А там вечерами Ян с Моханом тщательно перечитывали поступающие отчеты и письма, корпели над картами городов. Иногда впадали в отчаяние и начинали сомневаться в надежности своих информаторов. Однако, опровергая и создавая одну теорию за другой, не сдавались. Далеко не все события тех дней десятилетней давности нашли отражение в документах. С учетом большой протяженности страны с тем же успехом можно было бы искать иголку в стоге сена. В случае же, если Уинстон Невилл навсегда покинул Индию, у них не оставалось никаких шансов.

Одно удалось выяснить достаточно быстро: Уинстон Невилл, родившийся, согласно записи в церковной книге, в городе Бертон Флеминг, в Йоркшире, 30 апреля 1817 года, третий сын Джорджа Невилла, эсквайра, и Исабель Невилл, урожденной Симмс, в конце 1844 года был объявлен пропавшим без вести, а еще через год – умершим. «Принявший достойную смерть на службе отечеству и короне» – так значилось в бумагах Ост-Индской компании. И для родителей Уинстона Невилла, у которых к тому времени оставался в живых один сын из трех, существовала только эта официальная версия.

Уильям Джеймсон, благополучно переживший мятеж в своем ботаническом саду и к тому времени отец большого семейства, также ничего не знал об Уинстоне Невилле. Даже его, человека, которому они были обязаны несколькими годами счастливой жизни в Кангре, Мохан Тайид был вынужден расспрашивать через подставных лиц. Принца это смущало, однако он понимал, что разумнее всего вести расследование втайне.

Долгие месяцы поиска не давали никаких результатов. Потом появился некто, видевший высокого белокурого англичанина, бегло говорившего на хиндустани. Но этот едва наметившийся след быстро оборвался. Затем всплыл еще один свидетель, но и его показания вели в никуда. Однако факт к факту, штришок к штришку доказательства собирались, предположения строились. Наконец Мохану с Яном удалось сложить из разрозненных деталей более-менее целостную картинку, даже если отдельные ее фрагменты по-прежнему отсутствовали.

Итак, дорога, на которую ступил Уинстон Невилл в тот день, 12 мая, понемногу вырисовывалась перед ними, пусть даже в самых общих очертаниях. Во всяком случае, стало ясно, что она привела его на сторону повстанцев, в Красный форт, где англичанин присягнул на верность шаху Бахадуру. Среди индусов он получил известность под именем Кала-Нанди, Черный Бык, в честь ездового животного бога Шивы. Он быстро снискал уважение сипаев благодаря хладнокровию, с которым он расправлялся со своими бывшими соотечественниками, и стал одним из их командиров. В последний раз Кала-Нанди видели вместе с Нана-Сахибом, правителем Бхитура, якобы сыгравшим не последнюю роль в массовых убийствах белых в Канпуре, на востоке страны, в июне и июле 1857 года. Потом он исчез, а несколькими месяцами спустя полковник Генри Клайдон получил приказ выследить предателя. И с тех самых пор каждый шаг Кала-Нанди тщательно фиксировался в секретных донесениях. Мохану Тайиду и Яну приходилось давать крупные взятки, чтобы добывать не подлежащую разглашению информацию. Кроме того, отныне их работа была связана с большим риском. Однако ни у того, ни у другого и мысли не возникло прервать ее.

Почти год понадобился Генри Клайдону, чтобы выследить Кала-Нанди. Наконец на равнине Раджпутаны, меньше чем в сотне миль от Сурья-Махала, он угодил в ловушку. Никакие «допросы с пристрастием» не помогли установлению его английского имени. Он настаивал на том, что зовется не иначе как Кала-Нанди. При этом подследственный «добровольно и не без омерзительной гордости», как сообщал протокол, «признался в совершении всех инкриминируемых ему злодеяний», которыми он якобы мстил за уничтоженную англичанами семью. Приговоренный на месте, по законам военного времени, как «мятежник, предатель и убийца», он был повешен на фиговом дереве и погребен там же, в песках Раджпутаны, 27 октября 1858 года.


«Приговор приведен в исполнение», – механически перечитал Мохан последнюю строчку и, опустив многословный документ, уставился в камин. Ему потребовалось несколько минут, чтобы осознать, что случилось, и тогда он чуть не расхохотался. Уинстон Невилл, который, будучи солдатом Ост-Индской компании, ни разу не поднял руку на человека и был потрясен убийством двух раджпутов в Дели, превратился в кровожадного мстителя, на чьей совести жизни десятков, если не сотен соотечественников.

