Элизабет Деланси - Нечаянная любовь

Скоро морфий начал действовать, Скоби блаженно улыбнулся.

— Я уже на небесах, мэм.

— Еще нет, — сообщила Джулия, накрывая его простыней.

Она вымыла руки и обработала рану дезинфицирующим раствором.

— Сарабет, пожалуйста, приоткройте окно — необходим приток свежего воздуха!

Пропитав хлороформом большой ватный тампон, Джулия прижала его к лицу Скоби.

— Вот сейчас, мистер, я даю вам подышать хлороформом. Дышите нормально, не делайте слишком глубоких вдохов.

Скоби что-то тихо и неразборчиво пробормотал. Джулия прижала маску к лицу раненого. Другой рукой она прощупывала пульс.

— Ну, вот и все. Теперь он спит, — подержав тампон еще несколько секунд, Джулия убрала его и приступила к операции.

Необходимо было вынуть из раны все костные осколки. Если что-то останется в ране, она может воспалиться. Сарабет держала лоток, внимательно следя за движениями рук Джулии.

Когда операция была закончена, Джулия еще раз обработала раны и принялась накладывать швы. Сарабет туго забинтовала плечо и живот раненого, чтобы остановить кровотечение. Пульс у Берта Скоби был ритмичный, дыхание ровное. Очевидно, у этого мужчины действительно было бычье здоровье.

Джулия очень устала к концу операции, у нее сильно болели глаза. Еще раз приложив к лицу Скоби маску с хлороформом, чтобы мужчина подольше поспал, сняла окровавленный фартук и, положив руки на поясницу, расправила плечи.

— Сарабет, ты просто чудо! Иди домой, отдохни.

Сарабет оглядела комнату.

— Давайте-ка лучше приберем!

— Нет. Этого я уже не вынесу. Мне надо хоть немного посидеть! — Джулия опустилась на стул и потерла виски. Потом предложила: — Если не хочешь возвращаться в город, можешь ночевать у меня. Наверху есть раскладушки!

— Спасибо. Но мне необходимо вернуть лошадь хозяину, пока тот не хватился и не пристрелил меня! — девушка остановилась в дверях. — Мэм, не будьте слишком суровы с Гибом…

Джулия прикрыла глаза.

— Спокойной ночи, Сарабет, — мягко сказала она.

Джулия проснулась, прислушалась и огляделась вокруг, пытаясь понять, кто ее потревожил. Посмотрела на часы — половина третьего. Взяла лампу и спустилась в операционную. Скоби спокойно лежал на столе и крепко спал. Дыхание было ровным.

Взяв лампу, она поднялась наверх, чтобы посмотреть, как дела у Джима Эймза. Мальчик безмятежно спал на широкой кровати доктора.

Женщина снова вернулась в операционную, надела чистый фартук и принялась за уборку. Вылила из лотков окровавленную воду, отложила в сторону инструменты, которые следовало простерилизовать, собрала марлевые салфетки, чтобы потом их прокипятить. Посмотрела на заплеванный пол и махнула рукой. Утром она промоет его раствором карболки.

Скоби тяжело вздохнул. Надо было бы переложить его на кушетку в приемной. Но одной, конечно, сделать это не под силу, надо разбудить Мосси, он ей поможет.

Открыв дверь, вышла на улицу. Из окон на крыльцо падал слабый свет. На крыльце кто-то лежал.

— О, Боже! — испуганно отпрянула Джулия.

— Это я, не бойся! — мужчина поднялся, пошатываясь и протирая кулаками глаза.

— Гиб! Ты напугал меня до смерти!

Гилберт открыл глаза и потянулся. Он разбудила его.

— Где Скоби? — спросил он, потирая лицо ладонями и помотал головой.

— В операционной. Пойдем, поможешь мне перенести его!

Гилберт вошел следом за Джулией в операционную. На столе лежал Берт, накрытый одеялом. Оно прикрывало мужчину только до пояса. Перебинтованные плечи были обнажены.

— Боже Всемогущий! Он же абсолютно голый! — возмутился Гиб.

— Он не голый, — сердито зашептала Джулия. — Пожалуйста, говори потише! Ему нужно хорошенько выспаться.

Она сходила в чулан, принесла носилки.

— Подними ему ноги. Осторожно, пожалуйста!

Скоби был жилистый и не слишком тяжелый. Они вынесли его в приемную и положили на кушетку. Джулия налила в бутылку горячей воды, прислонила ее к ногам раненого, старательно укрыла его одеялом. Налила в чашку воды и поставила на стол возле кушетки.

— Я останусь здесь, — твердо сказал Гилберт, — посижу и посмотрю. Вдруг этот сукин сын проснется и вздумает шляться по дому.

