– Его величеству, – невежливо хмыкнул Филберт, – небось не понравится, когда он узнает, что вы поставили против него и к тому же собрались выезжать сегодня. – И, обеспокоенно нахмурившись, прибавил:

– Я подслушивал под дверью и знаю, что он запретил вам выходить из дома.

Александра, разразившись смехом, обняла встревоженного старика.

– Он никогда не узнает о пари, – весело объявила она, – а если не желает, чтобы я показывалась на людях, может… может отослать меня обратно в Моршем! Или дать развод!

Весело напевая, она пересекла холл и стала подниматься по лестнице. Придется потерпеть, но всего через два месяца она получит выигрыш, станет, по меркам Моршема, богатой женщиной и наконец-то навсегда избавится от Джордана Таунсенда. Не менее восхитительным было сознание того, что она заработала деньги собственным умом и для Джордана навсегда останется загадкой, каким образом она их раздобыла.


Джордан, как раз в эту минуту провожавший гостей, остановился на пороге кабинета и обернулся, наблюдая за женой, беспечно взбегавшей по лестнице. Легкая улыбка коснулась его губ. Только сейчас он услышал, какой красивый у нее голос. Просто чудесный. И бедра так маняще покачиваются… Неотразимо маняще.


Уверенность, служившая источником радости и поддержки весь день, не покидала Александру и теперь. Она стояла перед туалетным столиком, неотрывно глядя на часы. Полтора часа назад она слышала, как Джордан вошел в свою спальню и, отдавая приказания камердинеру, упомянул, что собирается ехать в «Уайтс». После его отъезда прошло двадцать пять минут.

«Уайтс» совсем недалеко от особняка Линдуорти, и вряд ли стоит рисковать на тот случай, если Джордан вдруг задержится внизу или их пути пересекутся. Лучше уж дать ему побольше времени и убедиться, что он приехал в клуб, прежде чем отправляться самой на бал.

Решив, что наконец можно ехать, Алекс повернулась к горничной, француженке средних лет, нанятой для нее герцогиней.

– Надеюсь, я сносно выгляжу, Мари? – весело спросила она, прекрасно зная, что никогда еще не была такой красивой.

– Они просто онемеют, ваша светлость, – улыбаясь, объявила Мари.

– Именно этого я и боюсь, – с сожалением хмыкнула Александра, в последний раз оглядывая в зеркало великолепный туалет из лимонно-желтого шифона, собранный на плечах крохотными складочками, пересекающими грудь по диагонали и образующими смелое глубокое декольте, из которого соблазнительно вздымались белоснежные полушария. Широкая полоса таких же горизонтальных складок обхватывала узкую талию, от которой водопадом струились прозрачные юбки. Туалет дополняли длинные перчатки; в ушах и на шее сверкали бриллианты. Блестящие волосы были уложены элегантным узлом на затылке и перевиты бриллиантовой нитью. Простая прическа оттеняла тонкие точеные черты лица, придавая Александре более взрослый вид, прекрасно подчеркивающий, однако, молодость и необычный покрой платья.

Захватив маленький, расшитый бисером ридикюль, Александра весело предупредила:

– Не стоит дожидаться меня, Мари. Я проведу ночь в доме подруги.

И хотя она покривила душой, однако все же не собиралась позволить Джордану Таунсенду снова овладеть ею и по крайней мере сегодня знала, как этого избежать.


«Уайтс», самый привилегированный и закрытый мужской клуб в Англии, выглядел в точности как полтора года назад. Однако, переступив порог величественного здания, Джордан мгновенно понял, что какие-то неуловимые перемены все же произошли.

Правда, обстановка была все той же: удобные кресла, расставленные вокруг низких столов, дабы джентльмены смогли отдохнуть и расслабиться, выиграв или проиграв в карты целое состояние. Большая книга, где записывались пари, – вещь, такая же священная для игроков, как Библия для методиста, – лежала на прежнем месте. Но сегодня вокруг нее толпилось куда больше людей, чем обычно.

– Хоторн! – воскликнул кто-то сердечно… пожалуй, чересчур сердечно, и мужчины, собравшиеся у книги, словно по команде, встрепенулись и устремились к нему.

– Счастлив, что вы вернулись, Хок! – объявил лорд Харли, энергично пожимая руку Джордана.

– Рады видеть вас, Хок, – добавил кто-то, и все друзья и знакомые наперебой спешили поздравить его с благополучным прибытием в лоно семьи и общества, с пылом, показавшимся Джордану несколько преувеличенным.