«Быть может, когда-нибудь он стал бы великим воином», – говорил об Уинстоне раджа. И он оказался прав. Пришло время, и Невилл показал доблесть в собственной войне, которую вел против своего народа. Более того, очевидно, Кала-Нанди искал спасения в Сурья-Махале. Еще немного – и он был бы в безопасности. Последняя мысль особенно удручала Мохана Тайида.

Принц перевел взгляд на Яна, который тоже неподвижно смотрел в огонь.

– По крайней мере теперь у нас есть основания полагать, что он искал тебя, – осторожно заметил Мохан, чтобы хоть как-то утешить племянника.

Однако его попытка выглядела жалкой. Ян не реагировал. Тогда Мохан Тайид тоже уставился в камин, и они долго просидели так в тишине, нарушаемой лишь шелестом дождя за окнами да потрескиванием хвороста в огне.

– Они заплатят за это.

Мохан повернул голову. Руки Яна по-прежнему лежали на подлокотниках кресла, однако теперь были сжаты в кулаки.

– Каждый из них, – чуть слышно добавил Ян.

Когда же Ян повернул к Мохану свое лицо, тот испугался не на шутку. Бледное и спокойное, оно было исполнено нечеловеческой ненависти. А отсвет пламени в глазах придавал ему нечто демоническое.

– Я буду охотиться за ними, как они за моим отцом. Я буду выслеживать их, каждого поодиночке.

– Ты сумасшедший… – вырвалось у Мохана.

– Нет, дядя. – Ян поднялся, взял с каминной полки портсигар и, закурив, выпустил в сторону камина струйку дыма. – Я всего лишь делаю то, чему меня учили Аджит и раджа. И ты мне поможешь, если только ты настоящий раджпут.

Мохан бросил взгляд на исписанный листок, который все еще держал в руках. Ефрейторы Томас Криппс, Ричард Дикон, Эдвард Фокс, Роберт Франклин, Джеймс Холден. Лейтенанты Тобиас Бингхэм, Самюэл Гринвуд, Лесли Мэлори. Полковник Генри Клайдон… Девять человек. Вероятно, отцы семейств.

– Что ты намерен делать? Вызовешь каждого на дуэль или убьешь исподтишка?

Ян прислонился к камину и посмотрел на Мохана сквозь облако табачного дыма.

– Нет, – ответил он. – У каждого человека есть слабое место. Мне остается только нащупать его и в нужный момент нанести удар.

– Но на это могут уйти годы!

Ян замолчал, глядя в темное пространство комнаты.

– Мне все равно, – ответил он, делая очередную затяжку. – Я еще помню стих, который Аджит когда-то заставил меня выучить наизусть: «Не оставляй мыслей о мести, пока не исполнишь ее. Высоко прыгают на раскаленной сковороде зерна нута, но они не пробивают железа». Мне сразу запала в сердце эта мудрость, как будто я уже тогда знал, что она пригодится мне в жизни. – Он бросил окурок в огонь и пристально посмотрел на Мохана. – Итак, дядя, или ты идешь со мной, или отныне наши пути расходятся.

«Шикхара, – вспомнил Мохан. – Так вот за кем нам предстоит охотиться». От этой догадки его прошиб холодный пот.


Весь следующий день, несмотря на проливной дождь, они провели в горах. И когда Ян у лингама бога Шивы делал на руке надрезы и клялся своей кровью, наполовину английской, наполовину индийской, что не будет знать покоя, пока не отомстит за позорную смерть отца, Мохан впервые понял, что имеют в виду христиане, когда говорят о человеке, продавшем душу дьяволу.

22

Времена года сменяли друг друга, и с каждым новым сезоном на кустах прибавлялось зеленых веточек. Их подрезали, они отрастали вновь, пока не развились в характерные раскидистые кроны, распространяющие чайный аромат. И все это время в голове Яна зрели планы уничтожения убийц отца. Три года прошло от первой обрезки до первого урожая. Столько же понадобилось Яну Невиллу, чтобы одного за другим, кого в Индии, кого в Англии, выследить людей полковника Генри Клайдона. За это время Ян успел выявить слабое место каждого, разработать для каждого отдельный план и нанести удар. При этом Невилл не торопился. Он все рассчитал и хладнокровно выжидал подходящий момент для каждого из девяти. Каждую жертву он окружил множеством хорошо оплачиваемых агентов и умело расставлял ловушки. Когда того требовала ситуация, он становился то англичанином, то индусом, меняя обличья с той же легкостью, что и свои многочисленные костюмы.