— Это исключено. Скоби не может не только шляться, но и ползать. Я дала ему морфий и хлороформ. Он совершенно отрешен от всего земного и проспит еще несколько часов.

— Я не оставлю тебя одну. Мало ли бездельников, которым некуда девать силу. Они слоняются по городу. Могут и сюда заявиться.

Он был настроен очень решительно. Никогда Джулия не видела его таким непреклонным. Джулия заставила его выйти из приемной, плотно прикрыла дверь.

— Никто не сделает мне ничего плохого! Я же помогаю им!

— А если они упьются до чертиков, и кому-то придет в голову, что ты красивая молодая женщина… Притом, совершенно одна?..

Джулия повернулась к нему и раздраженно сказала:

— Я занимаюсь медициной. Вечером сюда привезли Раненого. Я оказала ему помощь. Пока не приедет квалифицированный врач, буду продолжать делать то, что делала ежедневно. Послушай, Гиб, хочешь — уходи, хочешь — оставайся. Я слишком устала, чтобы спорить с тобой! Но вмешиваться в мои дела я тебе не позволю! — она взяла бутылочку с морфием и хлороформом и поставила их в застекленный шкаф. — А уж если ты так заботишься о моей безопасности и репутации, то, пожалуйста, объясни, почему ты наговорил обо мне Хьюзу столько гадостей?

Гилберт буквально оцепенел. Он прислонился к стене и молча уставился в пол. Теперь можно было не сомневаться. Хьюз ничего не выдумал.

— Я слышала, ты сказал, что у нас с тобой очень близкие отношения! Мне бы хотелось узнать, что ты наговорил ему конкретно.

Гилберт пытался что-то бормотать, но Джулия не поняла ни слова.

— Если ты не объяснишься, то покинешь мой дом сию же минуту и больше никогда не вернешься, не переступишь ногой порога…

Гилберт поднял голову, немного удивленный ее словами.

— Ну? Я жду! — она очень устала, была раздражена и сердита. И совершенно не горела желанием пререкаться с этим упрямцем.

— Вначале я скажу, что говорил Хьюз.

— Меня не волнует, что сказал Хьюз.

— А я на твоем месте поинтересовался бы. Потому что всю кашу заварил именно он!

Джулия подумала, что Гилберт действительно очень упрям. Упрямый и нахальный. Пытается все перевернуть. Словно во всем виноват Хьюз. А может быть, и она?

— Хорошо. В таком случае, расскажи все.

— Он приказал мне держаться от тебя подальше. А если мне необходимо пообщаться с женщиной, то я должен пойти в «Ту Майл Роуд». И стоить это будет — два доллара.

Гилберт чуть не трясся от негодования и ненависти, а Джулия со страхом ждала, что он скажет дальше.

— Я ответил, что когда мне хочется пообщаться с женщиной, то я иду к тебе. Ты меня вполне устраиваешь. Это не стоит мне ни цента, да еще ты накормишь меня обедом!

Джулия вздрогнула, услышав такие оскорбительные слова. Она была ошеломлена!

Он скрестил на груди руки и вызывающе сказал:

— Терпеть не могу, когда мне приказывают держаться от тебя подальше!

— Если даже тебя подстрекают, это не оправдывает твоей грубости по отношению к другим!

Гилберт дернул головой, словно пытался показать ей, что не желает выслушивать нотаций и поучений. Джулия вдруг подумала, что, скорее всего, Гарлан специально провоцировал его. Может быть, Хьюз действительно виноват, что Гиб ответил ему так грубо…

«Чепуха, — тут же мысленно возразила она себе. — С таким же успехом можно оправдать его, сказав, что эти слова были вырваны у него под пытками».

И принялась складывать чистое белье. Потом решила, что сыта компанией Гиба, ей надо пойти к пациенту.

— Извини, но мне надо проведать мистера Скоби!

Снимая фартук, вспомнила о письмах. Она была не уверена, стоит ли сейчас вспоминать о них. Собралась с мыслями, подумала и нерешительно сказала:

— Я получила грязные письма…

Гилберт посмотрел ей прямо в глаза.

— Мне уже говорил о них начальник полиции. Он пытался повесить их на меня, как и многое другое, что только смог придумать вместе с Хьюзом.

— Это ты написал их?

— А как ты думаешь? — неожиданно спросил Гилберт, с горечью глядя на нее.

Джулия покраснела. Не следовало спрашивать его об этом. Сказать грубость в гневе — это одно. А написать гнусное письмо — совершенно другое…

— Нет, я не думаю, что их написал ты!

— Тогда ответь мне еще на один вопрос, — попросил Гилберт. — Ты выходишь за Хьюза замуж?