– Выпьете что-нибудь, Джордан? – мрачно предложил Джон Камден и, бесцеремонно схватив бокал мадеры с подноса проходившего мимо лакея, втиснул его в пальцы друга.

Полностью сбитый с толку и ошеломленный столь странным поведением, Джордан отдал мадеру лакею.

– Виски, – коротко велел он и, извинившись, направился к книге пари. – Каким вздором забивает себе голову молодежь в наши дни? – осведомился он. – На что ставят? Надеюсь, не на свиные бега, как в прошлый раз?

Однако перед ним мгновенно возникли шесть человек, загородив дорогу, и выстроились полукругом возле книги. Все шестеро одновременно разразились взволнованными тирадами:

– Странная погода сегодня… Должно быть, вам чертовски тяжело пришлось… Расскажите нам о… Как поживает лорд Энтони?.. Надеюсь, ваша бабушка здорова?

За спиной Джордана Джон Камден покачал головой, давая знать благородным джентльменам, что их усилия бесплодны, и компания сочувствующих мужей в смущении расступилась.

– Моя бабушка здорова, Харли, – отозвался Джордан, шагнув к книге. – Как, впрочем, и Тони.

Опершись о спинку стула, он слегка наклонился вперед, быстро переворачивая страницы. Азартные игроки, как всегда, спорили обо всем – начиная с даты следующего снегопада до точного веса первенца старого Баскома.

Джордан с отвращением отметил, что восемь месяцев назад лорд Торнтон поставил тысячу фунтов на то, что его молодой друг граф Стенли сляжет в постель с желудочным недомоганием через два месяца, двадцатого декабря. Девятнадцатого декабря Торнтон побился об заклад на сто фунтов, что Стенли не сможет съесть две дюжины яблок в один присест. Стенли выиграл. Но на следующий день был вынужден выложить Торнтону тысячу фунтов. Джордан покачал головой и сухо заметил:

– Вижу, Стенли за это время ничуть не поумнел. Подобные замечания по поводу безрассудств молодежи были весьма традиционными среди умудренных жизнью членов клуба. Так поступали их отцы, деды и прадеды. Раньше друзья в ответ на реплику Джордана рассказали бы десятки других, не менее забавных историй или напомнили бы о его бесшабашных проделках.

Недоуменно покосившись на джентльменов, Джордан вновь обратился к книге. В клубе воцарилась мертвая тишина, и даже игроки отложили карты, чего-то выжидая. Минуту спустя Джордан посчитал, что обнаружил истинную причину столь странного поведения – страницы за май и июнь были заполнены условиями лишь одного пари: кто из поклонников леди Александры Таунсенд окажется счастливее остальных и получит руку недоступной дамы.

Раздраженный, но не удивленный, Джордан перевернул листок. На этот раз почти все члены клуба бились об заклад, повяжет ли леди Александра ленту на рукав мужа в день Королевских скачек.

Лениво проглядывая список имен, Джордан выяснил, что стал поистине фаворитом, хотя были и такие, кто не верил в него. Только сегодня Карстерз поставил тысячу фунтов! Впрочем, и неудивительно. Следующая ставка тоже против… большая, хотя весьма странная сумма – две тысячи семнадцать фунтов и два шиллинга, гарантированные Карстерзом и помещенные от имени…

До этого момента Джордан не подозревал, что такое настоящая ярость, неукротимая и первобытная, кровожадная и слепящая, когда в мозгу остается одна мысль, одна настоятельная потребность – убивать.

Пролетело несколько напряженных мгновений, прежде чем он сумел взять себя в руки и выпрямиться.

– Прошу простить, джентльмены, – зловеще-мягко процедил он. – Я только сейчас вспомнил, что должен быть в другом месте. – И, ни на кого не взглянув, быстро вышел.

Шестеро джентльменов, по-прежнему стоявших у книги, обменялись беспомощными взглядами.

– Он собирается разыскать Карстерза, – мрачно предсказал Джон Камден, и остальные молча кивнули.

Но они ошиблись. – Домой! – рявкнул Джордан, бросившись на сиденье экипажа.

К тому времени как карета остановилась перед домом номер три по Аппер-Брук-стрит, Джордан уже пребывал в состоянии убийственного спокойствия и успел продумать несколько весьма эффективных способов преподать своей возмутительно своевольной, заблудшей жене давно заслуженный незабываемый урок.