Первым был Джеймс Холден. Ян отыскал его в сентябре 1873 года в одном из наркопритонов Бомбея. Мужчины сразу нашли общий язык и провели приятный вечер, во время которого Холден задремал на шелковых подушках. Он так и не проснулся, как видно, не рассчитав дозы.

Томас Криппс повесился, после того как проиграл все свое состояние в незаконной карточной игре. Его деньги отошли к незнакомцу, имени которого так и не смогли потом вспомнить завсегдатаи салона.

Та же участь постигла Лесли Мэллори, который за пристрастие к алкоголю был с позором изгнан из армии и потерял семью.

Эмма Франклин изменяла мужу, о чем последнего каждый раз информировал так и не объявившийся впоследствии анонимный доброжелатель. Когда доказательства стали неоспоримы, ревнивый от природы Роберт Франклин застрелил рыжеволосую красавицу жену из табельного оружия, а потом пустил себе пулю в лоб.

Тобиас Бингхэм стал слышать голоса и был помещен родными в психиатрическую лечебницу. Врачи не оставили ему никакой надежды на выздоровление.

Несколько сахибов повздорили в притоне на калькуттском базаре. Известный своей вспыльчивостью Самюэль Гринвуд схватился за пистолет и застрелил трех девушек и вдобавок своего начальника, за что и был приговорен к смерти.

Участие в дуэли – вот единственное, что инкриминировалось Яну Невиллу. Но множество свидетелей подтвердило, что своим неподобающим поведением Эдвард Фокс просто вынудил его принять вызов. Не скрывая сочувствия к обвиняемому, судьи приговорили его к денежному штрафу.

Оставался сэр Генри Клайдон, полковник, к тому времени в отставке, проживавший с семьей в своем имении в Корнуолле. Он и еще один ефрейтор, принимавший самое активное участие в допросе Кала-Нанди. Но этот человек, судя по всему, умел заметать следы не хуже Яна.

В момент нанесения решающего удара Невилл всегда старался быть рядом с жертвой, пусть даже не выступая на передний план действия. Ему доставляло радость, если развязка получалась более драматичной, чем он задумывал изначально. Ян прекрасно понимал, что затеянная им игра может привести его к гибели, однако сознательно шел на как будто ненужный риск. Его месть напоминала танец на вулкане, от которого Ян испытывал немалое удовольствие.


Тяньцзин оказался великим учителем. И в Калькутте, и в Лондоне чай из Шикхары пользовался большим спросом. Оптовики с улицы Майнсинг-Лейн дорого давали за содержимое невзрачных деревянных ящиков. После дома в Шикхаре Ян выстроил особняки в Калькутте и в Лондоне, на Гросвенор-сквер. Потом завел собственный выезд, купил железнодорожный вагон, наконец, на лондонской верфи началась закладка «Калики».

У Мохана Тайида кружилась голова от темпов, которые взял его племянник после первого урожая 1873 года. Ян перемещался из Шикхары в Калькутту, оттуда – в Сурья-Махал, а из Сурья-Махала – в Джайпур и Лондон и обратно в Индию. Он с легкостью менял города, страны и континенты, используя все технические достижения своего времени: пароходы, телеграф и железную дорогу. И куда бы он ни направлялся, за ним тенью следовал Мохан Тайид.

Репутация состоятельного чайного барона, яркая внешность, врожденный вкус и обаяние быстро распахнули перед Яном двери высшего света, обычно с таким скрипом открывающиеся перед безродными выскочками. Он без видимых усилий завоевывал женщин, предпочитая, однако, романы с замужними дамами аристократических лондонских кругов. Эти не меньше него были заинтересованы, чтобы их романы оставались в тайне, а потому Невиллу не стоило труда развязаться с ними в любое удобное для него время и без нежелательных последствий. Он был искусный лицемер, и они охотно позволяли себя обманывать, ослепленные его манерами, костюмами, богатством. Нет власти более прочной, чем та, которую дают деньги, и Ян Невилл прекрасно понимал это.


– Ах, София, вот и ты! – Звучный голос сэра Генри пробился сквозь говор толпы и приглушенную музыку струнного оркестра. – Позвольте представить – моя супруга леди София. Вообрази себе, дорогая. – Сэр Генри похлопал по плечу стоявшего рядом с ним молодого человека. – Это тот самый мистер Невилл из Дарджилинга, чей чай я нахожу бесподобным. Мы с ним как раз говорили об Индии. О старой доброй Индии времен лорда Каннинга, разумеется.

– Очень рада. – Леди София протянула обтянутую шелковой перчаткой правую руку.

– Для меня это большая честь, миледи…