— Нет, я все еще в трауре. И о замужестве совершение не думаю, — Джулия повесила фартук на крючок и закрыла за собой дверь.

Она сидела у кровати Скоби, закрыв глаза и пыталась хорошенько обдумать, что происходит. Гилберт запятнал ее репутацию необдуманными словами. Он сделал ее предметом городских сплетен и даже не извинился. Она должна положить конец их дружбе. Им незачем видеться. Между ними все кончено. Она должна выставить его за дверь.

Мысли путались. Джулия не заметила, как задремала. Во сне она увидела тот удивительный вечер, когда разговаривала с Гилбертом на крыльце домика Чепменов. Тогда он принес малышу в подарок кусочки кварца. Потом наклонился и нежно поцеловал ее. Но тут же кто-то над самым ухом сказал его голосом: «Когда я хочу пообщаться с женщиной, ты меня вполне устраиваешь…»

Джулия вздрогнула и проснулась. Все тело ныло от усталости. Ужасно хотелось спать. Она встала и подошла к Скоби. Он ровно дышал. Теперь можно не беспокоиться за него. Пойти лечь и хорошенько выспаться.

В хирургической было темно. Видимо, Гилберт ушел. Джулия прошла через кабинет в прихожую. Направилась к лестнице и заметила, что входная дверь приоткрыта. Джулия подняла лампу. Желтый трепещущий огонь высветил горшки с геранью.

— Гиб?

Он стоял на крыльце, облокотившись на перила.

— Ты все еще здесь? — изумилась она.

— Я сказал, что никуда не уйду.

Джулия вышла на крыльцо. Ночь была прохладной, ветреной. Гиб стоял без куртки, рукава рубашки закатаны до локтей. Он выпрямился, тревожно глядя на нее, словно ожидая очередного выговора.

— Ты не замерз? — неожиданно спросила она.

— Нет. Все в порядке. Как Скоби?

— Спит…

Плотные облака затянули все небо, лунный свет не мог пробиться сквозь них. На улице было темно. Единственным светлым пятном выделялось крыльцо, на котором стояли Джулия и Гилберт. Интересно, о чем думал молодой человек, стоя здесь один?

— Гиб, я думаю, что тебе больше не следует приходить.

Сняв шляпу, молодой человек вертел ее в руках. Потом быстро взглянул на Джулию. В его взгляде было столько тоски, что она пожалела о сказанном. Не слишком ли жестоко поступает?

— Я очень сожалею о том, что сказал Хьюзу. Если бы можно было все вернуть назад, то никогда и ни за что не сказал бы ничего подобного! — он извинился.

Джулия вздрогнула.

— О нас уже говорят…

Он взял у нее из рук лампу, поставил на перила и попросил:

— Присядь на минутку.

Джулия колебалась, понимая, что ей не следует задерживаться здесь. Но в то же время, ей хотелось быть справедливой, дать ему возможность объясниться. Запахнув халат, села.

Гилберт уселся рядом, продолжая вертеть в руках шляпу. Опустив голову, с преувеличенным вниманием рассматривая ботинки. Казалось, он не знает, с чего начать разговор. Вздохнув, тихо заговорил:

— Начальник полиции сообщил, что Уолт Стрингер собирается опубликовать статью обо мне. Так вот, в статье почти все будет ложью.

«Боже! Только не хватает статьи в газете! — подумала Джулия. — Теперь у Хэриет будет о чем поговорить!»

— Уолт Стрингер не печатает лжи, Гиб, — твердо сказала она.

Молодой человек, повернул голову и посмотрел на нее.

— Может и напечатать. Если поверит тому, кто расскажет обо мне кучу небылиц.

— И что в статье будет ложью?

— То, что я участвовал в вооруженном нападении на полицейских в Аризоне. В Линкольн-Каунти. И что я был в банде Мерфи-Долана, убивал невинных людей!

Войны в Линкольн-Каунти! Джулия вглядывалась в его лицо, пытаясь отыскать в нем следы хладнокровной жестокости.

— Я не святой, но и не убийца. Жизнь вооруженного головореза не для меня.

Джулия обхватила колени руками и вздрогнула. К чему может привести такой разговор?

— Ты должен объяснить все Уолту.

— А если я расскажу тебе? — Гилберт вопросительно смотрел на нее.

Она была не уверена, что хотела бы все узнать. Как только она начинала думать о его прошлом, становилось не по себе. Пугало не то, что он сделал, но свое собственное отношение к его поступкам. Неизвестно, какие чувства пробудятся в ней? Возможно, она резко изменит свое отношение к нему… Наверное, можно было бы объяснить подобное положение тем, что, вопреки здравому смыслу, ей хотелось думать о нем только хорошее!