорное ведро), гигантская репродукция картины Шишкина «Утро в сосновом лесу», деревянная ваза, расписанная под хохлому (в нее, кстати, даже цветы нельзя было поставить!), электрический будильник с китайского рынка с вмонтированным радио (сломался через неделю), венецианская маска с перьями (к чему бы это?) и огромная коряга из леса, уникальная тем, что напоминала лешего (пугались все!).

И основной недостаток, уже неоднократно упоминавшийся – Макс мог напиться. До совершенно бессознательного, свинского состояния. Редко, но так метко, что вспоминалось потом годы. Один раз, под утро Нового года, стал ломать межкомнатные перегородки («Я обещал сделать ремонт, я его и сделаю!»), другой раз заснул в ванной – затопил всю квартиру, чуть сам не захлебнулся, третий – сел пьяным за руль и разбился вдребезги...

«Хотя, нет, это было уже после меня!» – спохватилась Саша.

Если Макс и любил что-то, так это свои мосты. Как он мучил Сашу долгими и, главное, совершенно неинтересными ей рассказами про какой-нибудь известный мост – например, Бруклинский, или «Золотые ворота»...

Ругались они с Максом довольно часто и по любому пустяку. Но из-за чего именно они с Сашей разругались в последний раз, она никак не могла вспомнить. Впрочем, какая разница!

Второй муж, Тимоша Свинин, был тишайшим человеком – тут к нему никак не придерешься. Не пил вообще, ругаться не любил, а свои носки самоотверженно стирал сам. Рассказами о работе Сашу не мучил (Тимоша – бухгалтер). Бесполезных подарков не дарил, а только «со смыслом» – утюг, сковородка с антипригарным покрытием, набор кухонных ножей... Дарил ли цветы? Обязательно – строго на Восьмое марта и Сашин день рождения.

Она, Саша, не сразу раскусила второго мужа... Лишь когда окончательно поняла, что Тимоша Свинин – зануда и скупердяй, бросила и его.

Понятно, почему Виктор Викторович Бородин на их фоне казался самым настоящим принцем. Нет, не принцем, а королем (в силу возраста и солидности)!

Саша с энтузиазмом окунулась в предсвадебную суету. Целый месяц наслаждаться своим положением невесты...

Шифон, атлас, бархат, страусиные перья, стразы, кружева... Хоть Виктор Викторович деликатно намекнул Саше, что не в особом восторге от этих дамских штучек, но уж свадебное платье надо было сделать по всем правилам!

Начались долгие и страстные споры с Лизой Акуловой на предмет фасона. Шить или не шить нижнюю юбку? А корсет, его чем отделывать? Длина платья. Глубина декольте. Фата!!! Фата или шляпка с легким газом?!. А перчатки?..

Почти три недели, несмотря на дикую июльскую жару, Саша носилась по Москве в поисках нужных тканей, рисовала эскизы и чертила сложные выкройки, строчила на швейной машинке.

Встречи их с Бородиным были нечасты – он много работал, пытался закончить все дела до свадебного путешествия (на далекий и прекрасный остров, как и обещал). Но каждый раз Виктор Викторович дарил Саше подарки и бесчисленное количество комплиментов...

Она им верила, этим комплиментам.

Потому что жених во время встреч не сводил с нее глаз. Смотрел и не мог насмотреться. Иногда Саша просыпалась среди ночи и видела взгляд Бородина – пристальный, удивленный, восхищенный.

– Почему ты не спишь? – сквозь сон бормотала она.

– Я тобой любуюсь. Никак не могу поверить своему счастью! – искренне отвечал тот.

– Виктор, ну что ты... Скоро я тебе надоем. Буду старой, нудной женой, в бигудях и огуречной маске на лице...

– Ты никогда мне не надоешь. Даже в бигудях и маске... Потому что это ты.

Платье было почти сшито. Туфли и все прочее – тоже готовы. Оставалось только с перчатками разобраться... До свадьбы оставалась неделя.

И тут (был поздний вечер) Саша вспомнила – она еще не упаковала старые книги. Надо же было их упаковать особо красиво – свадебный подарок жениху, как-никак!

В Сашиной голове возникло два варианта. Первый – взять ту плетеную корзину, что бесполезным грузом много лет хранилась в шифоньере, украсить ее неприлично-гламурным образом – яркой бумагой, бантиками, кружевом – и положить в нее книги.

Второй вариант – поместить книги в большую старую шкатулку (семейная реликвия, чуть ли не дореволюционных времен, бог весть как пронесенная сквозь годы и десятилетия), которая сама по себе являлась антиквариатом. У этого варианта есть несомненный плюс – если книги не окажутся столь редкими, то хоть шкатулка немного окупит все.

Да, пожалуй, шкатулка лучше всего! Но влезут ли в нее книги?

Саша в первый раз со времен поездки на дачу достала книги. Из пыльного мешка, лежавшего рядом, внезапно полетели фотографии. «Ах, да, я же еще фотографии привезла!» Саша прекрасно помнила, как тяжело было ей смотреть на них...

И в этот раз ей надо было сгрести их в кучу и поскорее спрятать. Но не смогла. Любопытство опять пересилило – ведь не все фото она тогда успела рассмотреть.

Села на пол и принялась перебирать пожелтевшие, в основном – черно-белые листы. В еесемейном альбоме все было отредактировано, лишнее – навсегда изъято бабой Зоей. Сохранено только то, что причинить боль уже не сможет.

Эту же часть семейного прошлого Саша не знала. Мама и отец. Опять мама и отец. Отец и какие-то люди... Отец в школьные годы – смешно, если бы не было так грустно. Мама и ее подруги, из знакомых – только Света Попова. Бабушка и бабушка Зоя. Бабушка и какие-то люди. Дедушка рядом с бабушкой. Отец с маленькой Сашкой на руках, рядом – бабушка. Счастливые, спокойные лица. Даже какие-то благостные – словно лики икон. Мама и какие-то люди...

Сашина рука, державшая последнее фото, вдруг задрожала.

«Что это?!» – в ужасе подумала она.

Парк Горького. У входа. На фоне огромных колонн – группа людей – человек десять, не меньше. Девушки в мини, юноши с дикими прическами под битлов. Семидесятые, конечно же... Мама – в центре, в белой блузе и клетчатой юбчонке в складку, темные волосы волной рассыпались по плечам, на шее – черная бархатная лента. Милая, милая, хорошая мамочка... А рядом с ней – юноша. Стоит, засунув руки в карманы, смотрит чуть в сторону.

– Как похож! – дрожащим голосом прошептала Саша вслух и принялась вертеть фото, то отдаляя, то приближая его к глазам. Юноша на фото напоминал сына Виктора – если бы у Виктора был бы сын, разумеется... Но какой сын – Виктору в те времена было... было... лет двадцать, наверное, или чуть больше!