Он в жизни не поднимал руку на женщину, но сейчас со злорадным удовлетворением представлял, как входит в комнату Александры, перекидывает ее через колено, берет в руки трость и трудится со всем усердием, так чтобы она неделю не смогла сесть. Вполне подходящее наказание за столь ребяческую демонстрацию публичного неповиновения!

Ну а потом он швырнет ее на кровать и заставит выполнять данное Господом предназначение!

Возможно, что в своем нынешнем настроении Джордан так и поступил бы. Однако когда он, промчавшись мимо Хиггинса, устремился к лестнице, дворецкий уведомил его светлость, что Александры нет дома.

Минуту назад Джордан мог поклясться, что разозлить его больше уже невозможно. Но известие о том, что Александра и не подумала покориться его приказу и остаться дома, заставило кровь закипеть в жилах.

– Немедленно приведите ее горничную, – велел Джордан голосом, от которого Хиггинс на мгновение прижался к стене, прежде чем помчаться выполнять распоряжение.

Через пять минут, в половине одиннадцатого, карета Джордана вновь отъехала от дома.


А в этот миг дворецкий Линдуорти громко объявил о прибытии герцогини Хоторн.

Подчеркнуто не обращая внимания на поворачивающиеся головы и испытующие взгляды, Александра грациозно спустилась по мраморной лестнице. Она никогда еще не осмеливалась появиться в столь смелом туалете, но он идеально подходил ее настроению – Алекс чувствовала себя восхитительно-дерзкой и независимой.

На середине лестницы она небрежно оглядела бальную залу в поисках Родди, Мелани или вдовствующей герцогини. Первой ей на глаза попалась герцогиня, стоявшая в окружении престарелых друзей, и Александра направилась к ней – сияющее воплощение юности и красоты; глаза сверкают ярче бриллиантов, голова высоко поднята. Лишь иногда она останавливалась, чтобы величественно кивнуть знакомым.

– Добрый вечер, дорогая мадам, – весело приветствовала Александра, прикасаясь губами к пергаментной щеке герцогини.

– Вижу, вы в прекрасном настроении, дитя мое, – откликнулась ее светлость, расплываясь в улыбке и сжимая руки Александры. – Я также счастлива видеть, что Хоторн принял близко к сердцу мой мудрый совет и отменил свой омерзительно грубый приказ, запрещающий вам показываться в обществе.

Александра с лукавой улыбкой опустилась в низком почтительном безупречном реверансе и задорно объявила:

– Нет, мадам, не отменил.

– Вы хотите сказать…

– Совершенно верно!

– Вот как!

Поскольку Александра знала отношение герцогини к супружеским обязанностям, эта весьма обескураживающая реакция отнюдь не омрачила ее настроения. Говоря по правде, сегодня вряд ли что-нибудь могло ее расстроить. Однако все оказалось не так. Около нее появилась Мелани, по всей видимости охваченная паникой.

– О, Алекс, как вы отважились на такое! – выпалила она, слишком взволнованная, чтобы обратить внимание на стоявшую рядом герцогиню. – В Лондоне не осталось ни одного мужа, который не выразил бы желания свернуть вам шею, включая и моего. Вы зашли чересчур далеко. И не можете…

– О чем вы? – перебила Александра, но сердце уже тревожно заколотилось: ее обычно невозмутимая подруга никогда не выглядела столь безумно расстроенной.

– Я говорю о пари от вашего имени, которое вы заставили Родди заключить сегодня! Оно записано в книге «Уайтс-клуба», и все об этом знают!

– На мое имя? – в ужасе охнула Александра. – Не может быть! Он не посмеет…

– Какое пари? – строго осведомилась герцогиня.

– Еще как посмел! И все в зале знают об этом!

– Господи Боже, – слабо пролепетала Александра.

– Какое пари? – угрожающе повторила герцогиня. Слишком потрясенная и злая, чтобы ответить, Александра предоставила это Мелани, а сама, подхватив юбки, обернулась в поисках Родди. Но увидела только десятки выжидающих недружелюбных лиц.

Заметив наконец Родди, Алекс, изнемогая от боли и гнева, преградила ему дорогу.

– Александра, любовь моя, – улыбнулся он, – да вы выглядите куда великолепнее, чем…

Он потянулся к ее руке, но Алекс поспешно отстранилась, обвиняюще глядя на него.

– Как вы могли поступить со мной так? – с горечью пробормотала она. – Как могли записать это пари в какой-то книге, да еще и упомянуть мое имя?!

Второй раз на ее памяти Родди Карстерз на секунду потерял самообладание и не сумел сохранить на лице вежливо-язвительную маску.